• Литнет
• Литературные блоги
• Гендерные архетипы в сказках

Гендерные архетипы в сказках

Зачастую наиболее читаемой и актуальной детской литературой на протяжении первых лет жизни человека и, безусловно, составляющей основу литературного образования в период детства, являются сказки – авторские и, в большей степени, народные. При этом на сегодняшний день аксиоматичным можно считать утверждение, что спонтанное, нерефлексируемое поведение отдельных индивидуумов, трансакции между ними в группе и целостные методики и стратегии поведения стран и народов подчиняются определенным культурным стереотипам, носителями и передатчиками которых как раз и могут быть и часто являются сказки. И именно в этой аксиоме находят свои корни многочисленные исследования сказочных сюжетов и мотивов – ведь сказки, во-первых, собственной формой побуждают к морализаторской этической их интерпретации, во-вторых, являются ярким примером многомерных сюжетных и поведенческих структур, знакомых практически каждому представителю отдельно взятой культуры, что создает иллюзию хорошего знания и понимания сюжетов, и, наконец, в-третьих, демонстрируют набор руководящих предписаний, определяющих дальнейшее мировидение индивида и навязывающих ему модели по-ведения [Люсин 2000: 88-89]. 

Роль сказок в становлении личности подчеркивает и Э. Берн, указывая, что именно в них ребенок постигает те ценности, нормы, роли и жизненные смыслы, которые впоследствии определят его жизненный путь [Берн 2008: 142-145]. С 5–7 лет ребенок начинает искать в сказке подходящий ему сюжет и героя – таким образом, оформляется «скелет» своеобразного жизненного сценария, в который входят следующие элементы: 
1) герой, на которого ребенок хочет быть похожим; 
2) злодей, который может стать примером, если ребенок найдет ему оправдание; 
3) сюжет как модель событий, дающая возможность переключения с од-ной фигуры на другую; 
4) перечень персонажей, мотивирующих приключения; 
5) набор этических стандартов, предписывающих, когда надо сердиться, обижаться, чувствовать себя виноватым, ощущать свою правоту или торжествовать [Берн 1997: 243].

Уже в дошкольном возрасте ребенок обладает механизмами идентификации с персонажем, которые позволяют ему не только принять позицию и точку зрения героя, оценить ситуацию, глядя на нее его глазами, но и действовать в воображаемых обстоятельствах. Таким образом, литература выступает одним из основных ориентиров в идентификационных процессах, предоставляя ребенку основу для обретения субъектности [Бездидько 2004]. Стало быть, важной задачей является анализ гендерных образов сказочных героев, если исходить из предположения, что эти герои могут послужить своеобразной моделью для подражания и оказать определенное влияние на формирование гендерной идентичности – ведь большинство образов героев традиционных народных сказок схематичны и стереотипны, а различия между «мужским» и «женским» проступают весьма отчетливо. Закономерно также предположить, как уже говорилось выше, что информация о гендерных нормах и стандартах, принятых в определенной культуре, находит свое отражение в детской литературе, передавая в зашифрованном, закодированном виде гендерные стереотипы, лежащие в основе процесса конструирования различий между полами, и способствуя их глубинному усвоению, что подтверждается также исследованиями М. Киммела, по мнению которого репрезентации сюжетов книг становятся существенным фактором в выстраивании ребенком собственных представлений о гендере [Киммел 2006]. <...>

Нами была выдвинута гипотеза, что гендерные стереотипы поведения в русской культуре претерпевают настолько медленный процесс изменения, вопреки активным влияниям со стороны социума и стремлению к унификации гендерных ролей, что архетипы мужественности и женственности, представленные в сюжетах произведений, лидирующих среди книг для детского чтения, можно с высокой долей вероятности считать базовой основой всех существующих и функционирующих в современном обществе гендерных стереотипов. <...>

В ходе исследования, проведенного С.В. Заевым на основе выборки, составившей около 70 как волшебных, так и бытовых сказок из сборника А.Н. Афанасьева «Народные русские сказки», а также былин и распространенных фольклорных сюжетов и авторских стилизаций было сформулировано по 4 мужских и 4 женских образа. В число этих образов вошли стереотипные персонажи русских сказок, наиболее часто встречающиеся в фольклорных текстах. Критериями описания образа стали имя персонажа, перечень основных положительных и отрицательных качеств и его краткая характеристика. Зооморфные образы С.В. Заевым не рассматривались. По результатам опросов были сделаны обобщающие выводы о наиболее распространенных положительных и поощряемых в сказке, а также наиболее порицаемых, показанных как нежелательные, мужских и женских качествах. Был сформирован некий обобщенный портрет, представляющий характерные для сказки мужские и женские роли.

