• Литнет
• Литературные блоги
• Мой советский Новый год

Мой советский Новый год

В советское время Новый год был одним из самых любимых моих праздников. Весь этот ритуал — за несколько дней до, в один из вечеров мы садились всей семьей вырезать снежинки из бумаги. Вырезаем их сотни, а потом нанизываем на нитку и развешиваем гирлянды по комнатам. Дальше я развожу зубной порошок и рисую снежинки на окнах, а позже, увлекшись, на стекле в кухне рисую снеговика, который спешит за Дедом Морозом. Дед шествует с мешком на плече, белый, пушистый, важный, в валенках и с посохом. У снеговика вместо шляпы ведро. И зимние ели вокруг них полны волшебного ожидания. Скоро Новый год! Скоро! Скоро!
Другой вечер — мама приносит с работы сладкие подарки для нас с сестрой. Женщин из бухгалтерии развозит после празднования на предприятии автобус, маленький пазик. Мама красивая, сияющая, разгоряченная после шампанского, в платье под шубой, накрашенная (ах, эти зеленые и голубые тени), в модных сапогах на высокой шпильке (в таких не пробежишь по северному морозу) и в меховой шапке, такие тогда все носили. Потом подарки приносит с работы отец — заходит с мороза, окутанный облаком холодного воздуха и радости, смеется в прихожей, щеки и уши красные, глаза хитрые, на шапке-ушанке с пристегнутыми ушами лежит снег. Зовет нас с Таней и вручает мешки. Запах оранжевых мандаринов заполняет квартиру — хотя их еще нет, они пока внутри, вместе с миллионом конфет, но запах уже есть. В каждом подарке один мандарин... но бывает и два. Это вообще самое крутое. Какой Новый год без мандаринов?
Потом мы с Таней начинаем разбирать свои подарки. Мы разные с сестрой. Я быстрый и нетерпеливый, тут же потрошу подарок, первым делом съедаю мандарины — по дольке за раз, чтобы растянуть сладость. От каждой дольки в голове вспыхивает оранжевый взрыв. Это так вкусно, воспоминаний об этом хватит на целый год. Затем, не медля ни секунды, жую шоколад, если есть, и сортирую конфеты. С черной начинкой тут же съедаю, гора фантиков высится вокруг меня, конфеты с белой оставляю на потом — я их терпеть не могу, но могу съесть половинку от отчаяния. Потом съедаю карамельки и странные конфеты, которые не поддаются классификации. Я отдуваюсь, живот болит, но я продолжаю работу. Ириски "Кис-кис", если свежие, это объедение, если старые, их можно часа два рассасывать и жевать каждую, хуже смолы. Потом от зубов фиг отдерешь. Потом добиваю подарок до конца. Пока не закончу, не остановлюсь и не сойду с места.
В это время Таня, она младше меня на шесть лет, планирует удовольствие и методично распределяет конфетные ресурсы, чтобы хватило надолго. Когда от моих подарков остается одно воспоминание, у нее еще в разных местах припрятаны заначки. Вот она ходит, найдет и съест — то конфету, то другую. Иногда я меняю у нее горку конфет с белой начинкой на половинку конфеты с черной. Курс, инфляция, что поделать. Таня далеко не фанат белых конфет, но все равно их съедает. Я же говорю, мы разные:)
Потом мы готовим костюмы на Новый год, на школьный бал. Однажды я загорелся стать гусаром. "Хорошо, делай", сказала мама. Я перерисовал открытку из набора "Солдаты 1812 года", там, где лихой усач в ментике и с саблей, стоит, подбоченившись. Под гусарский ментик пошла моя старая школьная форма. Впрочем, это уже другая история. Костюм в итоге получился капитальный, в нем еще младшая сестра ходила на свои новогодние балы в школу. Кавалерист-девица, да.
Потом, когда до Нового года остается пара дней, мы достаем большие бумажные коробки со шкафов. Там вата для снега, разные игрушки, гирлянды, электрический домик Деда Мороза, который светится и клево щелкает, когда переключает лампочки, в отдельной коробке лежит Дед Мороз в ватной шубе и снегурочка. Дед Мороз белый, румяный, большой и добрый, а снегурочка хрупкая и красивая, как из фильмов Александра Роу. Кажется, она сейчас заговорит высоким тонким голосом.
А потом папа приносит елку. Не всегда ель, иногда это сосна или один раз даже — пихта. Но в любом случае, это здорово. Елка (которая то ли сосна, то ли пихта) на всю квартиру пахнет горьковатой свежестью и заснеженной тайгой, от крошечных капелек смолы по комнатам тянется смолистый густой аромат.
Мы достаем с отцом специальную подставку под елку — красный пластиковый конус на металлических ножках, с винтовыми зажимами для ствола.
Зубчатые кончики зажимов вгрызаются в дерево. Елка установлена, я бегу и наливаю воду в красный конус. Чтобы елка дольше простояла.
