Дочь

Дочь

«Я всегда буду одна! Я все порчу! Убиваю тех, кто меня любил!»

Катя плакала горько, но совсем не по-детски. Сжалась в комок, плашмя уткнула лицо в подушку, для надежности закусив ее зубами. Все для того, чтобы ни одна крупица переживаний не могла ускользнуть за пределы тесной бежевой комнаты. 


                                                                               I. День рождения


Родившись, Катя убила мать. 

День ее рождения стал в семье днем скорби. Каждый год 25-е по счету светлое майское утро начиналось с общих воспоминаний. Отец и его взрослый сын — в такие моменты Катя чувствовала себя совсем лишней — снова и снова рассказывали друг другу о той, кого они потеряли. 7, 8, 9, 10, 11 — теперь уже 12 лет назад.

- Помнишь, Женек, когда тебе было 6 лет, ты залез в сарай на тетиной даче и тебя там укусила крыса? Здоровая такая, размером с кошку, жирная: ее потом Тим придавил, мы и рассмотрели. Я тогда был на работе, не с вами, тетя тоже как раз куда-то уехала. Мама одна с тобой осталась. Ну и перепугалась она! Не знала, что теперь делать. И вспомнила про укусы змей. Перевязала тебе ногу своим шарфом, помнишь? Чтобы яд не распространялся!

— Да уж, нашлась мама! А потом по соседям побежала, всех распугала. Они даже не поняли, что со мной случилось. Думали, какой-то дикий зверь напал. Дядя Костя, когда мы уже в больницу приехали, и мама пошла врача искать, у меня несколько раз переспрашивал, что произошло — все не верил.

— Ну да! Тебе-то хоть бы хны, тебе, наоборот, приключение — а мама полведра корвалола выпила, все в себя прийти не могла.

— Пап, а ты помнишь, как мама испекла тебе пирог с часами?

— Забудешь такое! Но это ты был во всем виноват. Ты же их туда забросил.

— Не забросил, а уронил! А достать не смог, чтобы маму не злить.

— Да уж, это было что-то! Мои любимые часы!

— А что мама-то сказала? Сразу нашлась!

— «Это пирог с сюрпризом, чтобы ты никогда не забывал уделять время семье»? Никогда не забуду.

— А помнишь, как она Рика спасла из колодца? 

— Тебе тогда 8 было. Никогда бы не поверил, что Катя туда полезет. Она лужи-то как обходила, по сто раз примеряясь, чтобы ботинки не запачкать — помнишь?

— Ну да! А в колодец и полезла. А вылезти не смогла... Слышат люди крики, думают, что-то ужасное случилось, заглядывают внутрь — а там мама стоит, по колено в грязи, вся в воде, и с этим несчастным щенком на руках.

— Она сказала, что это специально, тебе в подарок.

— Какая же она была классная!

— Да, сынок.

Отдав должное воспоминаниям, они всей семьей шли на кладбище, к могиле под красивым памятником. Мраморный ангел держал в руках доску, на которой значились имя и фамилия матери, даты ее рождения и смерти, и приписка красивым курсивом: «Любимая, ты ушла, но не умерла». 

Отец с сыном поминали покойную, иногда — не скрывая слез. Маленькой, Катя плакала за компанию. Повзрослев, неуютно разглядывала землю. Дочь больше не могла присоединяться к общему горю: она ни разу в жизни не видела свою мать.

К вечеру возвращались домой, и Кате, наконец, доставались куцые поздравления, и наспех вручался подарок – общий, от отца и брата. Красиво упакованный сверток — в этом не упрекнешь. Однако к его содержимому Катя давно охладела. Она не спешила разрывать по-девчачьи нежную упаковку. Но все-таки делала это на глазах у дарителей, чтобы не казаться неблагодарной.

Внутри Катя всегда находила куклу. Самую обычную, не из ряда вон. Экономичную. Но не в этом дело: в 10, 11, и, тем более, 12 лет ей уже совсем не хотелось играть в куклы.  

