• Литнет
• Литературные блоги
• Раунд 13. Финал. Сыграй на флейте грома (18+)

Раунд 13. Финал. Сыграй на флейте грома (18+)

Дуэль должна закончиться в этом году. Пост для соавтора. Не обращайте внимания. С наступающим!
_____________________________________________________

  Одинокий падальщик кружил среди сгущенного призрачного натучия, готовясь к пиршеству. Он - единственный, кто отважился выползти из гнезда, пока чудовища сцепились в смертельной схватке. Кто знает, вдруг он следующий? Но чинук так не думал: пытливые глаза птицы выдали - погибнут оба. Две жизни рассекутся надвое, две смерти проснутся ночью, два крика пробьют небеса, уходя далеко в скалы, и  только полночь заглушит крик, блуждающий среди зеркал. Так мы уже мертвы, а наши отпечатки продолжают бодрствовать, не ведая, что им наступит конец. Всему наступит конец со временем, бессмысленно трепыхаться, жалко, глупо. Мы уже мертвы, но не знаем этого. Смеемся - мертвые. Предаемся трапезе - мертвые. Горланим песни о победе - мертвые. Встаем, идем на свой эшафот с гордым ликом, предвидя всё, что угодно, только не очевидное. И потом сетуем на судьбу.

      
   Громадный птицемуж бился над волчицею. Пар могучими струями выходил из ноздрей, клюв изрыгал такие же клубы с каждым вздохом, пар поднимался от перьев, уносимый поднявшимся ветром. Столько влаги выделял сам огромный птиц, что вряд ли небесам пред грозою дано сравниться с ним. По меньшей мере, за несколько часов до ливня. Копчиковая железа под хвостом исходила жиром, пудретки копили пыльцу, но ни времени, ни мыслишки распространить это добро по всему оперённому телу. Будет выживет - так и поступит. Но смерть... ооо, давно охотник не чуял ее так близко! Давно не жаждал ее так страстно! Свою ль, волчицыну - есть ли разница? Меж победой и поражением, меж торжеством и погибелью? Всю жизнь он считал это противоположным, но теперь, сотрясаясь от холода, усиленного влагой, вдруг понял.

                            
   Нусутх. Не имеет значения. Словесо, принятое на его второй родине. Что нам до вящей славы мирской, когда чья-то шерсть окропилася кровью, и дева с косой все ближе? Что нам торжество, когда хрипы возвестят - ты убийца? Что нам до хрипов противницы, когда пульсации в ноге все сильнее? Раны - словно барометр, наивернейший из всех существующих. И ярость, затмевавшая взор, малость поотступила. Мицар словно увидел себя со стороны, как во сне. И во сне бывает так больно? Бывает.

          
   Природа состоит из борьбы. Хищник и жертва, самцы и самка призом в противостоянии, дичь и падальщики. Смерть была частью цикла еще с начала времен. Что толку от смерти, коль она не даст жизнь? Но даже они, оставшись на этой арене, послужат кому-то пищей. Круг замкнется, бесконечный цикл продолжится на них самих. И благословенный дождь окропит их через много-много часов, смывая кровь со скорбных лиц. И огни, благословенные огни спустятся с неба, чтоб окружить их, пророчя скорбную вечность над землей.

  
   Но нет зверям вечности. Даже если в них теплится человеческий разум. Они - часть цикла, а значит, станут травой, проросшей под их разбитыми телами. Станут пыльцой, собираемой пчелами. Станут грозой, пролившей слезы над ними. Станут - собой, на самой заре веков и до скончания дней земных.