Потом мы начинаем украшать елку — всей семьей. Сначала я распутываю елочную гирлянду, раскладываю ее во всю длину на полу, затем проверяю, как она горит. Иногда одна из лампочек перегорает и часть гирлянды больше не работает. Это обидно. Мы с отцом заменяем лампочку — но обычно замены нет, отец вырезает кусочек с перегоревшей лампой и скручивает провода. Гирлянда снова горит вся. И мы развешиваем ее на ветках, зеленые провода почти не видны.
Затем игрушки.
Каждую игрушку достаем, обсуждаем, куда вешать. Сломанные игрушки с сожалением убираем. Некоторые очень старые, но красивые. Мне не очень интересные разноцветные шары, мне нравятся только стеклянные фигурки. Вот гном, вот гриб, вот олень, а это зайчик. А это вообще круто — стеклянный пограничник с собакой. Таня тоже пытается помогать — и традиционно разбивает одну из фигурок. Или я сам разбиваю, сейчас уже не вспомнить.
Елка украшена, все шары и фигурки на своих местах. Теперь очередь "дождика" и серпантина. Елка сверкает и серебрится в сумерках.
Наконец включаем. Да! Елочка, гори! Я выключаю в комнате свет, чтобы было темно — и елочка вспыхивает огнями, и горит уютно и загадочно, как символ всего хорошего, что ждет нас в новом году.
Потом я снова включаю свет. Еще не все. Дальше целиком моя обязанность. Это мой любимый момент.
Я достаю из коробки вату — она была какая-то другая, не как сейчас, не совершенно белая, а чуть с желтизной, более плотная, клочьями. И ее много-много, целая огромная коробка. Я раскладываю вату под елочкой, но не просто так, а словно это зимняя вьюга, жестокая многодневная вьюга намела сугробы. "Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя...", как завещал великий Пушкин, который попросил у няни кружку, а потом его убили на дуэли. Я представляю, как зимний лес заполняется снегом, как елки тонут в нем, но не полностью. Я расставляю в ватном снегу крошечные пластиковые елочки. Накрываю их ватой. Отрываю крошечные кусочки и кладу на ветки, словно это снежные шапки. Еще раз поправляю сугробы. Критически осматриваю картинку и снова что-то меняю и переделываю. Наконец, я решаю, что все готово. Вот, теперь здорово!
Потом я ставлю посреди ватной снежной пустыни электрический домик, включаю его в розетку. В домике с красной крышей загорается свет, через несколько секунд щелкает конденсатор — гаснут одни лампочки, и загораются другие, вместо красных — синие и зеленые. Вот под это уютное щелканье — это мои счастливые звуки для Нового года. Когда уже все будут спать, я буду лежать перед елкой на полу и смотреть на окна этого далекого домика в заснеженном лесу.
После домика я ставлю Деда Мороза — он старый, с ним нужно осторожно, но очень крутой. У него белая шуба из тонкой бумаги, наполненная ватой, ватная борода и шапка, и большой мешок с подарками. Белая шуба с бледными от времени голубыми узорами. Рядом ставлю снегурочку. Еще у нас есть сани Деда Мороза, но они маленькие, не в масштаб, поэтому я ставля их чуть в отдалении, словно Дед вышел из саней и прошел немного на нас, зрителей. Вдалеке за окнами дует морозный ветер. За окном чернота. Северный день в Вартовске очень короткий, часов пять, а если еще вьюга или снегопад, то света почитай, совсем не бывает. Но сейчас вечер, поэтому темнота чернильная, настоящая, даже немного зловещая, как у Гоголя в Вечерах на хуторе близ Диканьки... или в Вие. Или как у Джека Лондона в "Белом клыке", когда совсем рядом, за границей светового круга от костра, бродят невидимые волки. Голодные и злые.
И только огоньки дома с красной крышей и разноцветная гирлянда на елке отгоняют этот мрак. Потому что добро и хорошие люди всегда побеждают зло. Всегда. Это был краеугольный камень моего детского мировоззрения. Даже если хорошие люди умирают, как Бонивур или Спартак... или как лейтенант Шмидт и матросы крейсера "Очаков"... Добро все равно победит. Это как Данко из рассказа Горького, который держал на ладони свое горящее сердце и освещал другим путь во мраке.
Я смотрю на огни. И у меня уже новогоднее настроение. Новогоднее настроение, по-моему — это не безудержное веселье (хотя и оно, конечно, тоже должно быть), это светлая печаль мальчишки, глядящего на окна домика во мраке бесконечной ночи. Домика с красной крышей, где тебя всегда ждут.
Ждут самые добрые и веселые люди. Самые родные и близкие.
Пусть даже некоторых из них давно уже нет в живых... Они все равно держат огонь зажженным. Для тебя.
Впрочем, я отвлекся.
С наступающим Новым годом, друзья! Будьте здоровы и счастливы!

====
В качестве иллюстрации:
1965 год. Автор Ф. Гринберг.