                                                                                  ***

Лет до десяти Катя маму боготворила. Слушала истории о ней, сдерживая дыхание, с восхищением. Ловила каждое слово — новый штришок к портрету. Мама была: ласковой; заботливой; отзывчивой; юморной; красивой; находчивой; сердечной; любящей; милой; любимой... Настоящая добрая фея — не случайно же на ее могиле плачет ангел!

Мама непременно любила бы Катю — и, наверное, не меньше, чем ее брата. Ведь она, если верить отцу, так хотела, чтобы дочка появилась на свет.

Фантазировать о маме часами напролет помогали не только слова, но и вещи. Несколько платьев, до сих пор висевших в шкафу, прядь темных волос, приклеенная на кусок ватмана — ее оригинальный подарок. И, конечно, сотни фотографий, в которых мама никогда не умрет. 

Вот она, живая. Настоящая южная красавица, фейерверк сочных красок. Сын – ее повторение. А дочь почему-то пошла в блеклого отца: жиденький русый хвостик, бесцветная кожа, тусклые светло-серые глаза. Только роста невысокого да худоба не фамильная. 

Катя очень рано узнала, что это она убила маму. Даже и не вспомнить, кто первым об этом сказал. Конечно, сразу осознать свою не получилось, но зато потом Катя быстро все наверстала. К десяти годам она уже безжалостно ненавидела себя.  Мысленно дочь присоединялась к вопросу, которым, как она считала, задавался каждый, кто узнавал ее историю:

- Почему не наоборот?

Отец не пытался снять камень вины, прижимавший Катю к земле. Он всегда относился к ней холодно. Заботился - но не скрывая необходимости. Бывало, по вечерам он долго молча смотрел на Катю своим тяжелым бесцветным взглядом и заметно вздыхал. Теплел же только с сыном — или от алкоголя, но тогда получалось еще хуже. Однажды — Кате было около восьми — отец перебрал настолько сильно, что признался: он совсем не хотел Катю. Но жена мечтала о дочке, и он не стал спорить. «Вот бы все вернуть назад! Я ни за что бы не согласился».

На утро отец и не вспомнил о своих откровениях. Но и на трезвую голову он имел привычку намекать на Катину вину. 

— Опять наделала столько ошибок. Ты что, не русская? Твоя мама  поздравления в стихах писала, а ты одно дурное правило одолеть не можешь!

— У тебя совсем нет друзей. Никогда бы не поверил, что так может быть. А ведь подруги твоей матери, когда собирались, еле все в квартире  помещались.

— Тебе уже двенадцать, а беспомощная, как младенец — одну нельзя оставить. Что, так сложно всего лишь разогреть суп? А твоя мама так здорово готовила!

Обычно Катя в ответ только плакала от бессилия, молча соглашаясь с тем, что она слишком плохая, и с матерью не сравнится . Но в последний раз, вскоре после Дня рождения, не выдержала: 

— Вот и мне тоже лучше умереть!

Отец неожиданно разозлился:

— Чего? И думать не смей! Мать за тебя жизнь отдала, а ты тут дуркуешь. Ты теперь просто обязана жить!

Катя выскочила из кухни, где произошла сцена, и столкнулась с тетей Наташей — та только что вошла в квартиру. Ничего не сказав племяннице, она отправилась на кухню, а Катя притаилась у двери. 

— Олег, в чем дело? Почему Катька ревет? Опять довел?

— Наташа, не лезь, а? И без тебя хватает.

— Олег, ну сколько тебе говорить. Это же твой ребенок! Ты взрослый мужик, отец, чего ты добиваешься?  Что ты ее все шпыняешь, хоть бы раз что хорошее сказал? За что ты так с дочерью? Она-то в чем виновата?

— Да понимаю я все. Но когда вижу ее, то сразу Катю вспоминаю, и так тяжело становится. Забыть ее не могу, до сих пор не верится, что все так произошло...


