Хрупкая осень

Хрупкая осень

***

Даже в самых больших и шумных мегаполисах есть места, где люди могут от души насладиться свежим ветерком, шелестом листвы, мягкой зелёной травкой. Между деревьев бегают дети, заливисто смеясь и щебеча, вторя птицам. Их родители сидят на лавочках или неспешно прогуливаются по аллеям. Влюблённые идут по дорожкам, не видя ничего, кроме глаз второй половинки. Их улыбки сияют едва ли не ярче солнца.

В глубине парка стоит оплетённая диким виноградом круглая деревянная беседка. На ажурных перилах сидит Художник с вдохновенным лицом. Он рисует на холсте, нанося мазки тёплых цветов, желая запечатлеть светлую картину. Он улыбается, отбрасывая со лба длинные каштановые пряди. Длинный старенький плащ подметает землю, а пальцы испачканы краской. Голубые ясные глаза наблюдательно подмечают каждую деталь.

Вот бредёт понуро красивая девушка. Золотистые волосы, в которых запутались солнечные лучи, изумрудные глаза, полные губы, мягкие черты лица, изящная фигурка. Синее платье трепет ветер. Она идёт, погружённая в свои мысли. И никто не замечает её печали.

Её цвета - солнечные, яркие. Чуть потускневшие из-за грусти. Но вот бежит следом за ней рыжеволосый парень, подхватывает на руки, кружит, заставляя вскрикивать и смеяться, шепча и выкрикивая романтичные глупости. Да, вот теперь солнце сияет с новой силой. Художник одобрительно кивает, провожая парочку взглядом. Он мог бы рассказать девушке, отчего ей стало так больно при мысли, что она осталась одна, но зачем тревожить полное чувств сердце?

Звонко тявкает щенок, смотря на людей жалобными глазами. Маленькая девочка с забавными косичками приседает рядом с ним. Обхватывает ручонками, прижимает к груди, бежит к матери, показывает находку. Вероятно, просит забрать домой. Её цвета - светло-зелёные, совсем юные. А мама - шелковистого сиреневого цвета, цвета милосердия. Она кивает, трепет по голове щеночка, и тот отзывается радостным лаем. 

Художник рад, что она всё так же добра ко всем, будь то ребёнок, или же животное. И её улыбка не изменилась с течением времени. Её цвета и цвета её приёмной дочери вплетаются в картину.

Внезапно громкий вой разрывает мирную картину. Группа молодых людей на мотоциклах въезжает в парк, проносится мимо людей. Хохоча во всё горло, они летят безо всяких крыльев. Только один из них, тот, у кого весь мотоцикл разукрашен изображениями перьев, останавливается рядом с Художником. 

- Есть закурить, отец? - несколько развязно спрашивает Байкер.

- Не курю, - спокойно отвечает Художник.

Байкер немного тушуется. Затем с любопытством заглядывает через плечо. Чуть прищурился, сравнивая оригинал с картиной.

- А что, красиво, - широко улыбнувшись, заявляет он. - Отец, ты тут каждый день, да? Я завтра с девушкой своей подкачу, нарисуешь её портрет, лады?

Художник кивает, соглашаясь. И Байкер уносится прочь.

Художник никогда не скажет ему, почему его так тянет к тематике крыльев и небес. Ведь отныне его удел - дорога, мотоцикл, свобода от предрассудков. Его цвет - стально-серый, цвет его свободы. 

Пожилые, порядочные бабушки с осуждением качают головой, глядя на группу готов, проходящих мимо. Они не смеются и лишь тихо переговариваются с непонятными усмешками. По-своему интересные дети. Они желают оставаться в своих меланхоличных снах, где вечные сумерки и Барон Самди правит бал. Где можно расправить тяжёлые чёрные крылья, взмахнуть сверкающим клинком и станцевать смертоносный вальс на краю рука об руку с демонами.

Возможно, они противятся свету, но чёрные солнца их душ по-своему освещают мир. Они просто видят немного иначе и чувствуют немного не так, как надо. Они восстают против выхолощенных устоев и правил, разрушают рамки и пределы. Художник иногда даже восхищался ими. Не только готами, но и прочими неформалами. Именно в этом бунтарстве и было то, истинное, невечное и человечное.

Идущая с краю девушка в длинном пышном платье, с туго затянутым корсетом, красноволосая и бледнокожая, как и её друзья, обернулась и взглянула прямо в глаза Художнику. Девочка-Гот приподняла уголки губ в лёгкой полу-улыбке. Она его узнала. Он её - тоже. Она, как и он, ничего не забыла. Она предпочла вечную тьму и мрачный сон яркому солнцу. Это то, что она полюбила здесь. То, ради чего порвала с прошлым. 

