Агнесс

Агнесс

1. Агнесс Лафайет
Страх жил в Агнесс всегда, сколько она себя помнила. Страх упасть, страх опоздать, страх что-то потерять... Боязнь животных, птиц, всего что ее окружало. Врачи разводили руками, родственники прятали глаза и все реже приглашали ее семью куда-либо в гости на праздники. А Агнесс... Она училась притворяться, казаться нормальной... Ведь все отличные от нормы становятся изгоями, и это тоже рождало страх в ее истерзанной душе. Одиночество, ровные шеренги лекарств на полочке в ванной, еженедельные визиты к психоаналитику - такова была ее цена за право считаться нормальной в глазах окружающих. А еще... Она видела Тени. Тени следовали за всем живым, и не играло роли - ночь или день за окном. А еще Тени пожирали тех, за кем они следовали, выпивая их свет, эмоции, души.. По чуть-чуть, незаметно, исподволь. Вот кто-то ругнулся, когда ему наступили на ногу в автобусе. У школьника упал прочно сидевший в рожке шарик мороженого... А девушка в кафе напротив никак не могла выкинуть из мыслей пустяковый, если честно, выговор начальника... У Агнесс Тени не было - и это был самый большой ее страх - ведь Тени на нее охотились.

Этот день прошел так же как и вчера - утро, завтрак, доза успокоительного, легкий макияж, одежда. Аккуратно выглянуть за дверь, выйти, тщательно запереть все замки, осторожно пройтись до станции метро, сесть и доехать до места работы. Перетерпеть день, вернуться домой.. НО. Весь день спину Агнесс неотступно буравил чей-то недобрый взгляд. Он словно физически ее ощупал, взвесил и мысленно разрезал. Чем ближе Агнесс подходила к дому, тем сильнее он ощущался. Она не выдержала, и перешла сначала на быстрый шаг, потом бег. Дыхание сбилось уже на первых двадцати метрах а коварные каблуки, прежде чем слететь вместе с туфлями, словно пересчитали все ямы на вроде бы идеально ровном тротуаре. Загнанной лисой она взлетела на свой этаж, подтягиваясь на поворотах руками за перила и уже действительно слыша тяжелое дыхание преследователя. Она успела открыть дверь. Успела заскочить в дом. Но не успела дверь закрыть. И в остававшуюся щель словно вонзилась затянутая в кожу мужская рука... Дверь не поддавалась, упрямо отказываясь закрываться под усиливающимся извне напором. Сильный удар распахнул ее, отшвыривая Агнесс вглубь ее маленькой квартиры. Что-то хрупнуло справа, когда она врезалась в стену коридора. Ребро, - отстраненно подумалось ей. Все происходящее напоминало какую-то сцену из низкосортного триллера и попросту не могло происходить с ней, здесь... И сейчас. Но и так просто сдаться и умереть - а ее хотели именно убить, она не собиралась. Неуклюже вздернуть непослушное тело на ноги. Рывок на кухню. И пальцы почти ласково охватывают рукоять кухонного ножа, лежавшего до этого в мойке.

В коридоре клубилась тьма... Нет, Тень. Она ласково скользила по лазурным обоям, переливалась волнами по плиткам пола. И она же смотрела на нее из глаз приближающегося человека. "Все-таки они пришли ко мне", - так думала она, сжимая нож и смотря в лицо своей смерти.

Рывок навстречу друг другу они совершили синхронно, словно партнеры в сотни раз исполненном танце. Их руки почти ласково скользнули по коже друг друга. Тень торжествующе взревела где-то за гранью сущего, яростно вытягивая саму суть Агнесс, полностью, до дна. А Агнесс... она просто обняла эту фигуру, не сопротивляясь, зная, что ловушка захлопнулась. Хотя жизнь покидала ее, она знала - победителей не будет, и это рождало на ее губах слабую улыбку. Ведь ее прикосновения убивали Тени и тех кто становился их сосудом. Тело сосуда пошатнулось и упало, будто набитая песком боксерская груша - Агнесс победила. И тут окна почернели, и сотни торжествующих голосов зашелестели, зашептали... Они пришли все... Все было напрасно. Страх пересилил и она рванула к двери, чтобы выбежать на площадку и...

