Рецензия на "Воспитание чувств" Гюстава Флобера
Роман Гюстава Флобера совмещает в себе туго переплетённые жизни людей с обстоятельствами их жизни. Читая его перестаёшь понимать, а есть ли разница между жизнью и обстоятельствами, из которых она вечно и состоит, может ли человек противостоять обществу и его требованиям, которые формируют характер, ценности и приоритеты? «Воспитание чувств» говорит нам именно об этом, о том, как чувства, подвластные влиянию извне, преломляются и делаются податливыми. Но, даже если они не изменяются, то проявить их и реализовать в полную силу становится невозможным в силу иных, перекрывающих собой других чувств. Меркантильность затмевает любовь, страх топит в себе отвагу, сомнения заглушают прежнюю уверенность, отзывчивость превращается в замкнутость, а вчерашнее расположение сменяется ненавистью.
События произведения врезаются в правление короля Франции Луи-Филиппа (1830-1848 гг.), лишь слегка выходя за его рамки. Тихое и безоблачное начало плавно переходит к очередной революции, и на фоне то мира и покоя, то кровавых боёв в Париже разворачиваются судьбы героев.
В самом начале романа главный герой, молодой человек Фредерик Моро, плывя на пароходе от богатого дядюшки домой, к матери (отец его давно мёртв), влюбляется с первого взгляда в незнакомку. Ему восемнадцать, и восторг, вызванный внезапным столкновением с прекрасным, так глубоко в нём укореняется, что превращается в долгое, длинною почти во всю жизнь, ощущение любви и привязанности. К сожалению, незнакомкой оказывается госпожа Мари Арну — жена господина Арну, богатого коммерсанта, ловкого торговца и хозяина газеты, который, тем не менее, предпочитает с людьми простое обращение, не держится высокомерно и с лёгкостью принимает Фредерика в свой круг. И юноша начинает лелеять мечту о сближении с его женой.
Большая часть романа по духу схожа с позднейшей «Любовью во время чумы» Габриэля Гарсии Маркеса: герой жаждет быть с женщиной, ему недоступной, и хотя смутное ощущение взаимной симпатии скользит тут и там, её моральные стремления, её нравственная высота и чистота не дают ничему совершиться, и за этим ожиданием ответной любви идут годы. Как и герой Маркеса, Фредерик начинает меняться, теряя невинность юности делается развращённым обществом светским человеком. Если вначале в его мыслях только благородное:
«Любовь — это духовная пища и как бы атмосфера таланта. Необычайные чувства порождают высокие творения»
То после, ближе к концу мы видим, как Фредерик:
«…подумал: "Какой же я мерзавец!" — в душе восхищаясь своей испорченностью»
Тема развращаемого и развратившегося молодого человека вечна в прозе. До этого она возникала в Онегине и Печорине, после появится в Дориане Грее и ему подобных. Но если тогда, во времена создания Фредерика Моро, такие персонажи писались как назидательные, призывающими задуматься над истинными ценностями, пороками и смыслами, позже они станут романтическими героями, несущими не страдание, а счастье своим избранницам. В литературе XXI века можно видеть лейтмотивом беллетристики надменного, порочного и жестокого героя, ставшего образцом и идеалом женских фантазий. Победа материалистической мысли обернула демонологию души радостью от финансовых благополучия и стабильности, не столь важно стало нравственное содержимое героя, сколько его способность удовлетворить плотские потребности.
Конечно, Фредерика меняет в первую очень безответная любовь. Он весь подвержен ей, как тяжёлой хронической болезни. Его мысли постоянно возвращаются к госпоже Арну, вертятся вокруг неё. Гюстав Флобер будто объединяет их в неразрывное:
«…глубокие чувства похожи на порядочных женщин: они страшатся, что их разгадают, и проходят по жизни с опущенными глазами».
