Банк

Банк

Александр в очередной раз поправил галстук перед огромным зеркалом в классическом стиле, с греческим орнаментом. Так и не научился толком завязывать, а помощи лакеев упорно чурался, ему казалась диковатой помощь других людей в таком простом процессе как одевание. И всё же непростом. Узел получался неизменно кривым и расползающимся.

— Не могу поверить, что ты такой взрослый, — поджав совсем ещё спелые губы Ирина изумлённо покачала головой. — Мне до сих пор кажется, что вчера лишь носила тебя на ручках. Боже, я не узнаю тебя совсем! В нашем доме незнакомец. Но до чего ж красавец!

Тепло улыбнулась. Правильное лицо совсем без морщин, лишь немного резковатое в своей искусственной худобе. Гладкая кожа шеи — белая по новой моде, когда избегали любых лишних излучений, а для выработки витамина D облучали только стопы. Зелёные немного рассеянные глаза. Румяные скулы. Янтарные волосы ниже плеч. Большие круглые серьги. Простое, но элегантное чёрное повседневное платье с кружевным воротником. Любой, кто пытался бы определить её возраст, неизменно ошибся. Ирине было пятьдесят восемь, а безжалостный возраст, казалось, совсем забыл про неё, занятый издевательствами над другими. Если бы вы встретили её, то вряд ли бы дали больше тридцати. Несомненно, так было неслучайно. Приходилось каждый день бежать наперегонки с безжалостным клеточным распадом. Откупаться от эйджинга китайскими мазями, и французскими пилингами, и израильскими уколами, и канадскими сыворотками, и русскими икорными ваннами. Раз в год она летала в Цюрих на полный курс генетической реставрации. И едва уговорила мужа делать то же самое с недавних пор, тот был не в восторге, но согласился. Время убивает нас, а мы убиваем время.

Борьба со старением стоила любых усилий, пусть даже пришлось бы заложить и душу. Чего стоит зыбкая призрачная душа, которую и близкий человек не может толком разглядеть в течение целой жизни, в сравнении с видимой каждому красотой? Сверх того, Ирина придерживалась идеи, что в прекрасном теле просто не может жить уродство души. Внешность — неразрывное прямое продолжение нравственного состояния. Как говорили древние, Mens sana in corpore sano. В здоровом теле — здоровый дух.

— Оставьте, мама, эти нежности, — буркнул Саша, взглянув на неё в отражении, поправил русые волосы, совсем не в родительские тёмные цвета, потому что его волосы были запрограммированы ещё до рождения, и продолжил сражаться с окаянным узлом.

— Я знал, интернус (1) из него построит мужика. Абсолютно правильно поступили, что отправили туда учиться, — заключил вошедший в комнату отец семейства Георгий Константинович Шамаев и встал рядом с Ириной, легко коснувшись её. Георгий любил свою жену, как любит старый император свой самый давний дворец, но были у него дворцы и поновее.

Невысокий. Немного пониже жены. Коренастый. Выглядел недурственно, по крайней мере когда при параде. Ладный серый костюм, с белой рубашкой и тёмным галстуком, идеально обрисовывал фигуру. Бритая голова, убраны остатки волос вокруг большой лысины. Якобы небрежная, наполовину поседевшая щетина — на самом деле тщательно ухоженная. Горбатый нос. Совсем чёрные кустистые брови, из-под которых он испускал цепкий угрожающий взгляд, спрашивающий “уж не вздумал ли ты бросить мне вызов?” Хищная мощь походки. Уверенное южное лицо, на котором изредка появлялось некое подобие саркастической улыбки, позволявшей его визави перевести дух, как по команде “вольно!” От Георгия исходил тот самый начальственный ранг, означающий наличие реальной власти и просто естественный навык повелевания людьми. Обычно окружающие его боялись и тотчас начинали лебезить перед ним, чтобы избежать гнева, стоило Георгию только появиться в их поле зрения. Если он молчал, то боялись ещё сильнее. Предгрозовой недоброй тучей довлел он над другими, вот-вот обещая разразиться громом.

— Фу, Георг, какой мужик? Ты как скажешь тоже. Вычеркни это ужасное слово из своего вокабуляра, — только жена не страшилась его, изучив за много лет повадки, она всё о нём знала, и то что он мучителен с мужчинами, и то что похотлив с женщинами. — Мужик — тот, кто садит репу, пьёт водку под забором. А наш Саша — настоящий принц. Необходимо срочно-срочно закатить блестящий бал и показать его Москве. Пусть весь свет завидует! Пускай невесты к нам съезжаются. Ведь на твоих шальных сестёр надежды у меня немного.

— У вас вырисовывается новая задача — как оженить меня теперь. Лишь только потому что мои сёстры не могут удачно выйти замуж? — повернулся к ним великолепным скуластым лицом Александр, будто рождённый для журнальных обложек, демонстрируя результат повязки галстука.

Ирина без лишних оценочных суждений подошла и начала умело переделывать узел холёными руками с прекрасным маникюром.