                                                                         II. День смерти


Когда Кате исполнилось десять, ангел упал на землю, по которой когда-то ходил. И с тех пор внутри рос протест.

Посадили его слова тети. Раздраженная после очередной ссоры с братом, Наталья собиралась лишь приободрить ребенка. Но вместо утешения незаметно вышел сказ о наболевшей злости. 

— Хочешь знать, какой была твоя мама? Так я тебе расскажу. Ты уже большая, чтобы знать. Она до конца оставалась не взрослеющей капризной истеричкой. Да, красивая — это не отнять. Но, знаешь, с человеком живут, а не любуются. Настроения у нее менялись по пять раз на день, и всем полагалось ей угождать. А под конец Катька и жутко ревнивой стала. Постоянно за твоим отцом следила и допросы устраивала с припадками. А потом к нам с бабушкой плакаться прибегала, чтобы мы на Олега повлияли – и это взрослая баба, не девчонка. Хотя и тот, конечно, давал ей повод. Все время налево ходил, хоть и любил Катьку. Дурной, как кот. Вот она и решила, что новый ребенок заставит уделять ей больше внимания. А ведь с самого начала знала, что нельзя. Знаешь, кто виноват в ее смерти? Только она сама! Она еще когда брата твоего рожала, чудом жива осталась. Ей сразу врачи сказали – о других детях и не думай. И когда узнали, что она тебя ждет, настаивали на аборте. Но она по-своему решила. Даже таблетки бросила, которые должна была все время пить. Начиталась где-то, будто ребенку от этого вред, а больной организм при беременности якобы и сам себя вылечит. Я ее чуть ли не на коленях тогда умоляла за голову взяться. Но она слушала не меня, а своих подруг-дур. Ну и все, острая почечная недостаточность, два дня в коме — и на кладбище. Она сама себя убила, своими руками. Поняла? 

Не все из этих злых слов Катя смогла понять сразу. Однако дело было сделано: статуя упала с пьедестала. Нет, не разбилась сразу и вдребезги. Ее гибель скорее напоминала разложение: от мраморного ангела стали постепенно отгнивать все новые куски. Скандальная? Глупая? Хотела не ребенка, а внимание мужа? Всего этого просто не может быть. Но ведь тетя никогда раньше не обманывала?

Наталья, между тем, действительно сказала правду — свою, ту, что видела из собственного окна. 

Когда старшую Екатерину привезли в больницу на скорой , она не доходила и до седьмого месяца. И, хоть Олег и винил врачей, они уже мало чем могли ей помочь. Его жена попала к ним в безнадежном состоянии. Но зато, приложив немало усилий, персоналу удалось спасти младенца – и пусть это никого из его близких особо не волновало. 

Катя жила уже сутки, помещенная в инкубатор, когда сердце ее матери перестало биться. Но, по ошибке, в документах им обеим поставили единую  дату – 25 мая – как день смерти одной и рождения другой. 

Никто не думал, что Катя останется. Родные собирались похоронить мать и дочь в одной могиле. И потому когда тетя регистрировала новорожденную, то даже не стала выбирать имя: «А пусть тоже будет Екатерина, какая теперь разница». 

Узнав о смерти жены, Олег разгромил больницу. Лез в драку, крушил мебель. К нему отнеслись с пониманием. Он продержался несколько дней, чтобы проводить ушедшую, а потом нырнул в многомесячный запой. Брата забрала к себе тетя, а Катю, когда она достаточно подросла и окрепла под своим стеклянным колпаком – бабушка.
 
С ней вдвоем Катя и провела первые 6 лет своей жизни. Отец пришел посмотреть на девочку , когда ей исполнился год. Потом появлялся чуть чаще, но без особой радости. И брать Катю домой не спешил. Говорил, что это слишком больно.

Но сына он вернул, и после этого принялся потихоньку восстанавливать жизнь. Снова нашел работу, и изо всех сил пытался наладить отношения с ребенком. Брат Кати — в то время ровесник ее нынешней — очень злился на отца, считал его предателем. Не хотел видеть, не разговаривал, постоянно сбегал из дома. Год упорства потребовался Олегу, чтобы вернуть утраченное доверие. 

