Честь, хлеб и медяки

Пролог

— Все продается и все покупается в этом мире.

— Позвольте с вами не согласиться.

— И все же, смею заметить, все имеет свою цену.

— Эй, парень, подходи к нам!

Руперт поднял голову и заплывшим глазом взглянул на мужчину, окликнувшего его.

— Тебя, тебя зовем, — помахал тот ему рукой. — Иди, раздели с нами трапезу.

Руперт попытался улыбнуться разбитыми вспухшими губами — это был первый случай за последние две недели, когда кто-то заметить его и не прогнал, а наоборот позвал к себе, отнесся к нему по-человечески, а не как к псу.

Он тяжело поднялся и, пошатываясь, побрел к троице, расположившейся возле небольшого костерка и котелка над ним.

Сколько он нормально не ел? День? Два? А, может, уже неделю?

Все произошло неожиданно, когда пришлось сменить костюм вельможи на обноски, что висели лохмотьями сейчас на нем, а комнату в замке — на место под мостом рядом с бродяжками. Кто бы мог подумать, что он, всегда пренебрежительно относившийся к подобным типам и осуждавший их, сейчас разделит с ними трапезу? А раньше бы даже не взглянул в их сторону и монеты не подал бы.

— На, держи, — мужчина передал Руперту грязную щербатую деревянную ложку, вытащив ее из складок своей драной куртки, и сделал жест рукой, приглашая расположиться возле костерка.

— Спасибо, — хрипло поблагодарил его Руперт, еле шевеля губами.

— Пожалуйста, — спокойно отозвался тот. — Ешь, не стесняйся, — предложил он еще раз, заметив, что парень медлит в растерянности.

Руперт голодно сглотнул и зачерпнул варево из котелка.

— Клосу сегодня удалось поймать кролика, — продолжил вещать мужчина, — а Лукас разжился овощами, помогая торговцам на рынке выгружать их из телеги.

«Кролик принадлежал, скорее всего, милорду, и пойман на его землях Клосом, а овощи Лукас просто-напросто стащил у торговца-ротозея», — равнодушно подумал Руперт, зачерпывая наваристую похлебку. Теперь он нисколько не осуждал этих людей, не то, что раньше. Теперь он с ними заодно.

Раньше без раздумий, застав Клоса за установкой силков в хозяйском лесу, приказал бы схватить его без объяснений и бросить в темницу. И пусть бы тот гнил там без суда и следствия до скончания века. А с Лукасом обошелся более жестоко, если бы торговец уличил его в краже: приказал бы отрубить большой палец на правой руке, а, может, и все — все зависело бы от степени его вины, которую не стал бы устанавливать, а поверил торговцу на слово. А если бы тот еще и приплатил.

— Хватит трепаться, Болдер, — Клос попытался остановить словесный поток говоруна. — Болтун — находка для шпионов лорда Дитмара. Что ты знаешь об этом молодчике, что не только называешь ему наши имена, но и рассказываешь, чем мы тут промышляем? Лучше бы не трепался, а хлеба добыл.

— Ладно, не сердись, — незлобиво отозвался тот, — ну, не удалось мне сегодня стащить буханку. Завтра попробую раздобыть. А о парне плохого не думай, — Болдер игриво подмигнул Руперту, — он нас не выдаст. Не видишь, ему неплохо досталось от Меино и его шавок?

— А кто сказал, что Меино не прислуживает лорду Дитмару? А этот не один из его прихвостней? — недовольно поджал тонкие губы Лукас.

«Прислуживает Меино лорду Дитмару», — равнодушно вздохнул Руперт, уж кому-кому, а ему это доподлинно известно, а он когда-то был одним из его прихвостней, как о нем говорили многие.

Руперту повезло, что в этих грязных обносках и с неаккуратно обкромсанными серыми короткими волосами Меино не признал в нем бывшего фаворита и правую руку герцога. А то наподдавали бы ему гораздо сильнее. Хорошо, что, отсылая его от себя, лорд Дитмар своей рукой безжалостно обкорнал его ножом, даже не ножницами, стараясь доставить Руперту как можно больше боли и страданий. Сам бы он ни за что не смог обрезать свои роскошные волосы, ведь он так гордился ими, когда те волнами спадали по плечам до пояса. Когда-то лорд Дитмар даже запрещал ему заплетать их в косу, когда Руперт находился с ним рядом. Он обожал пропускать их сквозь пальцы и любоваться их «солнечным блеском». Из-за цвета волос Руперта и прозвали в замке «Лабберт» — яркий. Ни у кого в окружении милорда не было таких роскошных волос…

Похлебка оказалась невероятно вкусной и наваристой, в силки кролик, видимо, жирный попался. Руперт буквально хватал себя за руку, чтобы опускать ложку в котелок только после мужчин, которые ели, не торопясь и смакуя еду. Ему тоже надо научиться сохранять достоинство в любой ситуации. Легко быть гордым, когда ты занимаешь высокое положение в обществе, а попробуй сохранить остатки гордости, когда тебя буквально «макают лицом в грязь» приспешники лорда Дитмара в лице того же Меино.

— Спасибо за ужин, — поблагодарил Руперт мужчин, когда последняя капля похлебки была съедена, и протянул назад Болдеру ложку, предварительно тщательно ее облизав.

— Оставь себе, — улыбнулся тот щербатым ртом и махнул рукой. — У меня еще есть.

Он отвел в сторону лохмотья, некогда бывшие курткой, и продемонстрировал висевший на его поясе целый арсенал из ложек разных размеров и степени изношенности.

Он подмигнул Руперту: — Нужная вещь, понимаешь, в хозяйстве всегда сгодится.

Тот тоже попытался улыбнуться разбитыми губами.

Руперт поднялся и отошел от мужчин, хотя у костра было и суше, и теплее — его пригласили только разделить трапезу. Он присел на пожухлую траву невдалеке, готовый по первому зову перебраться к огню, и привалился спиной к прохладной каменной кладке моста. Но никто не спешил звать его назад в компанию. Пришлось зажмуриться, обнять себя и представить, что он лежит на перине в своей жарко натопленной комнате в замке.