То есть, глубокая любовь Фредерика завязана на порядочности возлюбленной, подобна ей. Она робкая и держащаяся в тени, не желающая выбираться из своей раковины, чтобы не быть осквернённой, обиженной. На этой робости выстраивается и характер Фредерика. Он бывает инертен до крайности, ни в чём не уверен до конца, кроме своих чувств, но при этом и их проявить не может, потому что не уверен в результате, необходимости, способах проявления:
«Фредерик считал себя добродетельным, или, вернее, хотел в это верить, чтобы оправдать своё удивительное малодушие»
Превосходное описание молодого и ещё не состоявшегося юноши! Он хотел верить, оправдывал свою стеснительность, нерешительность и некоторую леность добродетелью. «Не получив того, чего хотел, сделал вид, что хотел того, что получил» - можно было бы сказать о нём. Муж госпожи Арну оказывается ей не верен и, хотя уважает и ценит свою жену, зная её порядочность и почти святость, постоянно увлекается женщинами, отсутствует, не имеет ничего против, чтобы вчерашний студент дружил с его супругой. Но даже несмотря на это попустительство Фредерик не в силах добиться любви. Он смотрит на образ жизни уже бывалых мужчин, в том числе и господина Арну, но нигде не видно открытого осуждения. Напротив, завидует он чаще, чем осуждает. Хочет чего-то подобного, но, каждый раз, в основном из мести за отверженность. Каждый раз, когда он не получает ответа от госпожи Арну на свои намёки и попытки, он сокрушается, ненавидит её, пытается окунуться в омут с головой. Помимо этого на него оказывает давление мать, напоминающая о положении в жизни, что надо чего-то достичь, хотя бы и удачным браком. Вокруг него друзья и знакомые, вечно чем-то недовольные, желающие перемен, спорящие о чём-то. Фредерик — зависший между двух миров небогатый парень благородного происхождения. Он и не бедняк, хотя часто оказывается в их обществе, и не богач, хотя и в кругу богачей ему порой находится место. И там, и тут он пытается поддержать кого-то, кого-то поправить, как-то проявить себя, но не делает этого полностью, до конца, что, правда, чаще выручает его, держа вдали от неприятностей и политических дрязг. Персонаж Фредерика в этом напоминает персонаж Григория Мелехова, который метался между теми и этими, менял точку зрения, идеологию, приставал то к красным, то к белым, и всюду лез в первые ряды, чем обрушивал на себя и близких ему людей несчастья. Фредерик в этом плане выгодно отличается тем, что со своим выбором между тем и этим он редко что-либо предпринимает. Он бездеятелен, и тем безвреден. Если Мелехов утягивал за собой кого-то, зацеплял взрывным нравом и рубящими с плеча поступками, то у Фредерика скорее находят приют и утешение. Однако, вспоминая высказывание Ван Гога: "Чем больше человек любит, тем сильнее он хочет действовать: любовь, остающуюся только чувством, я никогда не назову подлинной любовью» — хочется задать вопрос, а была ли любовь Фредерика истинной? Да! Он при всяком удобном случае старался поддержать госпожу Арну, помогал её мужу, когда тот попадал в затруднительные положения, а он в них попадал периодически, то растратив деньги на женщин, то вложившись неудачно в очередное предприятие. Из удачливого коммерсанта он переходит в не очень успешного фабриканта, производителя фарфоровых изделий, дела с которыми не идут из-за неважного качества поделок, а потом доходит до мелкой торговли церковной утварью. Но его жена предано остаётся с ним и, даже признавшись, наконец, в чувствах молодому человеку, что он так же любим ею, как и она им, она не даёт им перейти к тому, что в XIX веке принято было считать большим грехом и нравственным падением.
Фредерик постепенно добивается расположения любовницы господина Арну, чтобы как-то соответствовать, получить хоть в чём-то то же самое. Да и ведь все вокруг имеют интимные встречи, заводят женщин, чем он хуже? Он готов жениться то на провинциальной наследнице, то на вдове крупного финансиста, чтобы отплатить возлюбленной за неутолённое чувство, взлететь в обществе и забыться в счастье, купленном за деньги. Он становится обычным повесой, но его чувства к Мари не проходят. Высшую степень холода его души открывает эпизод, когда умирает его маленький сын, рождённый любовницей. Ребёнок лежит неподалёку, над ним сокрушается безутешная мать, а Фредерик сидит в кресле и думает о том, как безвозвратно может потерять Мари, как она далеко, как недосягаема для него. Он разражается потоком слёз по ней, в то время как любовница принимает это за горе по сыну.
Все эти события красочно вписываются в революцию 1848 года, и помимо происходящего в жизни каждого героя, Флобер удивительно тонко и ярко передаёт общество своего времени, его противоречия. Он рисует как буржуазию:
«Большинство мужчин, находившихся здесь, служило по крайней мере четырём правительствам; они готовы были продать и Францию, и род человеческий, чтобы спасти своё богатство, избегнуть неудобства, затруднения, или просто подлости, из врождённого преклонения перед силой»
Так и простой народ:
«Они пожелали иметь своих депутатов, которые защищали бы только их интересы! Вроде того, как представители сахарозаводчиков только и хлопочут о сахарной свёкле! Довольно с меня мерзавцев, которые падают ниц то перед эшафотом Робеспьера, то перед императорским сапогом, то перед зонтиком Луи-Филиппа, — довольно с меня этой сволочи, преданной тому, кто заткнёт ей глотку хлебом! Все ещё кричат о продажности Талейрана и Мирабо, но ведь посыльный, что стоит там внизу, продал бы отечество за пятьдесят сантимов...»