И пусть иные скажут, что она предательница и желает зла, это неважно. Девочка-Гот будет идти по своей дороге, освещённой убывающей луной, будет вдыхать воздух, отравленный запахом умирающих цветов, будет оплакивать с улыбкой на губах последнюю осень мира и нежно касаться руками, затянутыми в шёлковые чёрные перчатки, щёк уснувших навеки братьев и сестёр.

Художник с уважением склонил голову. Это её выбор и её путь. И он по-своему достоин уважения. Хотя бы потому, что Девочка-Гот никогда его не оставит и будет идти даже если лишится всего самого дорогого, что имеет. 

Её чёрно-красные цвета займут свои места в картине. Тень тоже нужна, без неё не видно света. 

Напоенный ароматами осени медовый воздух сменился хрустальной свежестью. Что-то мягко стукнуло по крыше беседки, легко спустилось на землю. Невидимая никому, кроме Художника, девочка с белоснежными крылами в белом платье стояла босиком и улыбалась.

- Что ты рисуешь? - Ангел подошла ближе.

- Осень. Мир. Людей.

- Зачем?

Художник молча пожал плечами. Какой смысл объяснять Ангелу, не ведающему человеческих чувств, невинному, невежественному, что значит это простое: "Захотелось"?

- А почему ты ушёл?

- Тебе так хочется узнать ответ?

- Давно хотела понять. Объясни мне, зачем ты променял небеса и крылья на эту землю и на этот мольберт?

Странный разговор, который не услышит никто.

- Милый мой маленький Ангел, ты вряд ли поймёшь.

- А ты объясни. Почему ты... нет, почему все вы решили уйти?

- Знаешь, люди очень интересны. Быть человеком интересно. И этот мир - он прекрасен.

- Но люди бывают ужасны. Они приземлённые, ни во что не верят, ни к чему не стремятся.

- Верно, есть такие. И ради них любовь обратится равнодушием, и небеса потухнут. Эта осень - она последняя. Я очень хочу запечатлеть её на холсте и в сердце своём. А люди... Среди них есть те, кто всё ещё умеет мечтать. Пусть мечты некоторых лишь приближают конец, а души преисполнены горечью, но в сердцах их нет лжи и лицемерия, нет трусливого равнодушия и ограничений. Эти люди будут петь, срывая голоса, и танцевать, сбивая ноги в кровь, назло Небесам, назло Преисподней. Они будут воспевать Ночь и Армагеддон. Они те, кто будут после этого человечества. Бренная их оболочка разорвётся, как кокон бабочки, и антрацитовые крылья вознесут их к небесам. 

Художник улыбнулся. Его глаза сияли. 

- Пока не настал этот час, я хочу пожить среди обычных людей. И вдоволь насладиться их уделом. И все остальные пришли сюда за тем же. Просто не все из них захотели помнить своё прошлое. Они сейчас - обычные люди со странными снами и мечтами.

- Вы тоскуете по своим крыльям, - прошептала Ангел, запрокинув голову вверх, к небу.

- Иногда - да. Но, знаешь, летать можно и без крыльев. 

- Например?

- Свобода, семейное тепло, любовь - эти чувства окрыляют даже самых бескрылых. Хочешь понять лучше? Тогда отрежь свои крылья, они мешают понять. Иди к ним - нелогичным, приземлённым, равнодушным, лживым, милосердным, ранимым, жестоким, безжалостным и слабым. Найди тех, кто будут после, или останься с теми, кто может погибнуть. Пойми удел смертных. И тогда осознаешь ты, вкусившая вечность и счастье Рая и принявшая горькую участь падших, что есть мироздание и смысл бытия.

Художник собрал кисти, спрятал краски, сложил мольберт. Картина незакончена - не страшно, он продолжит завтра. Времени хватит, пусть оно и ограничено.

Ангел осталась стоять и смотреть в небо.

- Крылья мешают - отрежь их? - задумчиво промолвила она, и улыбнулась.

Кружатся в воздухе падающие листья золотисто-охряных цветов. Дети смеются, и смех их подобен перезвону серебряных колокольчиков. Они ещё не знают, что это последняя осень. Не знают, как хрупка эта красота, и как недолговечна. Но ведь в этом вся прелесть, верно? 

Пусть, пусть всё скоро закончится. Стоит насладиться этими утекающими, как вода меж пальцами, мгновениями невечного. 

Ангел взмахнула крыльями, прощаясь с чувством полёта. 

Но ведь летать можно и без крыльев, верно?..