2. Агнесс де Лафайетт
...И отчаянно рубанула наискось мечом по руке очередного штурмующего ЕЁ крепость врага. Её верная гвардия рассредоточилась по стенам бастиона, ее дома и дома ее предков вот уже сотни лет. Крепости де Лафайетт не повезло находится на самой границе с Сумеречными землями, из которых всегда лезло Зло, но этот натиск был уже слишком сильным, чтобы у защищавшихся оставалась надежда... "Небесный свет, обереги и направь мою душу на тропе перерождения",- мрачно подумалось ей. Пусть лучники столь меткие, что не уступали легендарным эльфам, посылали стрелу за стрелой... Пусть котлы поливали врага водой и маслом, раскаленными подобно адским озерам, а мечники неустанно кололи и рубили... Но это были лишь люди... А люди со временем уставали, и некому было их заменить. Осада длилась уже неделю и в подвалах подходил к концу провиант. Мертвых было негде хоронить, да и некому и некогда - их сжигали, облив горючим маслом. Чад горелой плоти, крики и вой раненых, лязг металла... "ЭТОГО ли ты хотел для меня, дедушка?",- вновь и вновь спрашивала себя Агнесс и не находила ответа.

Мать Агнесс умерла родами, оставив безутешному вдовцу слабенькую малютку и холодное каменное надгробие в фамильном склепе над своим телом. Впрочем, отец не надолго ее пережил, а некоторые поговаривали, что и нарочно приблизил их встречу За Гранью. Так Агнесс стал растить дед, хозяин крепости де Лафайетт и старый вояка. Девочки слуг играли куколками из тряпок, дочери дам наряжали фарфоровых... А Агнесс тренировал сам Огюст Несгибаемый (как его звали за глаза) с той поры, как она сумела удержать в руках деревянную палку. Возможно, таким образом он пытался заменить сына, но в итоге получил девушку, характером не уступавшую мужчине, в бою впрочем тоже... И неспособную выйти замуж, потому что женщина взявшая в руки орудие убийства считалась проклятой. Но Агнесс это мало волновало, деда, впрочем тоже...

И вот сейчас, именно в тот момент, когда Огюст отбыл ко двору короля, забрав с собой половину гарнизона, крепость была атакована.

Агнесс понимала - им крепость не удержать, а всех выживших может ожидать участь хуже, гораздо хуже простой честной смерти на лезвии меча. И поэтому все обитатели крепости стояли как один, до конца. Ведь они тоже знали, на что способны Сумеречные твари.

Вдали, за пределами полета стрелы, вдруг словно ударил гонг. Сначала тоненько и звонко, звук раскатывался волной, набирая силу и глубину и становясь все ниже. Побелевшие пальцы, до крови прокушенная губа, пробирающая могильным холодом волна УЗНАВАНИЯ, прокатившаяся через все тело... "Брат, не надо...".

Когда-то давно, еще до заключения брака с матерью Агнесс, у ее отца была любовница, странная женщина из неведомых мест. В одно морозное зимнее утро она постучала в ворота замка и попросила чтобы молодой хозяин подарил ей ребенка своей крови. Она была молода и хороша собой а Жак де Лафайетт падок на женщин по молодости лет, и совсем не думал о последствиях. Через год у Анайш родился ребенок, мальчик, взявший все от матери и ничего от отца. Через три дня она встала с кровати, собрала немногие свои вещи, которые принесла тогда с собой, запеленала ребенка и вышла в ночь за ворота замка. Жака разбудили слуги и он выбежал за ней. Что она сказала ему - неизвестно, но с того дня он стал словно другим человеком, а Анайш с ребенком больше никто не видел. Впрочем, нет. Когда Агнесс было семь, ее брат вернулся. Она помнила этот день так же хорошо как вчерашний. Пространство перед воротами словно искривилось, окутанное мириадами фиолетовых искр, и из него на пыль дороги шагнул юноша, одетый в роскошные, невиданные одежды. Мост опустился сам, и он вошел в замок как полноправный хозяин...Впрочем, таким он вполне мог быть, единственный сын Жака... С чего началась ссора юноши и Огюста, Агнесс не знала - она проскользнула в зал, когда ссора уже разгорелась вовсю. Но то, что она услышала, она запомнила навсегда. Дед кричал, громко, страшно - таким она его никогда не видела, что он не отдаст ничего Сумеречному отродью, что не позволит осквернять чистую кровь рода... Он много чего еще кричал, ее грозный дед... Но юноша неуловимо змеиным движением повернулся и уставился прямо на то место где притаилась Агнесс. Он улыбнулся и сделал приглашающий жест рукой, и словно невидимая сила вытащила Агнесс из ее укрытия, заставив подойти к нему. Он наклонился и долго вглядывался в ее глаза, затем выпрямился и повернулся к Огюсту.

