А + Д =? История еще одной первой любви

Глава 1

«Без любви жить легче. Но без неё нет смысла.»

Лев Николаевич Толстой

Арс

Очень осторожно проворачиваю ключ в замочной скважине. Медленно открываю дверь и неслышно шагаю в прихожую. Девять утра почти, но крохотная надежда, что мама спит, всё ещё жива.

Прислушиваюсь. На кухне льётся вода.

Фак! Это не есть хорошо.

Скинув кроссовки, всё также тихо и почти не дыша, поднимаю их и ставлю на обувную полку. Широкий ремень спортивной сумки соскальзывает с плеча, создавая ненужный шум. Выматерившись сквозь зубы, кошусь в сторону кухни, сжимаю его в ладони так, что грубая ткань врезается в кожу, и разворачиваюсь к своей комнате, собираясь свалить, пока меня не спалили.

— Арсик, — мама выходит с кухни, будто стояла прямо за углом и караулила удобный момент. — Где ты ночевал?

Надвинув кепку козырьком на лицо, разворачиваюсь к ней и нахожу в себе силы улыбнуться, чтобы она не волновалась. Но усталые светло-голубые глаза и нахмуренные брови говорят мне: надо было всё же позвонить и предупредить, что меня не будет.

— Ма, твой сын уже большой мальчик, — увиливаю от ответа.

— Большой он, — качает головой. Касается моей щеки, задевает козырёк, и кепка слетает. — Господи, опять?! — вскрикивает мама. Мрачнеет, берёт меня за подбородок и крутит голову из стороны в сторону, рассматривая разбитую бровь и ссадину высоко на скуле. — Что на этот раз? Об косяк ударился или столб по дороге не заметил? — её голос нервно вибрирует, крылья носа подрагивают, а глаза наполняются беспокойством.

— Упал со скейта, ма, — уверенно выдаю одну из своих заготовок.

— Ты меня за дуру не держи, Арсений! Что происходит? — заводится она. — Подрался?

— Чтобы тренер мне потом устроил персональный ад за нарушение одного из главных правил? — морщусь я, вспоминая, как Юрий Германович умеет наказывать своих спортсменов за косяки.

Только вот я давно уже не его спортсмен. Мать не знает о том, что со мной расторгли контракт ещё весной и что внутри меня в момент прощания с командой будто что-то умерло и до сих пор разлагается. Меня словно выгнали из дома, махом лишив тренировок, соревнований и важных людей, с которыми я вырос в том чёртовом зале, пропитанном потом и кровью.

Ещё она не знает, на какие деньги на самом деле мы теперь живём, и реально думает, что ночи я провожу с друзьями или девушкой. Но так для всех будет лучше. Ради её спокойствия я готов отыгрывать эту роль достойно премии Оскар.

Мама хватает меня за футболку и тянет к себе, забавно принюхиваясь. «Алкотестер» и «наркоконтроль» в одном лице. Я всё ей прощаю. У меня нет человека ближе. Совсем недавно мы еле вытащили её с того света, и поэтому сейчас я согласен на всё, только бы она успокоилась.

— Потом пахнет, — морщит переносицу, а в глазах всё равно беспокойство. — Марш в душ, и буду тебя обрабатывать.

Выдыхаю и скрываюсь в своей комнате. Вроде снова пронесло. Кинув кепку на кровать, подхожу к зеркалу на дверце шкафа и рассматриваю свой покоцанный фейс.

Ночь была сложной. Ильхан, хозяин клуба боёв без правил с говорящим названием «Клетка», был в паршивом настроении, из-за того, что потерял одного из своих перспективных бойцов, и решил отыграться на остальных. У меня прошло два боя. Один ни разу не равный. Думал, упаду на втором раунде, как раз когда получил в скулу. Ничего, вывез. Только голова трещит адски, улыбаться больно, но бабки, упавшие на карту, действуют как хорошее обезболивающее. Они нам позарез нужны. Данте помог с деньгами на операцию, но лекарства для мамы стоят мегадорого, а я не могу вечно просить помощи у друга. Заработаю сам, как раньше, когда бокс в моей жизни был профессиональным и был контракт, были спонсорские, была семья…

Тряхнув мутной головой, загоняю подальше эти дерьмовые мысли. Кошусь на пачку сигарет, лежащую на тумбочке. Я бросил. Почти.

Сдёргиваю полотенце с дверцы шкафа, отправляюсь в душ и потом к маме, как она и просила. На кухонном столе уже разложена домашняя аптечка. За последние пару лет она стала походить на отдел какой-нибудь городской аптеки.

— Ма, — касаюсь её руки.

— Ты же знаешь, я чувствую, когда ты мне врёшь, — мама строго смотрит на меня.

— Я не вру.

— Помолчи, — отмахивается она и берётся за ватный тампон, смоченный перекисью.

Её руки едва заметно подрагивают, а губы то и дело сжимаются в бледную полоску.

— С-с-х, — дёргаюсь, когда мокрая вата касается скулы.

Мама дует, как в детстве. Внутренности наизнанку выворачивает. Зажмуриваюсь, ощущая тёплые пальцы, бережно касающиеся лица.

— Что же это такое? Ну разве так можно? — причитает она, заботливо обрабатывая ссадины. — Вот был бы отец жив…

— Ма, у тебя уколы есть ещё? — перебиваю её, чтобы снова не пришлось лгать.

— Всё есть. Медсестра приходила, сделала уже.

— Хорошо, — ставлю мысленную галочку, что надо перевести деньги за следующую неделю.

Закончив, мама жарит мне яйца и делает бутерброды с докторской колбасой. В меня не лезет, но я ем.

— Спать иди, — вздыхает, замечая отсутствие аппетита. — Глаза красные, как у наркомана. Не знала бы, что во Дворце спорта строго следят за вашим здоровьем, непременно отвезла бы тебя в клинику.

— Ты серьёзно? — дёргаю заклеенной бровью и тут же кривлюсь от неприятного ощущения.

— Иди, сказала, — взмахивает рукой и отходит к окну. Внимательно смотрит на соседнюю многоэтажку, словно там показывают что-то интересное.

— А как же завтрак? — зеваю, прикрыв рот кулаком.

— Не давись. Хватит вести себя со мной как с немощной. Тебе даже врач сказал, что всё прошло хорошо.

— Угу, — вяло дожёвываю бутерброд.

Мне он сказал гораздо больше, потому я пока не могу отпустить ситуацию и расслабиться. Но поспать всё же надо, тут мама права.

Ухожу в комнату, снимаю футболку и бросаю её на спинку компьютерного кресла. Ещё раз глянув на свою разбитую рожу в зеркало, ложусь на прохладное покрывало и смотрю в потолок.