Можно увидеть, что разницы в целом нет. Флобер был современником событий, о которых писал, поэтому изнутри, отлично знал настроения, разговоры, мысли. Он был моложе Карла Маркса на три года, а Фридриха Энгельса всего на год — на середину XIX века пришлось масштабное распространение социалистической мысли. Роман «Воспитание чувств» вышел примерно в те же годы, что и первый том «Капитала». Но несмотря на популярность социалистических идей, революционных настроений, в строках Гюстава Флобера скользит отрицание этого, осуждение, бессмысленность, он несомненно не хотел бы быть причастным ко всем этим массовым движениям. Почти про каждого персонажа, кто активно участвовал в политических перипетиях произведения, можно сказать сказанное об умершем господине Дамбрёзе:
«…сам был готов платить, лишь бы его купили»
Желание обогатиться, возвыситься, выделиться, получить то, что сейчас принадлежит другим. Зависть, как доминантный мотив революции. И это не взгляд в прошлое с высоты изученных результатов, это мнение современника. Флобер описывает, как наступили времена, когда слово «собственность» стало пошлым, преступным, непонятным, никто не знал, как его произносить, можно ли? Вчерашняя гордость и признак достатка делались меткой буржуа, которого следовало свергнуть. Состоятельные из страха переставали кичиться и убирали надменность подальше, толпа ругала эту «собственность», желая добраться до неё и заполучить в своё владение. «Собственность», в лучших традициях двойной морали, плоха, пока она собственность других, а когда своя собственная — становится хорошей. В век победившего капитализма, пронаблюдавшее крах социалистических систем человечество может только посмеяться над тем, что понятие собственности можно было осуждать и приговаривать к уничтожению. Даже знаменитый премьер-министр Сингапура Ли Куан Ю в своих воспоминаниях писал, что во времена формирования города-государства был выбор между капиталистами и коммунистами, между Западом и Востоком, США и СССР, но он понял, что люди усердно и добросовестно будут работать только ради того, что будет принадлежать им, защищать будут то, что принадлежит им, и отвержение частной собственности есть разрушение и общества, и государства.
Гюстав Флобер тоже видел то, чего не видели инициаторы революций, вечный закон любых революций и переворотов: ущемлённые бунтуют не ради равенства, а чтобы занять место ущемляющих их, чего и добиваются, создавая новый слой ущемлённых. В этом он, кажется, опередил предубеждение Мережковского против толпы. Дмитрий Сергеевич предвидел и боялся власти «хама», сброда и необразованной массы, состоящей из хамья и недалёких простаков, которые однажды займут места у власти и низведут культуру до ноля. Но в XIX веке «власть» народа, победа «демократии» были ещё новы, в них ещё верили (все, кто не был дальновидным, как Флобер или Мережковский), что тоже отражено в «Воспитании чувств» и развивается параллельно идеям Толстого, где-то в Российской Империи в то же время приходящего к восхвалению простой крестьянской жизни и необходимости всем вернуться к земле:
«…все превозносили деревню, ибо у неграмотного человека больше природного здравого смысла, чем у всех прочих. Ненависть так и кипела — ненависть к учителям начальной школы и к виноторговцам, к курсам философии, к лекциям по истории, к романам, красным жилетам, длинным бородам, ко всякой независимости, ко всякому проявлению индивидуальности…»
Как это странно резонирует с XXI веком! Индивидуальность презирают и ненавидят, а полтора столетия спустя превозносят и пропагандируют. Вечный маятник истории: центробежные силы сменяются центростремительными. Сначала ищут новые земли и открывают Америку, чтобы вырваться из человеческой цивилизации, а потом появляется Фромм с его «Бегством от свободы» и «свободные и независимые» готовы вступать в любые организации, кружки, сообщества, чтобы почувствовать себя частью чего-то.
В первой версии романа, которую Флобер писал более чем за пятнадцать лет до окончательной, его герой всё-таки получал близость со своей возлюбленной, уводил её у мужа, но заканчивал неким «толстовством» — возвращался в деревню. Однако по прошествии лет писатель изменил сюжет, и предпочёл оставить чувства платоническими, а воспевать деревню отказался. Промежуток между этими версиями — французская революция и жизненный опыт.
В романе «Воспитание чувств» отображаются стремления людей: противоречивые, необъяснимые, не осознаваемые самими стремящимися. Зачем, почему, что важнее? Ради чего стоит бороться? Смены правительства или любви? Сам Флобер нашёл для себя выход в искусстве, которому посвятил все свои дни. Прочитавший его роман «Воспитание чувств» читатель наверняка захочет найти и свой собственный ответ.
1 комментарий
Авторизуйтесь, чтобы оставлять комментарий
ВойтиСпасибо большое за рецензию. Прочитала с большим удовольствие и прикупила себе томик Флобера, чтобы ознакомится с этим произведением.
Удаление комментария
Вы действительно хотите удалить сообщение ?
Удалить ОтменаКомментарий будет удален безвозвратно.
Блокировка комментирования
Вы дейтсвительно хотите запретить возможность комментировать ?
Запретить Отмена