Цыган

Цыган

— Этот щёголь! Смотрите, какая у него длинная куртка с раздвоенным хвостом. Как павлин! Фрак что ли?

Цыган сидел упоровшийся, вместе с кучкой таких же нахлобученных бомжей у входа в метро. Но… Не так. Цыган по-турецки восседал королём нищих, прямо посреди клумбы, на неизвестно откуда притащенной подушке для дивана. Окружённый обладающими лёгким розовым свечением модифицированными цветами (мод-, как кратко говорят про всё такое генетическое) — цикламенами и виолами, в чёрно-белой футбольной майке с короткими рукавами, надетой поверх плотного оранжевого худи. А его вонючая замызганная бородатая свита разлеглась вокруг на разворачивающемся из рулонов газоне. Карамельный запах цветов перемежался с тяжёлой вонью немытых тел и протухших одежд. Бомжам понравилось вычурное слово “щёголь” и они хором загоготали, радостно заулюлюкали. Хы-хы! Да! Так его! А поминаемый прохожий услышал, оглянулся, испуганно покосился через плечо, бегло осмотрелся себя— что их рассмешило, он испачкался? И прибавил шагу на всякий случай.

— Очередная бабка с тележкой, — Цыгана прорвало совсем. — Кто-нибудь объяснит мне: что эти старикашки перевозят целый день в тележках туда-сюда? Ну правда. Может они курьерами работают? А что? Если бы я был нарко-барыгой, то использовал именно таких бабулек. Во-первых, минимальное подозрение к ним. Во-вторых, они не прочь подзаработать, пенсии поди не хватает на коньячок. В-третьих, ну поймают, ну тюрьма — стоит ли бояться тюряжки, когда тебе осталось жить лет пять от силы? Тюрьмы и срока надо бояться, когда тебе только двадцать. И вся жизнь впереди. Вот тогда, да, страшно.

— И бабка не вспомнит ни одного имени в мусарне! Не расколется! — развил тему бродяга по прозвищу Маркс, ибо сильно напоминал классика коммунизма, и все опять громко заржали.

Цыган притащил своим корешам немного покурить, и они вот прямо тут же употребили замечательный душевный давчик. На камеры и распознавание лиц им было наплевать, ни полицаев, ни судей они не опасались — взять с бомжей было нечего, а на Цыгане и так висела куча штрафов, и СР у него был почти нулевой. Теперь им было хорошо. Мир вокруг округлился, но, одновременно, и выпучил линзами отдельные интересные детали. Цыгану потеплело на сердце — он в общем и пришёл поболтать, устав за сегодня от череды делишек и тёрок, ещё и бесполезных в итоге. Бывают такие дни, когда бегаешь, бегаешь по кругу, но ничего полезного сделать не удаётся.

Все прохожие ему казались сразу и гадкими, и смешными. Прямо-таки цирк из клоунов и уродцев. И он продолжал задирать их.

— Эй, модники, ходите ко мне сюда в клумбу, — Цыган забросил инвайт группке пёстрой молодёжи.

— Чё? — недоверчиво спросил один из них, видимо самый бойкий.

— Ты не чёкай, а подойди, когда просят, — он даже пытался сказать добродушно, но выходило всё равно подозрительно и агрессивно.

Молодёжь не послушалась и тоже скоренько скрылась в переходе. Разодетые во всяческие дорогущие шмотки, блистающие лейблами и гаджетами, но пугливое разобщенное стадо. Безвольные дурачки. Их может быть хоть сто, хоть тысяча — один окрик их всех распугает. Однако, как весело их стебать. Интересней, чем кино в ощущалке! Весь дневной стресс как рукой сняло.

— Вот инфантил с портфелем. Эй, он не сделает тебя мужественнее! Киса с пластикой лица, думающая, что её никто не достоин. Думающая?! Воображающая! Думать там нечем. А этот устал, смотрите, вообще капитально устал жить. Еле плетётся после работы, где его поимели, домой, где его дополнительно поимеют, поэтому не торопится между этими пунктами. По походке, братцы, очень многое можно сказать о человеке. Присмотритесь. Вот амбал прёт, гляди-ка, как плечами работает, явно лидер, бычара, рвётся вперёд, ножищами своими всех легко обходит, не привык ползти за кем-то. А эти, наоборот, аккуратно идут гуськом, какие правильные, никто из них не хочет выбиваться. Вот подростки— у них походка подпрыгивающая, детская ещё. Эта дамочка потерялась по жизни, с такими шажками ловить нечего, как на собственные похороны ползёт. У этой чучелы ноги коротковаты, далеко не уйдёт по карьере с такими ногами, длинноногие обойдут. Вон тот залип в телефон и его тоже все обходят, как сосунка, но хоть на обочину сошёл, на обочину жизни. А этот явный фрик — что за походка такая, идёт будто приседая. Фриков очень много. Та тётка всем мешается посредине дороги, но не замечает этого, однажды ей кто-нибудь выпишет хорошего пинка под зад, а она не поймёт почему.

Мимо текли толпы. Но хоть бы кто ответил. Раньше это он их всех боялся. Таких важных, деловых и непонятных. Потом ненавидел. А теперь, вероятно, презирал. В большинстве они идут степенно, стадно, как жвачные животные с дневного выпаса. А некоторые поди ещё и сабы из сферы услуг, жалкие рабы, продавшие самих себя в услужение. Даже если он сейчас подойдёт к любому из них, остановит, то никто не захочет с ним связываться и постарается всячески улизнуть. Хоть Цыган и не выглядел качком и не имел совершенно никакого оружия при себе — он знал, что так и будет. Они боятся его асоциальности и компании бомжей, его касты неприкасаемых. Их определяющая программа — всеми силами избегать проблем. Целую жизнь они избегают проблем, перемещаются от одной станции метро к другой, потом умирают. Такая судьба.

— А бухнуть хочешь, Цыган? — учтиво прошамкал спутник по прозвищу Дантист, весь темнокожий, как эфиоп, но не от грязи, а от “буфетного загара”.

— А есть?

— А во! — Дантист достал из затасканного рюкзака бутыль и заулыбался щербатой чёрной наиужаснейшей улыбкой.