- Хотя она вашего рода, но моей крови, ведь вы тоже знаете маленький позорный секрет вашей семьи, равно как и почему моя мать выбрала мне в отцы вашего сына, дедушка? Настанет день, когда я снова приду. Но я дам сестренке шанс... Право выбрать...

Больше двадцати лет прошло... И Агнесс за это время узнала ЧТО имел в виду брат. И знание это отдавало горьким вкусом полыни.

Бастион уже почти пал. Немногочисленные защитники собрались в донжоне, последнем оплоте замка - массивной башне, вход в которую начинался на высоте порядка десяти человеческих ростов, а единственный деревянный мост был уже сброшен. Узкие бойницы, массивные стены... Последнее пристанище осажденных.

Серое месиво тварей у основания башни вздымалось и опадало подобно мерзкому живому морю. Удручающее зрелище, учитывая, что защитников уже почти не осталось. Вдруг Сумеречные твари раздались в стороны, а многоголосие издаваемых ими звуков сменилось оглушающей,гулкой тишиной. И только легкое дзинь-дзинь дзинь-дзинь все приближалось, мерный звук, тихий и пугающий. Вот из-за поворота, бывшего частью стены замка а ныне обрушенной, появился роскошный паланкин, который несли могучие человекообразные твари. Паланкин замер и конструкцию поставили на землю, откинулся полог, из из него вышел... Словно нечто проскребло коготками по спине Агнесс. Брат. Его голос, спокойный и вкрадчивый, зазвучал над руинами крепости Лафайетт.

- Моя императрица, не соблаговолите ли вы спуститься вниз и принять мою руку? Я обещал двадцать лет тому назад что дам тебе шанс, сестра? Я пришел и жду твоего ответа.
- А если я откажусь? Я - человек и хочу оставаться им.
- Ах, милая сестренка Агнесс, неужели достопочтимый Огюст ничего тебе не рассказывал? Не рассказывал, как ему подарили наложницу из Сумеречных земель? Не рассказывал, как сделал ее своей и что в муках и проклятиях она родила ему сына? Ах да, конечно, ведь Жак был законным сыном от брака Огюста и его неспособной иметь детей жены!

С каждым словом, его речь напитывалась яростью и горечью.

- А может, он рассказывал, что как бы ни смешивали кровь люди и ил`фари, ребенок всегда будет ил`фари? Я просто пришел забрать то, что мое по праву. И лишь тебе выбирать - вернешься ли ты рядом со мной или побежишь в цепях.

Агнесс было страшно. Может, впервые в жизни. Но она нашла в себе силы дать ответ.

- Да, дедушка признался мне в этом. Но в одном ты ошибся. Наш род несколько длиннее...и его тайны куда как запутаннее чем кажется со стороны. Ты думал, что королевская кровь ил`фари это самый страшный секрет рода Лафайетт?