                                           
   "Нет!" - подумал охотник, и молния взорвалась под черепной коробкой. Осознав смерть, он осознал и цену жизни. Так готовый умереть доселе, так ждавший достойного противника, чтоб продать себя подороже. Всю жизнь длилось то ожидание, и наконец - встретил.
   В его глазах, осененных болью, светилось понимание. Его узрит волчица в свои последние минуты, захлебываясь кровью из пробитой трахеи. Охотник словно поднялся надо всем этим, его дух воспрянул, расправив крылья. Для чего он жил? Ради этой жестокой сечи?! Сейчас рождался новый смысл, новая цель клана птичьих. В год уходящего петуха, уступавший место могучему волку, сам "петух" не готов был уступать. Что его жизнь без смысла? Тоска. Что его жизнь со смыслом? Стрела, пущенная в цель. И он будет лететь, сколько потребуется. А потом клюнет мишень так сильно, как сможет... коль будет, чем клевать.

    
   В эти отчаянные мгновения крыла били что есть сил, все миг, два мига, мышцы потерпят, воля потерпит. Они барахтались в земле, перемешанной с кровью в однородную грязь. Из таких чародеи делают кровавых големов. И важно, чтобы жертва погибла только что, иначе не будет силен голем. Но никаким чародеям не дано сколдовать колдунство на их боли - Мицар сам всё выпил.
   Ни звука более - ни торжественных, ни мучительных. Свободная рука, уже надкушенная, ринулась наперерез лапе, что покушалась на его черепушку, отталкивая волчицу, пока она опускала пасть, рвясь вперед, к противнику. И к лапе, нанизавшей ее, словно вилка, усугубляя свою без того роковую долю. Кровотечение усилится, помогая охотнику добить зверицу. Мохнатая уже не боролась за жизнь. Она боролась за смерть. Не свою смерть.

   
   Нусутх. Мицар кружил духом над полем сражения, поднявшись мыслями над этим. Плевать, что его жаждут прикончить. Это больше не вызывало ярости. Это больше не вызывало ненависти. И не слепо - осмысленно он отбивался. Всего лишь миг, но мучительно важный в том поединке. Миг, ради которого все затевалось. Миг, прибитый к стене древней крепости - столь же жалких руинах, как их тела.
   У него - истерзана нога, перетянутая повязкой. Выхвачен кусь мяса из ладони, бока оцарапаны волчьими лапами, бьющими хаотично, пока он сам задней лапой углублялся в бок волчицы. Скользкие от грязи перья на голове несли следы крови - лапа могла пройти по ним вскользь, пока охотник отбивал ее, а может то и не его кровь?

                              
   Волчица щеголяла обездвиженной передней лапой и еще одной, подранной уже пару раз, и еще дважды, когда охотник от нее отбивался теперь, на земле. В боку Кимбер торчала задняя лапа охотника, подбираясь к кишочкам, в шее торчала лапа передняя, углубляясь. Могучая пасть опустилась, разевааясь на клюв Мицара, так и не оттолкнутая в полной мере. Ему удалось лишь дернуться и боднуть лапами, и тогда на его мире сомкнулась темнота, опутанная мокрой шерстью. Цепкие зубы - словно крючья.

   
  Благо охотник был выше Ким, тот ее толкал и дергался ввысь, волчица она перекусила пол-клюва, и часть осколков грозилась поразить гортань охотника, подобно кинжалам убийц. Много маленьких смертей в одной. Пугающий хруст, какого он не слышал доселе. Не такой, как ломаются кости, не такой, как вырываются куски мяса, и деформируется позвоночник в превращении. Нет, это был совсем иной звук в симфонии смерти. Он понял - Ким превратилась в бомбу замедленного действия, когтистую бомбу с лапами и слепой яростью.

                              
   Тогда он рванулся прочь, навстречу громам, вверх по стене, выдирая клочья Ким вместе с мясом. Оставляя в ее теле часть когтей. Противница уже хрипела, отвыв в последний раз. Кровь струилась и из его тела. Плевать, он - пущенная стрела. Он - кур, увядающий вместе с ушедшим годом. Наступает ее время, время клыков и воя, время шерсти и дикого рыка, впитого в полночь. Такой противницы, о которой можно лишь только мечтать. Той, что он искал всю жизнь.
   Уважение в грозовых очах северянина. Почет к той, что хорошо билась, отчаянно, захлёбисто, как только и стоит жить.