Согласно результатам описанного исследования, мужчина в русской сказке, как правило, активен и является сюжетообразующей силой. Чаще поощряется во всех начинаниях. Наиболее ценимыми мужскими качествами выступают: сила, храбрость, удачливость, смекалка, щедрость и справедливость. Но есть и недостатки: жестокость, грубость, необязательность, а порою некоторая инфантильность. 

Женщина в русской сказке часто пассивна, выступает как жертва обстоятельств или же помогает мужчине советами, растит детей, ведет хозяйство, ждет мужа из похода или странствия, может выступать в качестве награды. Но встречаются и активные, самостоятельные персонажи, действующие относительно независимо. Как правило, наибольшую активность проявляют Царевны (в сказке обычно поощряются) и Ведьмы (в сказке обычно порицаются). Женщины чаще порицаются в сказках за различные проступки и отклонения от установленных поведенческих норм, нежели мужчины. 

Е. Здравомыслова предлагает классификацию сказок по типу субъекта с целью выяснить, кто – мужчина или женщина – является субъектом действия, какие функции они выполняют, как различаются испытания, через которые проходят герои разного пола, в какие властные отношения они вовлечены, как строятся гендерные отношения, в каких сферах деятельности участвуют мужчины и женщины [Здравомыслова 1998]. Русские народные сказки, согласно этой классификации, можно распределить по следующим гендерно обусловленным категориям: сказка с субъектом-героиней и сказка с субъектом-героем. 

Результатом проведенного исследования стал вывод о том, что большинство русских народных сказок демонстрируют базовый патриархатный стереотип, который представляет собой специфическую конструкцию психологических черт и поведенческих моделей и подразумевает четкое разделение мужской и женской сфер деятельности. 

Так, в большинстве сказок для женщин – положительных героинь – заявлены типичные занятия, связанные с ведением домашнего хозяйства, а для мужчин – деятельность вне дома, в общественной сфере. Этот гендерный стереотип предполагает в качестве положительных образов морально и физически сильного доминирующего мужчину и слабую, зависимую, пассивную женщину. Всячески порицаются авторитаризм хозяйки дома и слабость мужчины. Так, основные положительные мужские образы – Защитник, Добытчик, Воин. Женщине же непременно должны быть присущи красота, доброта, способность принести жертву во имя любви, сострадание, умение вести хозяйство. Метафорически обозначим основные стереотипы положительного женского поведения: Хранительница Очага, Мастерица, Красавица. <...>

Для выяснения базовой гендерной конфигурации важно рассмотреть также трактовку власти в соотношении между полами, воспроизводимую в популярных сказках. Исследование Е. Здравомысловой показало, что люди старшего поколения, независимо от пола, обладают большой властью в сказочном мире. Так, слово отца является законом, руководством к действию для детей. Предписывается почтение и уважение к пожилым людям. За ослушание старших герои наказываются. Часто старики и старухи выступают как помощники героев и дарители волшебных средств. Они – воплощение мудрости и знания жизни. 

Также необходимо остановиться на таких значимых персонажах русских сказок, как Баба-Яга и Кощей Бессмертный. Они встречаются в сказках с разными сюжетами и базовыми гендерными конфигурациями. Характерным атрибутом этих персонажей является обладание волшебной властью. Они обладают также и атрибутом пола, поэтому стоит кратко остановиться на их описании. 

Баба-Яга может быть злой и доброй во многом в зависимости от манеры, с которой обращаются с ней герои и героини. Правильное обращение – «Поклонилась ей девица низехонько, рассказала ей все скромнехонько» (Перышко Финиста Ясна Сокола 1978: 13) – вознаграждается помощью в испытаниях. Герои нуждаются в помощи Бабы-Яги, чтобы убить чудовище, найти или освободить невесту. Она снабжает героя волшебными предметами из женской сферы: зеркальцем, колечком, клубочком ниток. Баба-Яга – покровительница птиц, животных, растений, она определяет судьбу героев. Как считает Дж. Хаббс, Баба-Яга олицетворяет воплощение завершенного жизненного цикла женщины, она – Великая богиня природы, сочетающая в себе смерть и жизнь: «Она познала все: девственность, материнство и старость» [Hubbs 1988: 37]. 

Канонический мужской персонаж сказок, обладающий сверхсилой, – Кощей. В отличие от амбивалентной Бабы-Яги, Кощей всегда представлен как воплощение зла. Он никогда не жалеет героев и героинь, не помогает им. В конце сказки его всегда убивают, что подтверждает идею победы добра над злом. Образ Кощея больше подпадает под традиционное определение мужественности: он агрессивен и вероломен, ему присущ дух конкуренции и соревновательности, он дерзко покушается на чужих жен и невест, принуждая их к насильственному супружеству. Этот персонаж демонстрирует приверженность эволюционному принципу силы – «побеждает сильнейший». Он бросает вызов героям сказок. Кощей – это также искуситель, он провоцирует проявление у героев мужских качеств, навыков воина и защитника.

