Человек-паук

Человек-паук

Они лежали в одной палате. Убогой провинциальной больницы, которая отвращает одним только запахом: смесь лекарств, хлорки и безнадёги. Само слово больница очень подходило этому месту— место боли. Что тут делать и зачем лежать было неясно. Глупое унылое времяпрепровождение. Скорее всего, родители и сеструха захотели на время избавиться от него, сдали сюда. И вот Витя теперь мучается. Но хоть не один. В больничку отправляли кого попало: и старых, и младых, и с животом, и с головой. И в палате ещё лежал Человек-паук.

Вернее, у Человека-паука было какое-то имя с фамилией, но Витя так нарёк его про себя. Взял прозвище известного персонажа. В реальности Человек-паук совсем не походил на того супер-героя, а скорее просто на паука. Особенно, когда подтягивал колени к голове и сидел так, уставившись в одну точку. Он был длинен, тощ. Все его сочленения были палками, с узловатыми суставами-шарнирами. Членистоногий. Лицо: впалые до ужаса щетинистые щёки, тёмные круги вокруг больших серых ничего не выражающих глаз под реденькими бровями, торчащие уши, когда-то короткая стрижка, теперь потерявшая аккуратность. Возраст его Витя не мог определить, как и многие дети не различая степени взрослости. Паук большую часть дня спал в своём паучьем углу, вылезая из кокона тряпок только лишь подгоняемый недовольными его медлительностью врачихами. Он как будто экономил силы. И ещё всё время молчал. Да что там молчал — не выказывал ни малейшей эмоции. И клизму ему вроде сделают, а он всё равно молчит. Находится не здесь. Ушёл в себя и пропал там.

В одном Витя завидовал ему: было видно, что Пауку не скучно, он не очень-то и страдал. По крайней мере, если и страдал, то вовсе не от того дурацкого места, где он находится. Ведь он был из апатиков. Таких людей вокруг много, очень много. Как перегоревшие электроприборы — вроде с виду всё на месте, а не включается. Даже Витя в свои годы не мог не замечать их. Наоборот, они с друзьями знали многих апатиков в своём дворе и, завидя их, старались подколоть, задеть, пнуть. Если те выбирались из своих жилищ, конечно, что случалось нечасто, они ведь любят прятаться, но иногда в них просыпались последние рефлексы общественной жизни. Никакой угрозы апатики не представляли, можно было поссать на такого придурка — ноль реакции. Обычно их никто не любил: ни взрослые, ни дети. Да и за что их любить? Они ведь поесть сами не могут нормально. И умирали чаще всего от крайнего истощения — тупо забывали пожрать!

Но Человек-паук отчего-то понравился Вите. Возможно, от скуки и непоседливой жажды общения, нехватки хоть какого-то взаимодействия. Ведь сознание Вити корёжило от безделья. Старые игры осточертели, а новых у него не имелось. Любимая стратегия “Конкиста II” на устаревшем смартфоне не тянула. Читать он ненавидел. Но он обожал рисовать. И Витя рисовал. Комиксы. Витя про себя решил, что Человек-паук плетёт мировой заговор. Он только косит под беспомощного всеми забытого хилого задрота. На самом деле он могущественный и просчитывающий на десять ходов вперёд хитрец, центр глобальных интриг. Он отлично маскируется. Затаился в засаде, как умеют пауки.

Ого! Вроде бы Человек-паук действительно плетёт что-то у себя в кровати. Витя заметил подозрительное шебуршение Паука. Ну точно же, плетёт! Заговор существует! Или, по крайней мере, паутина. Возможно, это кабель, с помощью которого Паук подключается к сетям мировой компьютерной паутины, банкам данных корпораций и правительств. Управляет мировыми процессами. Перенаправляет флотилии гигантских танкеров и сдвигает спутники с орбиты. Орудует финансовыми потоками, курсами криптовалют и повсеместно вставляет свою крышесносящую пропаганду в видео.

Витя набрался смелости и показал запечатлённые в комиксах фантазии самому Пауку. Тот весьма отстранённо наблюдал перелистываемые истории. Но. Ближе к концу в его мутных пустых глазах стал пробуждаться огонёк интереса. И-и-и-и-и. Да! Его уголки губ самопроизвольно поползли вверх. Невероятно! Он улыбнулся! Он оценил! С чувством свершённого творческого подвига Витя лёг спать.

Следующим утром оказалось, что Паук сплёл не заговор. И не сеть. А петлю. Ночью он повесился в сортире. Когда он соскользнул в петлю, его длиннющие ноги почти достали до пола, не хватило пары жалких сантиметров. Или Паук так всё точно рассчитал. Ведь у него же были сверх-способности. И только он мог прилепить верёвку так высоко под потолком непонятно на что. На паучий клей что ли.

“Кем он интересно был? Что делал раньше? Где научился так красиво писать? Почти рисовать буквы. И что это значит, что он тут написал?“ — думал Витя, глядя на облупленную кафельную стену туалета. На ней старательным, ровным, аккуратным, идеальным начертанием были выведены чёрным фломастером три строчки:

Нет, апатия не лень.
Это высшая ступень.
Это равнодушие.