Черная шляпа

Песня о разбитом сердце

- Радуйся, тебя выписывают.

Эта фраза прозвучала одним солнечным зимним днем. снег во дворе сверкал, с крыши спадал снег, деревья были словно окутаны белой фольгой. В ледяных лужах отражалось бирюзовое небо. пациенты играли во дворе, кидаясь друг в друга снежками. Выходить в это время было запрещено, но кому какое дело?

- Клэр, ты меня слушаешь?

Я завороженно смотрела на пейзаж из окна. Словно мы попали в зимнюю сказку с эскимосами и тюленями. Так странно. Мне показалось, будто этот снег - чьё-то прощание, чьи-то замерзшие слезы. Или рассыпавшиеся в прах белоснежных крылья. или осколки разбитого сердца.

- О чём задумалась? Земля вызывает Клэр, приём!

Только сейчас до меня дошел смысл сказанного. Меня выписывают.

- Это правда? - побледнела я.

- Да, - просто ответила Ласка, - Дня через два или три. Но ходить ко мне ты всё равно будешь.

- Я хочу в реабилитационный центр.

- Уверена? Он достаточно дорогой, далеко находится и оттуда ты никого не знаешь.

- Уверена. Это очень красивое место.

- Верю. Мариам пишет, что то место действительно исцеляет душу. Но не забывай, что такие вещи нужно обсуждать с твоими родителями. Ты уверена, что ваша семья потянет лечеие?

- Что, льгот никаких нет?

- Для тебя нет.

Она назвала мне сумму. Я схватилась за голову.

- Почти как ежемесячная пенсия моей мамы!

- А я о чём? - проворчала Ласка.

Я вздохнула. О реабилитационном центре можно было только мечтать. Родители, конечно, могут согласиться оплачивать, но моё пребывание там сильно ударит по финансам. Я не могу обречь семью на такое.

Я вышла из кабинета с кислой миной. Возле кабинета меня поджидали Ромео и Дейл. Ромео, к злову, выглядел не очень. Весь позеленел, массировал кончиками пальцев виски.

- Ужасный видок, - сказала я, - Голова болит?

- Ты не лучше выглядишь, - огрызнулся Ромео, - Мигрень у меня, понятно?

- А у тебя что? - спросил меня Дейл, - Выписывать не хотят?

- Выпишут через два-три дня, - сообщила я.

- Это же... Хорошо? - неуверенно сказал Дейл.

- Наверное, - нехотя согласилась я.

Перед глазами маячил большой дом с рестораном на вершине возвышенности, плетеными стульями, столиками с клетчатыми скатертями, негромкой музыкой и полоской пляжа внизу. Достаточно было протянуть руку, чтобы ухватить всё это, и в то же время картина была недосягаемой, как мираж в пустыне.

Было обидно и так нелепо. Так нелепо, что понял меня только Кит.

- Пошли, горе моё.

Он схватил меня за руку.

- Не боишься обжечься?

- Я сражался сам с собой много ночей подряд. Чего мне бояться?

Он ведет меня по холму. Зеленая трава, припорошенная снегом, обжигает мои босые ноги, но я не боюсь. Его темный силуэт, вырисовывающиеся на фоне облачного, придавал мне силы.

- А разве это деревце не было засохшим?

Я в удивлении смотрю на вишню, цветущую нежно-розовым. Сажусь на скамью, усыпанную ветками. На юбку тут же приземляется несколько лепестков. Ловлю рукой цветок, подношу к лицу и внюхиваюсь в аромат весны.

- Нравится?

Рядом со мной садится рябая девочка. Я знаю её. До смерти боится людей, прячется от них в свой панцирь и боится даже слово сказать. Удивительные метаморфозы всё-таки происходят с человеком.

Спрашиваю:

- Это ты сделала?

Немного подумав, отвечает:

- Да, я. Когда я попала сюда, то мне хотелось забиться в самый дальний угол. Я хотела отдохнуть от людей, но здесь от них спрятаться ещё труднее, даже в одиночной палате. Но осенью мне приснился сон, как мы с незнакомой девочкой поливали деревце. Напомнило мне детство, проведенное на ферме у тётушки. У неё был большой и полузаброшенный сад, который я оживляла, как могла. Тётушка сказала, что у меня талант садовника.

- И правда талант, - сказал Кит, - Я думал, что уже ничто не сможет оживить это деревце.

- А что за сад там, вдали? Выглядит таким заброшенным...

Она указала в сторону снежной пустыни. На фоне ледяных просторов вырисовывался сад, поросший деревьями, кустарниками и травой. Такой оазис лета среди зимы.

- Когда-то он принадлежал Мелодии, - сказала я, - Но она уехала, и теперь не может за ним ухаживать.

- Нехорошо, - покачала головой девочка, - Садовник не может забрасывать свой сад. это всё равно что бросить человека.

Я посмотрела её в глаза. Полная моя противоположность - серые, почти белые, с белесыми, будто заледеневшими ресницами, и копна светло-медовых волос, вьющихся жесткой проволокой. Больно кольнули мне в сердце эти кудряшки.

- Как тебя зовут? Я сейчас не твоё дневное имя спрашиваю.

- Я...

Она осеклась. закрыла глаза, прислушавшись к своим ощущениям.

- Некоторые сразу догадываются о своем истинном имени, - сказал Кит, - А некоторые годами ломают голову, как я.

- Золушка? - предположил Кит, - По ночам с которой снимаются все тормоза.

- Метаморфозы, - сказала я, - Днём серая мышь, ночью заставляешь цвести высохшее дерево. Бабочка, снова и снова превращающаяся в куколку.

- Бабочка, - прошептала девочка, - Мне нравится. Красивое имя. Греки изображали душу в виде бабочки.

- Может, ты муза? - подмигнула я, - Как Мелодия.

- Нет, - покачал головой Кит, - Я бы сразу понял. Но музы очень редко встречаются. Созидать ведь труднее, чем разрушать. Даже Мелодия была довольно слабой музой.

- Но достаточно сильной, чтобы сопротивляться тьме, - вздохнула я, - А ведь у неё были все шансы обрести чёрную кровь.

- Не знаю, о ком вы толкуете, но я вижу рассвет, - проворчала Бабочка.

Я смотрю на бледное солнце, поднимающееся на небосклоне. Лёд и снег сияют в его лучах. Рассветы здесь очень красивые, и настолько же убийственные. Всё тает в утренних лучах восходящего солнца, и только мы просыпаемся в своих кроватях. Я - странная девчонка, постоянно носящая шляпу, он - нескладный мальчишка, крикливый и чернявый, и она - забитая и асоциальная девчушка.