Постепенно в квартире снова зазвучали уже не скорбные, а веселые голоса друзей, а все чаще — и подруг. Несмотря на скорбь, Олег в монахи не подавался. 

                                                                                  ***

Пока отец с сыном приходили в себя, Кате жилось уютно. 

Бабушка заботилась, плела из негустых волос сложные косички, читала красивые книги, показывала буквы. Она рассказывала интересные истории о том, почему светит солнце и дует ветер.
 
Бабушка говорила Кате, что ее мама – на небе, и оттуда всегда наблюдает за ней. Не просто смотрит: любит, помогает, поддерживает, защищает.

Думать так было очень приятно: образы обволакивали, как некогда плодная оболочка. Но стоило Кате на глазах у тети в порыве игры споткнуться и разбить стопку только что вымытых тарелок, как бабушкиной сказке пришел конец. 

Наталья стала кричать и обзываться, а Катя испугалась. Сказала, что мама все это видит и тетю накажет.

Обидчица засмеялась и ответила, что это – бред. 

– Сама подумай – на свете миллиарды людей, и что, они все могут поместиться на небе? Ха, люди. А животные? Куда деваются животные? Вот, посмотри на Рика, какой он умный. Есть у него душа?

Катя глянула на пса — того самого, которого мама вытащила из колодца за два года до ее рождения, а потом приютила бабушка. Кивнула: да.

– А вот и нет: те, кто говорят про небо, считают, что у животных нет души. Их закапывают и забывают. Так почему же по-другому с людьми? Все живые просто умирают, и все – перестают быть раз и навсегда. 

Катя почувствовала на глазах слезы жалости, потери и разочарования. 

– А как это? 

– Как вечный обморок, – не задумываясь, ответила тетя.

Катя не знала, что такое обморок. Но точно поняла, что мама не с ней. Наталья умела убеждать.

В эпоху этих откровений с любимой бабушкой уже происходила беда – постепенная, но неумолимая. 

Сначала она стала все забывать. Не помнила, что они уже ходили в магазин. Не могла найти сахар, пульт от телевизора, ключи. Беззлобно ругалась на внучку – думала, что это она шалит, их прячет, но Катя этого не делала. 

Потом бабушка стала звать Катю Наташей, а на попытки поправить говорила, чтобы не дурила. 

Затем она стала такой странной и забавной, как совсем маленькая. Жевала листья цветка. Садилась писать в углу комнаты. Громко смеясь, азартно играла с Катей в ладушки, хотя она уже из них и выросла. А то вдруг начинала дергать внучку за волосы – со смехом, а потом все злее и злее. Тут Катя уже пугалась и пряталась.

Однажды утром тетя увела Катю вместе с Риком, которого очень не любила, к себе. А вечером их забрал отец.

– Бабушка болеет, она в больнице. А ты теперь будешь жить дома, – сказал он.

Меньше, через полгода, отцу пришлось усыпить пса. И Катя, рыдая, снова вспомнила слова тети. И он, и мама не рядом. Они нигде.


                                                                      III. День возрождения


У отца было много друзей.

— Если бы не они, я и сам бы ушел в могилу вслед за Катей, — говорил он.

В квартире примерно раз в неделю, а то и чаще, собиралась большая компания. Становилось шумно, тесно и пьяно.  

Олег часто звал дочь и показывал ее гостям. Тем из них, кто до сих пор не знал, он рассказывал историю ее появления на свет.  Катя ловила любопытно-сочувствующие взгляды, и мечтала, чтобы их поток побыстрее иссяк, и она бы смогла вернуться к себе. Так обычно и происходило — взрослые возвращались к своим темам — если только среди приглашенных не оказывалось новеньких женщин. Они громко охали и долго заигрывали с девочкой, как со щенком, приторно жалели. Но иногда подвоха следовало ожидать и от старых знакомых.

