Открытое письмо господину Даумантас
Наткнулась в сети на пост кого-то под ником Даумантас. Он, не скрывая своего юношеского восторга, опубликовал мою эротическую сцену из романа «Офисное кресло и вуду-жаба».
https://lit-era.com/book/ofisnoe-kreslo-i-vudu-zhaba-b10517
Ах, г. Даумантас, я тронута… Ну, вы меня прямо захвалили… А ведь я всего лишь последовательница В. Набокова, у которого в «Лолите», в сцене «Я должен ступать осторожно», нет ни слова про «это самое». И вы пропустили мой пост о Д. Быкове, который считает, что настоящая эротическая сцена должна быть написана метафорически, потому что буквализм в этом вопросе – это удел литературы в мягких обложках.
Не хочу регистрироваться на вашей платформе – недосуг, извините – поэтому пишу вам здесь. (Вы же сами сказали, что в блогах ЛЭ сидите.)
У меня к вам есть две просьбы:
- Добавьте, пожалуйста, в свой пост ссылку на мой роман. Если вы несёте моё творчество в массы – несите со ссылкой. А то как-то несолидно получается, по-детски.
- Всё время повторяйте фразу из таблички музея Прадо (Мадрид): «Бережно относитесь к тому, что вам непонятно. Это может оказаться произведением искусства».
И специально для вас повторяю свою эротическую сцену «Я не хочу опять на кровати». Вы её, видимо, пропустили, но вам должно понравиться.
****
– Я не хочу опять на кровати, – сказала жена.
– А где ты хочешь, моя королева? – с готовность спросил он, останавливаясь.
Она задумалась и, наконец, произнесла:
– Я хочу под пальмой…
Муж зашептал ей жарко в ухо, в шею, в щёку, сразу вспыхнувшую огнём от его дыхания:
– О! Я тоже хочу под пальмой, сеньорита… Но мне надо снять свои…
Он умолк, потом добавил лукаво:
– Свои сомбреро…
– Я помогу вам, кабальеро, – ответила она и положила руки ему на грудь.
– О! Сеньорита! – простонал он. – Ваши руки… Ваши руки пахнут цветком кактуса…
– Да, кабальеро. Это духи «Опунция», – она хихикнула, медленно передвинула ладони ниже и, расстегнув молнию на его шортах, сказала о поющих во дворе: – Они всё вопят…
– О, это койоты, они сейчас уйдут, – пробормотал он, избавляясь от одежды, и добавил пылко, вздёргивая кверху подол её халатика: – Вы так же прекрасна, как эта ночь, сеньорита…
Она глянула в сторону комнаты детей, а он уже увлекал, уже тянул её на балкон, где была луна, а ветер колыхал макушки растущих вровень с балконом пальм, и те жёстко бились растрёпанными листьями.
И вот на неё пахнуло зноем тропической ночи, и сердце дёрнулось, стукнуло и заколотилось в ритме джайва, и соски затвердели, когда сзади звякнули шпоры раз, потом второй и третий… А может, это были не шпоры, а гитарные струны, их призывные перезвоны, их бесстыдно рокочущее бормотание, а кабальеро за спиной стал мягко наступать на неё и отступать, отбивая ритм каблуками и ладонями… Он делал шаг «с носка», и бёдра и колени его поднимались на счёт «и», который приходился между основными счётами, а потом он и она акцентировали уже каждый чётный счёт, всё увеличивая и увеличивая скорость, влажно скользя в сумасшедшем, головокружительном джайве с его раскованными и непристойными движениями… И присутствие людей во дворе только усиливало возбуждение.
А в конце гитарные струны взорвались немыслимыми переборами, и все звуки понеслись куда-то вверх, вверх, к звёздному небу, отделяясь один от другого короткими паузами гулких пустот…
****