Терять было уже нечего, да и что она могла уже потерять помимо утраченного? Честь? Честь воина с ним пока он жив. Иллюзии? Они разбились вдребезги в тот далекий памятный день. Вера? Ее поглотили подвалы крепости годами спустя. И Агнесс сдалась... Сдалась перед тем ревущим пламенем и тьмой что всегда жили на дне ее души. И в основании крепости, построенной на еще более древних развалинах.
Она падала. Вглубь. Себя, мира, чего-то еще. Падала туда где ее ждало лишь забвение. Если бы она боролась - она бы победила то, что всегда дремало в крови всех Лафайетт, потомков более древней расы чем люди. Но Агнесс не желала бороться, не желала принять свое наследие - она устала ежедневно биться ради мифической человечности, но и не могла принять свою суть. Пламя и тьма вырвались на свободу, поглотив все и вся, и осаждающих, и осажденных. И лишь горько улыбнувшийся Нашталь, ныне повелитель Сумеречных стран остался стоять в коконе свой силы, наблюдая как все разрушается соприкасаясь с древней силой сестры... Да и сестры ли уже? Вряд ли разум Агнесс уцелел.

А Агнесс медленно погружалась в темноту, свернувшись калачиком, как в детстве, а вокруг нее вращались зеркала, в каждом из которых что-то отражалось, но везде была она....

3. Агнесс
Посреди пустоты спала девушка. Точнее пустота была не совсем пустотой - девушку окружали зеркала. В них всех что-то отображалось но везде была она. С разной прической, в разной одежде, где-то с людьми а где-то без, но везде была именно она. Но зеркала гасли медленно и неотвратимо, Хотя как долго - никто бы не сказал, ведь тут не было времени. Просто вот их было два десятка. Потом дюжина. Потом семь. Пять. Четыре. Три. Когда оставалось лишь три зеркала, девушка проснулась.

Кто я? Где я? Вопросы ненавязчиво кружили вокруг, но ответ все не находился. Встав, она подошла к одному из зеркал. Странно одетая девушка в каком-то узком помещении. Она, словно в замедленной съемке, тянется к... "Ручка двери",-шевельнулись губы. А вокруг нее вихрится тьма, даже скорее... Тень! И ей хочется помочь, отчаянно, как будто от этого зависит ее... Жизнь?
Она завороженно подошла к этому зеркалу. Легчайшее прикосновение - и зеркало пропадает, но ее глаза заполняются разумом. Губы шевельнулись, словно выталкивая короткую фразу:"Я - Агнесс".
Второе зеркало. Средневековые декорации, здоровенная башня, почему-то похожая на кусок подтаявшего сахара. И пламя, переплетающееся со жгутами тьмы, заполонившее все видимое пространство. На вершине башни..что-то...уже лишенное части плоти, неузнаваемо искалеченное вырывающимися стихиями. Пепел, взвихряющийся и опадающий. И неразличимая фигура в мерцающей сфере у подножия башни.

Это - я?
Но взгляд все время цепляется за обугленное, застывшее тело. Нет. Это - я.
Еще одно зеркало раскалывается и исчезает с легким звоном, а из глаз Агнесс текут слезы.
Последнее. Последнее зеркало.