— Что, так и тянет убежать? Дикая ты, и бука. Как зверек. Так и нет, друг, у вас с ней контакта. Ведет себя, как чужая. Мало ты с ней занимаешься. Видно, растет сама по себе. Смотри, упустишь, — пару недель назад заметил один из тех, чьи лица Катя видела годами. 

Примерно то же самое говорила отцу и Наталья, когда приводила Катю домой, если та уж слишком загащивалась у нее. 

Катя любила ходить к тете, несмотря на ее ежистость. 

Наталья жила вдвоем с дочерью всего в пяти минутах ходьбы от дома, и после школы Катя чаще всего шла прямиком к ней. Обычно в это время дня квартира пустовала, и девочка открывала дверь своим ключом. В светлой комнате она перекусывала печеньем, которое тетя всегда держала на кухонном столе. А потом, захватив на колени рыжего кота- Толстопуза, устраивалась смотреть записанный тетей сериал. И часто за этим делом уютно засыпала. 

Но вскоре возвращалась из университета сестра Алина и безжалостно заливала огонь в очаге. 

Она была всего на два года младше брата. В детстве они вдвоем устраивали разные каверзы над маленькой Катей, когда оба гостили у бабушки. Тогда их вдохновителем становился Женька. Он долго не мог примириться с Катей: не раз «терял» ее на прогулках, даже пытался продать. Но с возрастом он сильно изменился и стал сдержанно-дружелюбным.

Алина же осталась прежней, по-недоброму проказливой, хотя веских причин не любить Катю у нее и не имелось. Могла, например, одеть на голову спящей пакет или заорать в ухо. 

Видимо, Алина просто ревновала к матери, которой часто выговаривала за стенкой, намеренно громко, так, чтобы услышала сестра:

– Мама, ну сколько можно – у нее же есть свой дом. А мне даже отдохнуть нельзя, как будто в гостинице! Всего одна комната, и она там сидит, а я прихожу и торчу на кухне.

Как раз после таких сцен тетя и отводила Катю домой, передавая негатив по цепочке -  отчитывая своего брата, из которого вышел такой равнодушный отец.  Ну а тот, конечно, вымещал зло на Кате:

– Ты что, подкидыш? У тебя своего дома нет? Сколько можно где-то таскаться? Чтобы после школы домой шла, поняла меня?

                                                                                 ***

В ответ Катя упорно шагала к тете, изо дня в день. До тех пор, пока однажды не застала Алину с компанией. 

Молодые люди курили на кухне сигареты с особой начинкой и громко смеялись. Стало неуютно. Катя с полчаса сидела в комнате, съежившись. Но потом набралась храбрости и все-таки пошла в кухню за привычным печеньем. 

Четыре пары покрасневших мутных глаз – они принадлежали, кроме самой Алины, двум парням и девушке – тут же вцепились в нее.

– А это наша сиротка. Каждый день к нам лезет без приглашения. И маме на уши приседает. Собственную-то мать она убила, теперь вот в мою целится.

– Как это – убила?

– Да в самом прямом смысле. Тетя умерла, когда ее рожала. А потом она у бабули жила – и та с ума сошла. Сейчас в интернате.

– Прямо какой-то ребенок Сатаны!

Уйти! Но девушка, с обожанием глядя на Алину, схватила за руку.

– А что? Похоже. Сейчас вот и дядьку приканчивает. Ему-то она вообще не нужна была, он ее к себе взял только после того, как мама бабулю в интернат определила. Молчит, а смотрит-то как злобно. Чего ты сюда прешься, а? Вали к себе домой, мелкий крысеныш.

Алина бросила в Катю сигаретной пачкой, попала в висок. Совсем не больно, но обидно. 

– Вали, говорю!

– Да ладно, Алин, ну хватит.

– Правда, прекрати.

– Мне прекратить? Так это мой дом, а эта сиротка здесь все время трется. Золушка, мать ее. Ну, раз мама ее выгнать не может, так хоть я это сделаю. Что стоишь? Пошла отсюда!

