Горан Драган из "Древней души"

Автор: Елена Амеличева / Добавлено: 22.09.19, 17:57:34

Идеальный мужчина вам в ленту, чтобы воскресенье удалось))) И отрывок о Горане Драгане из "Древней души")) https://litnet.com/ru/book/drevnyaya-dusha-b141895

Я – Горан Драган. Это имя вгоняет врагов в дрожь уже третью сотню лет. Но так было не всегда. Родители, чистокровные санклиты, обеспечили мне высокий статус в сообществе бессмертных с рождения. Статус, но не счастье. Моя мать Руфь любила Антуна Драгана, своего супруга, но он стал ее самым большим разочарованием, растоптав надежды и мечты, поломав жизнь. Так он поступал со всеми, всегда.
⠀
⠀ Самый известный санклит после прародителей санклитских кланов Якоба и Лилианы, детей Ангела Смерти от простой женщины. Великий Антун, собравший бессмертных воедино, он вернул им самоуважение и направил все силы на борьбу с Охотниками. Пролились реки крови, и в итоге наши враги пошли на попятную - было заключено перемирие. Весьма шаткое и условное, нам оно было более выгодно, чем Охотникам.
⠀
⠀ Именно в этот момент я появился на свет. Мать называла меня Дитя мира. Отца это злило, но по большому счету он не обращал внимания на второго сына, его сердцем безраздельно владел Януш – первенец. Рыжеволосый чистокровный санклит, брат и сам был словно огонь – опасный, безжалостный, жестокий. Он вырос именно таким, каким Антун хотел видеть наследника – своей точной копией. Януш ненавидел Охотников и презирал людей, считая их санклитским кормом, не думая, отнимал жизни, делая исключение лишь для красавиц – их он соблазнял, влюблял в себя.
⠀
⠀ Но целью моего брата было вовсе не плотское удовольствие. Род Драганов считался плодовитым, что вообще-то не характерно для санклитов, поэтому Янушу, что игрался с девицей, частенько удавалось обрюхатить свою жертву. Для девушки это был смертный приговор – она погибала и при выкидыше, и в случае попытки избавиться от ужасного плода, и неизбежно умирала при родах.
⠀
⠀ Одному господу ведомо, что за извращенное удовольствие брат находил в этом. Антун лишь смеялся, когда появлялся еще один внук или внучка, и отправлял к кормилице-санклитке, которых было много в деревнях на землях вокруг нашего замка. Сейчас ни одного из них, насколько мне известно, в живых не осталось – перебили Охотники.

Учитывая жестокий нрав, что передавался племянникам по наследству, это к лучшему – они причинили много зла. Януш тоже был убит – отцом одной из погубленных девушек. Ее сестра заманила его в ловушку на сеновал, где уже ждали крестьяне. Скорбящий отец вогнал кинжал с костью чистокровки в грудь моего брата, и тот умер, успев все же многих из напавших утащить с собой на тот свет. Антун был безутешен. В отместку он уничтожил ту деревню, не оставил в живых никого, лично отняв у каждого из жителей жизнь. Но удовлетворения это ему не принесло. Тело Януша отнесли в родовой склеп Драганов, отец не выходил оттуда неделю. Все, кто пытался поговорить с ним, были убиты. Прошла еще неделя и туда собралась идти моя мать.

Я умолял ее не делать этого, но безудержные рыдания подростка ее не убедили. Она крепко обняла меня и сказала, что должна это сделать. Лишь став взрослым, я понял, что Руфь приняла любовь к Антуну как свой крест, и безропотно несла его, пытаясь сделать мужа мягче, добрее, милосерднее.

По иронии судьбы это значило сделать его человечнее – а людей он презирал, равно как и любую слабину в себе и окружающих. Я проводил мать до склепа и остался стоять недалеко от кованой двери с фамильными вензелями. Руфь вновь прижала меня к себе, улыбнулась и вошла внутрь.

Очень долго было тихо. Я прислушивался к этой зловещей тишине, представляя бездыханное тело матери, распростертое у ног отца. Солнце село, по земле уже ползли щупальца тумана, холод пробирался под камзол, но к нему мне было не привыкать – отец не жаловал неженок, в комнатах сыновей камин разжигали только в лютые морозы, а в остальное время года не дозволялось даже укрываться одеялом. И зимой мы занимались утренними упражнениями босоногими и с обнаженным торсом.

Решив, что неизвестность хуже смерти, я подошел к двери в склеп. Она оказалась приоткрыта. Заглянув в щель, я не поверил глазам – отец стоял перед матерью на коленях и рыдал – взахлеб, сотрясаясь всем телом, воя и скрежеща зубами. Руки прижимали ее к себе, цеплялись за нее, словно мраморная плита пола всасывала его в себя, изгоняя из привычной жизни, отнимая силы и желание жить. Руфь гладила его по голове, закрыв глаза, из которых по лицу текли слезы.

Я вернулся в замок и стоял у окна, пока не увидел их. Сгорбленные, словно древние старики, прижатые одним горем на двоих к земле, они медленно брели во тьме, которую холодным мертвенным светом подсвечивала луна. Следующим утром моя жизнь изменилась навсегда.