— А что, уж не такая и дурная цель, — притворно обижаясь, заметила она, но тут же запустила суггестивные интонации. — Ведь нужно постоянно думать о будущем. А оно, я считаю, начинается исключительно с крепкой семьи. Матримониальную карьеру тоже нужно строить, как и любую другую.

Закончив с галстуком и кратко заключив “так лучше” она прошлась к окну и посмотрела вдаль, словно заглянула в то самое будущее, про которое говорила. И слегка задумалась над своими же словами. Но ненадолго. Так как услышала дерзость Саши:

— Между прочим, многие из моих друзей поступают в военные академии, а некоторые пошли обычными рядовыми в армию.

— Вот это номер! Что за прихоть?! Юношеская бравада! — стремительно вскипел Георгий, никогда не умевший сдерживать эмоции. — Уж не хочешь ли и ты записаться?

— Отчего бы нет? Война — благородное дело. Тем более в наше непростое время для матушки-России. К военным нынче уважение со всех сторон. Такой пунктик в биографии потом может оказаться весьма полезным для общественного мнения, пиара.

Трудно было понять: мечтает ли он, дурачится или вполне серьёзно утверждает. В конце концов, у молодых всегда так — дурные фантазии вперемешку с планами.

— Ты шутишь? В своём ли уме? — ринулся Георгий Константинович подавлять сопротивление. — Должен ли я объяснять, что армия, тем более на вшивом солдафонском уровне, совершенно загубит твою жизнь? Даже если ты вернёшься оттуда живым и здоровым, ты потеряешь темп жизни. Какое, к чёртовой матери, общественное мнение? Про тебя здесь забудут через месяц. Забудут, так и знай! Всё важное делается здесь, в Москве, в голове страны. Пусть простоквашенные воюют, это их удел. Зачем, по-твоему, ввели официальные откупы от армии? Долг родине по-разному платится!

— Ох, сколько же презрения к обычным людям, у которых не хватает денег. Ты вечно их поносишь: то нормиками, то гиликами, то аутсайдерами, то эконом-классом. И не такое уж значительное время, хочу заметить. Я говорю о срочной службе, а не кадровой. Быть может, я наберусь там опыта. Мне не помешают пару лет самостоятельной тяжёлой жизни. Да, опасности, безусловно, будут. Но они меня не устрашат.

— Ты, верно, нас разыгрываешь, сынок? Это же война, — удивилась Ирина, подняв тонкие брови и даже разведя пальцами, она всегда недоумевала, настолько же мужеский род ведёт себя глупо, когда речь заходит о смертельном риске ради своих странных статусных игрищ, когда воевать нужно лишь с главным неумолимым врагом — временем, с этим пламенем, в котором сгорает всё живое. — Но… на войне ведь гибнут люди, становятся калеками. Зачем тебе такие ужасы?

— Кто надоумил тебя? — уже повысил голос Георгий. — Твои преподаватели промыли мозг? Надо будет продавить закон, запрещающий любую агитацию в интернусах. А то заняты неизвестно чем, никто за ними не смотрит.

— Никто меня не агитировал. А скорее отговаривали, если уж на то пошло. Мне нужно испытать себя. Подальше от дурацких церемоний и балов, — Александр, наконец, сорвал с себя тугой галстук и швырнул прочь. — Я хочу решать сам за себя, пусть даже это будет и ошибкой. Но моей. Понимаете?

— Нет, не понимаем, — парировал Георгий Константинович. — Что обо мне скажут, если я позволю родному сыну умереть вдалеке от дома от рук погонщиков ослов? Конечно же, нет. Ответ очевиден. Нет!

— Это мне решать, отец. Не вам. А мне.

— Ах, вот ты как заговорил?!

— Довольно, довольно! Успокойтесь оба, — вступилась Ирина, разряжая ссору. — Мы с отцом приготовили тебе сюрприз. Угадаешь какой?

— Нет. Я не обладаю телепатией.

— О! Поехали! Я тебе всё покажу, — тут же наполнился энтузиазмом Георгий Константинович, смекнув ловкий ход и внутренне похвалив супругу за быстроту такта, как же хорошо иметь такого союзника по жизни. — Мы вообще планировали позже… Но раз такое дело... Всё покажу прямо сейчас!

— А званный обед?

— К чёрту обед! Гостями пусть Ириночка займётся. Поехали! Потом заскочим куда-нибудь, покушаем. Ты же солдат! И сам говоришь, что ненавидишь посиделки. В седло, мой сын!

— Конечно, езжайте, — ободряюще напутствовала их Ирина. — К чему вам тут сплетни слушать и разные глупости. Езжайте сейчас же, проветритесь.