Катя вырвалась из наручника ослабевшей руки, что ее держала, и спокойно пошла к двери. Захлопнув ее за собой, дала волю слезам, и так, замутненная ими, и добрела через ступеньки и улицу к детской площадке. 

Там стояли качели – Катя шла к ним. 

Но они оказались заняты. На них сидела толстая коса медного цвета. 

Не переставая всхлипывать, Катя в замешательстве остановилась у нее за спиной.

– Чего ревешь? – спросила коса, не оборачиваясь.

Катя молчала, но не уходила. А куда идти? 

Отец сегодня не в смене – значит, дом полон им и его друзьями. В интернат к бабушке одну не пустят. Друзей же среди ровесников Катя завести не сумела.

Некуда.

– Скажи, не бойся, – предложила коса. И обернулась. Она принадлежала рыжему лицу, щедро покрытому многоточиями пигмента, с оранжевыми бровями и распухшей, обезображенной ссадиной, губой. 

От лица пахло перегаром. Но какое это имело значение? Коса протянула руку и нежно стряхнула, перекрыла ручей, бежавшей по Катиной щеке.


                                                                       IV. День надежды


Хозяйку косы звали Мариной. Она и ее четверо друзей заняли квартиру на первом этаже деревянного барака, недалеко от Катиного дома. Девочка даже видела его сквозь затянутые пакетами окна. Это уже они «ремонт» сделали – вставили в пустые глаза зарешеченных окон прозрачный полиэтилен.

Барак давно потерял официальных жильцов, и устоял до сих пор лишь из-за бюрократической неувязки. 

– Катя, – сообщила Марина.

Двое спали в соседней комнате, один ушел жаловаться на жизнь машинам на перекрестке, так что о прибытии новой гостьи узнала лишь сжавшаяся в углу старушка. Она не проявила интереса, но Марина достала из кармана своего мужского пальто бутылку.

– Откуда? – оживилась старушка, перемещаясь на середину комнаты, где засаленный коврик на полу, по-видимому, служил столом.

- Неважно, – подмигнула Марина.
 
Бутылка была благодарностью Кати. Вытерев детские слезы, рыжая Марина разговорила ее, и без особого труда выловила из открытого водоема почти все горести. Удивительно, как все, что произошло за целых 12 лет жизни, удалось уложить в 12 минут разговора.
 
— Суки, — осудила Марина. — Ну ничего, все пройдет. Вот подрастешь... Вспомнит твой батька про кусок хлеба. Не зря же говорится: сегодня ты имеешь коня, а завтра конь имеет тебя. Все еще будет, не реви! А мне вот тоже страшно домой возвращаться.  

Марина очень путанно, то сбиваясь, то начиная частить, как бабушкина швейная машина, рассказала, что друзья дали ей деньги на общую еду. Но кто-то из случайных знакомых отобрал их все после того, как они подрались. И исчез. А куда — она не помнит. 

Катя ничего не поняла из всей истории, кроме того, что у отзывчивой и нежной, опустившейся Марины неприятности. А после того, как та вздохнула:

— Эх, даже на опохмел нет! — еще и поняла, как ей помочь.

— У меня есть, — улыбнулась Катя и вытащила из кармана несколько сотенных купюр. Отец давал их на карманные расходы, но Катя редко тратила деньги. В итоге обычно собиралась приличная сумма. К сожалению, буквально три дня назад она истратила большую часть своих запасов, не устояв перед новым мп3-плеером. 

Назвав Катю ангелом, Марина искренне обняла ее, и они направились в магазин. Хватило на целых две бутылки.

Марина и старушка выпили по первой, по второй, по третьей. Проснулись и подобрались дремавшие – пошла в ход вторая. Вернулся и пятый, ходивший на перекресток — страшный, красно-синий, распухший. Казалось, ему специально закачали воду под кожу. У еще молодого (он сказал, что ему 35) мужчины не было правой ступни — по легенде, она потерялась во время службы в Чечне. На деле же прошлой зимой он поругался с собутыльниками, вышел из логова и уснул на лавочке. Ночью ударил тридцатиградусный мороз — так что он легко отделался. 

