Дар выживания. Мёрзлая земля

Глава 1

Пробуждение сквозь боль, всеобъемлющую и всепоглощающую. Я не был удивлён ею, как в первый раз. Теперь это стало дурной привычкой, как сигареты и русский мат в каждой фразе для связки слов и более глубинного смысла. Но от того, что она стала привычной, изменилось лишь восприятие. Болью-то она всё же осталась. Надо мной снова мелькали взволнованные лица. Радовало, что на этот раз знакомые – наш бункерный доктор, Лиза, мама, брат, Андрюха, Надя. Да и все мои навещали меня в медсанчасти, что не могло не радовать.

Первый мой вопрос был не о ранах. С ними и так всё понятно – осколком вспороло мясо на ляжке, да пуля застряла под ключицей в груди. Причём даже мне было понятно, что пуля срикошетила или пришла на излёте. Вошла неглубоко по заверениям лекаря. Стало быть, магия фарта снова в действии. Короче, это всё при должном уходе довольно быстро заживёт, никуда не денется. А вопрос был следующим:

- Что снаружи?

Однозначного ответа не имелось, потому что никто не знал о судьбе мира, оставшегося на поверхности. Сразу после ядерной атаки, как всё поутихло, Комендант пытался по радиостанции выйти на связь хоть с кем-нибудь. Благо, защищённость убежища обеспечивала работу пункта связи даже в условиях электромагнитного импульса. Ещё отмечу, что аппаратура, имевшаяся у нас в наличии, не только мощная, но и, в первую очередь, создавалась по канонам советской надежности. Никаких суперсовременных наворотов, только провода и кнопки. Максимум надёжности при минимуме электроники. Точнее, при полном её отсутствии. Так вот, как пояснил Николай Евгеньич, сразу после восстановления электроснабжения и систем жизнеобеспечения в нашем бомбаре, он пробовал выйти в эфир и около двух часов бегал по волнам, тщетно пытаясь услышать хоть что-то, кроме тишины и помех, но радио-пространство оставалось безответным. Это, самом собой, ещё не говорило о том, что мы остались одни в этом мире, но как-то всё же стало сиротливо. Возможно, все средства связи в округе были выведены из строя электромагнитным импульсом. Не исключено, что не только в округе, но и вообще во всём мире. Ядерная война на страницах учебников всегда была общемировой, потому я сильно сомневаюсь, что где-то на планете есть уголки, которые никак не затронул сей катаклизм. Далее, следуя инструкциям, спустя трое суток подземного заточения, двое молодцов обрядились в ОЗК, чтобы прояснить ситуацию снаружи и измерить интенсивность радиоактивного излучения и заражения.

Им хватило минуты, чтобы, несмотря на защиту, схватить огромную дозу облучения. Один из этих ребят сейчас харкал кровью в забытье, укрытый от лишних глаз в специальном боксе, сооружённом из простыней и одеял, по соседству со мной. Второй не бегает, но передвигается пока сам. Хотя тоже довольно плох, мордой будто в костер ткнули, весь в волдырях, зрение потерял. Ему просто выжгло глаза. В основном, жопу пролеживает здесь же. И почти не говорит. Что там, снаружи, он так и не смог внятно объяснить, да и не успели они никуда подняться.

Всё это было вчера, а значит, я очнулся на пятый день. Врач объяснил мне, что специально пичкал меня какой-то хренью с невыговариваемым названием, чтобы я дольше находился в забытье и не мешал организму бороться. Я торжественно пообещал седовласому мужчине, что воткну его в бетонный пол, как только мой организм позволить мне поднимать тяжести. Тот, пофыркав о неблагодарности, куда-то телепортировался, а его место занял мой названный брат Андрюха. И вот какая интересная штука! А я-то, дурень, думал, что у всех такие удрученные лица из-за меня, раненого. Или из-за того, что мы в подземной тюрьме. А причина крылась совершенно в другом.

- Братан, что творится? – серьёзно спросил я, видя во взгляде друга необъяснимую тревогу и устраиваясь удобнее. Как ни странно, при помощи одной ноги и одной руки двигался я довольно сносно, а под дозой мощного обезболивающего в своей категории лежачих спортсменов мог считаться заправским акробатом.

- Тут такое дело, Лёх, - задумчиво начал друг, теребя небритый подбородок одной рукой, а второй нервно тиская цевьё автомата, с которым не расставался, как оказалось, не только по привычке, но и по нужде. – В убежище напряги.

- Что? Из-за чего или кого? – с заинтересованным волнением продолжил я допрос товарища.

- Мы пригрели змею, брат. Много змей, - Андрей уныло махнул рукой. – По ходу спасение батальона ВВшников было зря. Вояки быкуют уже потихоньку. Борзеют и солдатня, и офицеры. С нашей бандой остатки десантников и те, кто уже пообтёрся из гражданских. Короче, народу хватает. Все вооружены. Потому они шибко пока не лезут, но конфликты нарастают. Бывали драки. Вот вроде и свои, а ведут себя как черти. Пару раз до стрельбы чуть не дошло. – Я молча хренел, а друг продолжал опус. – Пытались с их командованием вопрос порешать, но там тоже беда. Они в первые два дня как шелковые были, но тогда рулил их комбат. А третьего дня он слёг в лазарет. Вон, за той ширмой, - Андрей кивнул на еще один закуток из простыней и одеял. – Лекарь не понимает, что с ним, но приболел серьезно мужик. Бредит. А вместо него хмыри остались, но хитровыдуманные. Солдаты, мол, воевали, у них боевой стресс, синдром войны и что-то там ещё. Вот и нервы сдают. Вы, мол, простите пацанов, молодые, неопытные. Но поэтому им тут типа блат положен во всём. Ну, Евгеньич его завуалированно отправил туда, откуда родился. А то мы-то не успели повоевать, да? Может, и побольше ихнего… В общем, херня творится, Алексей.

- А чё они хотят в целом? – Меня после такой новости пробил холодный пот. В бомбаре с полутора тысячами гражданских – более двух сотен вооружённых и озлобленных солдат. Хреновый расклад.

- Короче, я так понял, что их новое начальство рвется к власти. У нас тут со «второй волны» затесалось пару чиновников средней руки, которые махом примкнули к воякам и чуть ли не требуют отдать руководство бомбоубежищем в руки солдат. Якобы, это люди государства, а значит, всё по закону. Возможно, эти упыри солдатам и нашептали, как правильно делать. Боюсь, как бы нас однажды ночью не перерезали, как свиней…, - Андрюха нервно дёрнул плечами.