Мониторы систем жизнеобеспечения отражали идеальное состояние здоровья покоящегося в регенерационной камере тела. Стерильную белизну комнаты не нарушало ничто кроме двух фигур возле саркофага.
9875670\24 было несколько неуютно находиться рядом с телом дочери. В конце концов, он сам согласился на принудительную терапию, дабы его дочь смогла стать достойным членом общества и трудиться ради всеобщего блага. Да и его спутница хороша - так долго скрывать, что девочка отклоняется от нормы. Ну да ладно, 9765788\65 уже прошла восстановительную психокоррекцию, так что тут он мог быть спокоен. Да и он хорош - ему же прислали сообщение от роботизированного преподавателя, что ребенок на уроках нецелесообразно использует принадлежности для светового письма. Он должен был тогда взглянуть сам, но нет, поручил это спутнице. Сколько он игнорировал все это? Пять циклов? Восемь? А теперь получите и распишитесь. Из-за отклонения дочь даже статус и идентификационное имя получить не может - ведь генетический сбой может передаваться потомству. Когда ее вели в первую клинику, о ужас! она сопротивлялась и кричала что хочет быть человеком, что хочет рисовать, что ее тошнит от этих металлопластиковых будней. Конечно, врачи заверили, что это редчайшее отклонение в наши дни, но оно лечится всего лишь легкой психокоррекцией. Один цикл дочь была нормальной. Потом он застал ее за полнейшим непотребством - она смотрела на стену комнаты, и из стены пробивались побеги..чего-то...зеленого... Его опять передернуло от отвращения. Пришлось вызывать службу стерилизации а ее опять вести к врачам. В этот раз были какие-то инъекции и дочь опять стала нормальной. Но позавчера! Как и положено, в 9 вечернем делении суток в кондоминиуме погас свет. Но что-то продолжало сиять в ее комнате. Он зашел и остолбенел. Мало того что она сняла с себя костюм для сна! Она светилась! Вокруг нее незримым маревом переливалось радужное сияние, подозрительно похожее на крылья давно вымерших летающих созданий, которых неразумные предки называли птицами. Она сидела на подоконнике свесив ноги над бездной из более чем ста этажей.
Почувствовав почти ненавидящий взгляд отца, она полуобернулась к нему, продолжая болтать ногами над стоэтажной серой бездной.. Странный отсутствующий взгляд на детском личике. Почти безразличный.... И почти безумный.
- Папа, ты опять хочешь меня убить? Но ведь Агни ничего не сделала. Этот мир так несчастен. Я хочу изменить его, почему ты против?
Нет. Психокоррекцией здесь не отделаешься. Тут он вспомнил про одного знакомого ученого и его разработки в области исправления сознания. - "Пусть его эксперименты тебя убьют но я хотя бы не потеряю статус."
И вот, она лежит здесь и начата завершающая фаза процесса.
- Понимаете, предыдущее лечение не дало эффекта, а лишь усугубило последствия. С каждой неудачной попыткой разум общественной единицы дробился, порождая новые вариации сознания. На предыдущих фазах лечения мне удалось избавится почти от всех дублей. А сейчас начнется последняя фаза, фаза упрощения и стандартизации. Все это настойчиво повторял ему пожилой мужчина в белом медицинском комбинезоне, но 9875670\24 интересовал только один вопрос.
- И все-таки, доктор, что если процедура не будет успешной?
- Максимум смерть мозга..Но даже в этом случае мы сможем использовать тело для воспроизводства. Не волнуйтесь, Ваша дочь сможет в любом случае служить обществу. Итак,начинаем.

Тело в саркофаге дернулось, выгибаясь дугой, когда через инъекторы в вены была впрыснута химическая смесь, призванная навсегда вытравить из Агни все лишнее.

Агнесс поняла что сейчас может произойти что-то непоправимое. Что-то ужасное. И она шагнула в зеркало. Не замечая как рушится за ее спиной этот уютный мирок в уголке ее сознания.

Вдруг что-то пошло не так. По потолку и стенам зазмеились трещины, заискрило оборудование. Стекла саркофага не выдержали электрического и механического напряжения и лопнули.Вместе с жидкостью вылились все те провода и приборы что там плавали, осталось лишь то что крепилось непосредственно к телу. Судорожный вздох, неконтролируемое подергивание мышц от остаточного электричества. Агни села. Но Агни ли? За сомкнутыми веками возрождались все зеркала что были разбиты. Все жизни. Все личности. И объединялись в одно целое. Вдох. Выдох. Два бездонных колодца распахнутые настежь. Окна все еще осознающей себя души. Агнесс поняла и вспомнила все. Сложно было заставить тело слушаться, но глубинные процессы, запущенные сознанием, уже меняли плоть, кровь и кости, выводя токсины, очищая. Проходя мимо ошарашенных происходящим биологического отца и доктора, она скосила на них глаза.

- Я вернусь. Этот мир неправилен.
Воздух в дверном проеме взвихрился легчайшей, еле подрагивающей пленкой, на которой подобно фотографии проступал пейзаж. Над верхушками вековых елей пылало и клубилось нечто зловещее и в то же время родное. Там, за лесом, за полями крестьян горела крепость Лафайетт.
- Я вернусь. И все исправлю...