Нынешняя вылазка Безногого оказалась успешной: сердобольные водители за полдня нажертвовали столько, что хватило и на еще две бутылки, и на закуску — хлеб, соленые огурцы в пакете, две банки тушенки, пачку макарон и дешевые сигареты. Компания ликовала — небывалый праздник! Марина разумно заметила, что готовить не на чем, и макароны отправились на стол сухими («а что, как чипсы»).
 
Катю тоже радушно угощали — и едой, и водкой. Она отказывалась, но, когда стали упрекать в брезгливости, согласилась. Горькая опалила горло и перехватила дыхание — Катя закашлялась и закусила заботливо протянутой горбушкой хлеба.

Компания раздухарилась – совсем как отцовская. Особенно оживилась прежде недобрая старушка. Она гладила Катю по коленке, обнимала, клала на плечо грязную седую голову. И расспрашивала, и про себя рассказывала — что выгнал ее из дома родной сын. Катя верила.

— У нас всех своя беда. Люди все пальцами тычут, а ведь не знают, как оно с ними-то будет, — заключила старушка, а потом вытащила из грязного мешка, что держала у ног, засаленные карты и предложила погадать Кате. 

— Ну мать, ждут тебя большие перемены. Вижу, улучшится жизнь твоя —видно, много подымешь.  Ну или не сама, а родня твоя. Видишь девятку бубей? Это оно самое. 

Несмотря на необычность обстановки, Кате было хорошо. Она, с трудом находившая общий язык с людьми, дикая, как маленький волчонок, и замкнутая, не чувствовала себя чужой в этой компании. 

Уходить не хотелось, но Марина напомнила:

— Катюха, ты бы домой шла. Хватится твой батька, даст тебе потом. А завтра снова к нам приходи. 

Не похоже, что гонят. Катя отправилась домой с легким сердцем. Она собиралась сказать, что засиделась у подруги — но никто не спросил.

                                                                                   ***

«Рыжей», как ожидаемо звали Марину соседи по несчастью, не пришлось долго зазывать Катю в гости. На следующий день она явилась вместо первого школьного урока, да не с пустыми руками. 

Она всю ночь просыпалась, думая о том, как непросто жить ее новым друзьям. 

— В школе просят сдать на ремонт, – сказала Катя утром отцу.

— Как, опять? Только в мае же собирали. Сколько на сей раз?

— Две тысячи, — Много? Мало? 

— Ну, это еще по-божески, — проворчал отец, доставая портмоне. 

... Дверь не была закрыта, и Катя тихо проскользнула внутрь. В прокуренном помещении, воняющем грязными телами и обносками, стоял мощный храп. Катя нашла среди спящих Марину и уселась на пол неподалеку, достав из школьного рюкзака карандаши и бумагу.

Когда недовольная со сна Марина подняла голову и с тревогой посмотрела на Катю, та дала ей лист тонкого картона и две зеленых бумажки: 

— Вот, смотри, это ты! Похожа?

Марина погладила Катю по голове. 

Началась иная жизнь. Проснувшись утром, Катя спешила в барак, прихватив из дома продуктов, и возвращалась только поздним вечером. Когда вопросы у отца все же возникли, пригодилась и легенда о новой подруге. 

Прогуляв несколько дней, Катя решила больше не ходить в школу.

Сначала она выпрашивала деньги у отца. На новые учебники, на тетради, на одежду, на заколки – Олег поражался аппетитам неприхотливой дочери, но не отказывал. Однако, узнав о методике Кати, Марина посоветовала не злоупотреблять — рано или поздно он обо всем догадается.

— Попроси разок и у тети, — предложила она.