Не собираясь более и минуты, они спустились по широкой изогнутой мраморной лестнице в просторный холл в два этажа вышиной. Розовощёкий младший лакей-телохранитель Егорка энергично бросился им помогать, но Георгий Константинович отогнал его взмахом кожаной перчатки. Он не очень любил телохранителей, предпочитая надеяться скорее на любимый пистолет Sig Sauer, который носил при себе в плечевой кобуре, ежедневно упражняясь в стрельбе. Взяв в руки пальто, не надевая, они вышли на покрытую лёгким снежком вечнозелёную лужайку перед их необъятным домом, с эллинским фронтоном и колоннами. В Саше циркулировала юная горяченная кровь, позволявшая не опасаться холода, а пожилой отец не хотел отставать от сына, по-стариковски укутываться, и всем видом показывал что ему тоже комфортно на воздухе.

По узенькой обсыпанной дорожке к ним уже медленно подкатывал вызванный сигналом из гаража умный люксовый авто, отечественной “правительственной” сборки, сияя лаком и хромом, приятно хрустя шинами по инею. Высокий квадратичный капот украшал фамильный герб — чёрный щит с красной диагональю, посредине — белый волк с пылающим хвостом. Оба Шамаева сели на вместительное заднее сиденье из бледно-жёлтой кожи, если не сказать диван, старший назвал компьютеру адрес. Тронулись. Сделали полукольцо вокруг обширного парка. Выехали за ворота усадьбы. За окнами замелькала их столетняя липовая аллея, такая чарующая летом, а ныне голая и мрачноватая.

— Не люблю торжественные речи. Поэтому буду краток. Это наш подарок к твоему скорому совершеннолетию.

— И что же… это? — уточнил Саша, отчётливо выделив последнее слово.

— Ээээто… банк, — Георгий тоже выделил нужное слово. — Небольшой, далеко за первой сотней. Не переживай, сначала ты войдёшь лишь в совет директоров, а он совсем скромный, из пяти персон, так как число акционеров у банка ограничено. И только спустя какое-то время, мы всё согласуем с ЦБ, ты станешь там председателем. Вкратце, такая процедура.

— По-твоему, протирать штаны в банке — мужественнее военной службы?

— У меня превосходное право так думать, потому как я окончил “Консерваторию”, — Георгий очень гордился своим классическим образованием, так именовали Военно-Дипломатическую академию. — И как раз таки бывал-с, как раньше говорили, в горячих точках, в отличие от твоих юных храбрых отчаянных друзей, которые всё проживают в первый раз. И я знаю что к чему, что именно там происходит. И мнение своё тебе озвучил. Самому стремиться в армию — мальчишеские глупости. А коли так переживаешь за отчизну, подчеркну — сейчас война скорей решается деньгами. Неужто ты не видишь, как в мире царствуют банкиры? В конце концов, хочешь чтоб с тобой считались, как со взрослым — веди себя как взрослый. Чуть отдохнул после учёбы — и за дело! За настоящее, ответственное дело. Здесь, вместе с семьёй. Не нужно никуда бежать.

— И я возьму, и вот так просто справлюсь с новым сложным бизнесом? Хватит ли моих познаний?

— Единственное, чему ты должен научиться из земных наук — управлять людьми. Коммуницировать. Быть над всеми. Ни в коем случае не уподобляясь черни, не становясь человеком-функцией в своей профессиональной узкой специализации. Не переживай так, это не смертельно. Банком управлять не сложнее, чем танком, а только вот гореть в нём не придётся. Ты всё поймёшь. Это ведь ор-га-ни-за-ция, — произнёс Георгий по слогам. — Она тикает, как заведённые часы. И функции у твоего банка предполагаются вполне технические. Физическими лицами он не занимается, так что кредитовать людишек не придётся. Нужно будет вести переговоры-разговоры. Контролировать процесс. Сейчас доедем, и я представлю тебя будущим коллегам… Прямо-таки неожиданно нагрянем к ним в офис. Такой подарок тебя устроит? Доволен ли столом?

“Столом” на жаргоне их круга назывались высшие должности и целые компании, передаваемые по наследству. Была ещё так называемая “политика чистого стола” — когда к ключевым позициям подпускались исключительно ближайшие родственники, это считалось хорошим тоном. “Грязный стол” никому не нужен.

— Наверное… доволен. И даже, признаюсь, несколько растерян. Но спасибо! Вот так сюрприз. Ошеломлять умеете, вместе с мамой.

— Надеюсь на твоё благоразумие, сынок. Это задачка тебе не на один день, а на перспективу. И ещё не всё... Ты также говорил, что хочешь испытать себя? Ну что же, здраво. На самом деле… И это даже более всего меня смутило!.. Твои слова… Любой мужчина жаждет испытаний. И я как будто самого себя узнал в безумной молодости, жизненной весне. Когда инстинкты, страсть клокочут. Когда постоянные сомнения о выбранном пути. Да! Мужчине испытания нужны. Что-то поистине сильное, живое. Но, главное, чтоб всё было с умом, запомни, сын. Итак, тебе я обещаю самое нешуточное испытание, какое можешь лишь представить.

— Когда же?

— Скоро. Очень скоро. Всему своё время, сын. А пока выпьем шампанского. За твой успех и начинания!