Землянка для межмировых стражей

Пролог.

– Мира, быстрее! – мой голос звучал хрипло, почти надрывно, перекрывая оглушительный шум. Моя сестра-двойняшка Мира оставалась невозмутимо спокойной, решив, что это очередные учения. Она стояла посреди коридора, набивая рюкзак вещами, словно собиралась на пикник, а не спасалась от катастрофы. Только когда тряска, пронзившая корабль до основания, столкнула ее с ног, она поняла серьезность ситуации.

В рюкзак, помимо необходимых вещей, она судорожно засовывала все, что для нас значило многое. Наш семейный фотоальбом. Желтый от времени, с фотографиями родителей. И старого плюшевого медведя. Единственные остатки нашего прошлого, кроме воспоминаний, уже тускнеющих от времени. Медвежонок, изрядно потрепанный, был для Миры не просто игрушкой – он был воплощением утраченного добра, символом беспечного детства и наших погибших родителей. Это была последняя игрушка, которую они ей подарили.

Я попыталась объяснить ей, что сейчас не время для сантиментов, что нужно бежать, спасая жизнь, что медвежонок подождет. Но Мира не слышала, застигнутая паникой, не видя ничего, кроме своей игрушки. Коридор опустел, мы же остались один на один с грохочущим кораблем и неизбежной гибелью. В попытке ускорить процесс я резко дернула сестру, рюкзак расстегнулся, медвежонок выпал. Мира бросилась назад за ним.

– Брось его, Мира! Время уходит! – крикнула я, но мои слова тонули в реве сирены и грохоте рушащихся конструкций.

Слезы застилали ей глаза, лицо исказила паника, она вцепилась в медведя, как в спасательный круг. Я понимала ее отчаяние, ее нежелание расставаться с последней связью с родителями, с ее детством. В этот момент я осознала, как важна для человека привязанность к вещам, символизирующим его прошлое. Это был не просто плюшевый медведь – это была память, утешение, часть её сущности. Поэтому, не настаивая более, я сама подхватила медведя, успокаивая сестру. – Бежим! Я тебе его потом отдам! – я искренне надеялась, что это “потом” наступит.

Мы мчались по коридору, уворачиваясь от предметов, летящих во всех направлениях, избегая столкновений с членами экипажа, которые в панике метались по кораблю. Каждое содрогание корабля грозило смертью. Звуки взрывов стали чаще, воздух наполнился дымом и запахом горелой пластмассы. Система пожарной безопасности давала сбои, мигающие красные огни добавляли ужаса в эту и без того кошмарную картину. На стенах появились трещины, из которых вырывались струи пара и плазмы. Чувство беспомощности давило с невероятной силой.

Наконец мы выскочили на спасательную площадку. Перед нами располагались спасательные капсулы – последняя надежда на спасение. Но на площадке была неразбериха: гуманоиды толкались, пытаясь занять место в капсулах, кричали, плакали. Корабль стонал и дрожал, словно гигантский распоротый зверь. Ещё несколько секунд – и он разлетится на куски. В какой-то момент нас разделила толпа и понесла потоком к разным капсулам.

– Мира, не волнуйся, все будет хорошо! – прокричала я что было сил в надежде, что сестра меня услышит. – Мы встретимся, когда нас спасут.

– Кира-а-а-а-а! – кричала сестра, подхваченная потоком гуманоидов.

Я пытаюсь добраться до нее, но ничего не выходит. Меня отбрасывает в сторону, я ударяюсь головой и лишь ощущаю, как кто-то поднял меня на руки и засунул в одну из спасательных капсул-семечек. Я что-то пыталась сказать, даже порывалась освободиться, но меня пристегнули ремнями. И не в силах освободиться, я провалилась в темноту.