В сказочном повествовании два представителя власти – Кощей и Баба-Яга – вступают в косвенную борьбу, в случае если Баба-Яга представлена как положительный персонаж, помогающий герою. Это борьба социальной иерархии, которую возглавляет Кощей, и природного единства, на защите которого стоит Баба-Яга. При этом Баба-Яга всегда действует не напрямую, а через Героя, которому помогает советами или волшебными атрибутами, способными помочь в борьбе с Кощеем. Стандартный сказочный финал – победа добра над злом, то есть Бабы-Яги и Героя над Кощеем. Таким образом, мы видим очередную демонстрацию женской хитрости и умения стратегически воевать «чужими руками». Победа, пусть и косвенная, женщины над мужчиной демонстрирует очередной гендерный стереотип – о женской хитрости и наличии скрытой власти. 

Наконец, В.Н. Люсин предлагает в своем исследовании разделить все сказочные сюжеты на три группы: cказки с заглавным мужским персонажем, сказки с заглавной женской героиней, сказки о состязаниях медиаторов. При этом наибольшее внимание он уделяет сказкам с заглавной женской героиней, утверждая, что «ни в какой иной области не демонстрируют сказочные сюжеты большего сходства» [Люсин 2000: 95], и подразделяет их, в свою очередь, на два самостоятельных типа: амазонка (активный сценарий), традиционная женственность (пассивный сценарий). Очевидно, что каждый из сценариев соответствует своему определенному типу поведения и времени возникновения, а также то, что исторически в определенный момент пассивный сценарий стал вытеснять активный, проповедуя новую форму бытия и переосмысливая сакральность женского персонажа. В большинстве подобных сюжетов, типичных для патриархального общества, по мнению В.Н. Люсина, прослеживаются одновременно тенденции к инфантилизации женского персонажа и к его угнетению – иллюстрацией обоих пунктов может служить образ падчерицы как наиболее яркого представителя такого типа сюжетов в фольклоре и литературе народов с более чем обширной географией проживания. 

Так, архетип женщины в сказках этого типа делится на две симметричные взаимодополняющие части – «плохая» женщина (мачеха) правит, но проигрывает, «хорошая» (падчерица) – угнетена, но выигрывает. При этом нередко главным – и единственным! – противником положительной, угнетенной героини как раз и становится другая, «плохая» женщина. 

Особый акцент в своем исследовании В.Н. Люсин делает и на том, что женский персонаж даже в пассивном сценарии почти всегда выгодно отличается от мужского в отношении ума (даже классический эпитет Василиса Премудрая подчеркивает этот факт). Большинство приключений в сказках с субъектом-героем начинаются после совершенных им же ошибок, неразумных поступков (кража Жар-птицы, молодильных яблок), женские же персонажи ошибок, как правило, не делают – шкурку лягушки сжигает Иван-царевич, а Иванушка пьет из лужицы, хоть мудрая сестра и отговаривала это делать. Зато потом героиням приходится самим расплачиваться за неразумность и неосторожность брата или суженого, ну или же – за собственную хитрость и любопытство. Именно хитрость, в позитивном значении этого слова, В.Н. Люсин называет тем неоспоримым преимуществом, которое женский персонаж может противопоставить – и часто победить с его помощью! – мужской физической силе. 

Говоря об активном сценарии, В.Н. Люсин отмечает, что, несмотря на его угнетенность сценарием пассивным, он все же достаточно ярко представлен в фольклоре многих стран – и в частности, в русском. Схему сказок с героиней-богатыршей (вспомним классификацию Е. Здравомысловой, где она называет такой сказочный канон хоть и скупо представленным, однако исконно русским) В.Н. Люсин также представляет как трансформацию (если быть скрупулезно педантичными – то, скорее, предтечу) травестийных сюжетов, которые отдаленно соотносимы со структурой медиаторных сказок. Героиня, переодеваясь в мужчину или изначально ведя мужской образ жизни, побеждает противоположный пол средоточением положительных черт обоих гендеров – она и физически сильна, и умна, и хитра, и бесстрашна. 

Каркищенко Елизавета Александровна 

из диссертации "Гендерные стереотипы: дискурсные средства формирования и репрезентации в коммуникативном поведении подростков" 

Источник: http://www.philol.msu.ru/~ref/dissertatsiya2014/d_kar..