Разумно, но обида еще не ослабла. Так что Катя начала искать деньги в квартире, когда отца и брата не было дома. В карманах курток и джинсов, в старых сумках, в банке, куда скидывали и мелочь, и не мелочь. Но этот прииск исчерпался всего за две добычи, а приносить совсем смешные суммы Катя стыдилась. Да и холодильник теперь почти пустовал. Не нести же в подарок кетчуп, замороженные овощи, котлеты — полуфабрикаты да сырые яйца.

Так что пару-тройку раз она украдкой слазила в портмоне к отцу и брату. Но потом кошелек Женьки сменил место дислокации – его не получилось найти. А в отцовском стали водиться только банковские карты да мелюзга, рублей по двести.

И тогда Катя решила нанести визит тете. 

                                                                                   ***

Дождавшись, когда Наталья и Алина уйдут, Катя открыла своим ключом дверь в их светлую квартиру. Толстопуз мявкнул и потерся об ноги, и Катя почувствовала резь в носу.

Она методично обшарила сначала все закрома, выудив мелочевку. Потом влезла в тетин тайник — коробку от конфет, которую та держала в ящике с крупами. Взять все или нет? Катя-шалунишка толкала под ребра: да, бери все! Но разумная часть уныло спорила: это слишком. Катя послушала ее — захватила не больше четверти, остальное оставила, но настроение потухло. 

Тогда она решила сделать Марине подарок. Взяла из шкатулки золотые тетины серьги, браслет и цепочку, и вдруг напугалась: из-за спины донеслась вибрация. От неожиданности Катя чуть не выронила добычу, но, обернувшись, почти сразу обнаружила нарушителя спокойствия. Скулил оброненный в кресло и забытый Алинин «айфон».

… Еще ни в какой праздник Катя не чувствовала себя такой счастливой. Ее буквально - в самом прямом смысле!  — носили на руках, обнимали и целовали.
 
— Да на это ж мы проживем целый год, — притопывая, ликовала Бабаня.

Марина от подарка отказалась: 

— Спасибо, малышка! Но такое у себя держать нельзя — сразу найдут и на нас повесят, — и отправила Безногого и Гошу сбывать золото и «айфон».


                                                                          V. День отчаяния


Сколько Олег ни просил сестру не доставать его, когда он работает —никогда не слушала. Увидев ее номер, он боролся с собой — ответить или отбиться? Выбрал второй вариант. Наверняка она хотела еще раз озвучить тоже самое, что и учительница дочери, которая с утра успела испортить настроение и загнать в тупик.
 
Сказала, что у нее был неверный номер Олега, и ей с огромным трудом удалось раздобыть его правильный телефон через других родителей, которые его знали.

— Я в прошлом году потерял телефон, Катя должна была занести новый номер, — ответил он, разглядывая в камеру видеонаблюдения немногочисленные тележки, ведомые покупателями к витринам. 

Наверняка эта женщина, как обычно, хочет денег. Могла бы и через ребенка свою просьбу передать — или сейчас уже такая сумма, что боится, не донесет?

— Что случилась с Катей? Она серьезно больна? 

— В смысле? Еще утром была здорова.

— Я хотела бы знать, потому что все это время мы не слышали о ней ничего. Катя с середины сентября не показывается в школе.

Олег поразился. Дочь почти каждый день рассказывала о новостях и регулярно вымогала деньги на школьные нужды. И при этом еще и нагло и почти не скрываясь, таскала, на что он предпочитал не реагировать. Слишком радовался тому, что у ребенка-буки наконец-то появилась компания. Ну, девка, как вполне нормальная, завела себе подругу — понятно, хочется им развлечься. К чему тут лишнее любопытство? Конечно, оставленными суммами Олег баловать ее перестал — надо и поумерить аппетиты. Он теперь обычный охранник, а не бизнесмен — эта страница закончилась вместе с жизнью жены. Но все равно, попросила бы честно, не отказал бы, поощрил бы доверие. 

А тут вот оно, оказывается, как. 

«Выдеру, как щенка», — решил про себя Олег, подбирая нужную реплику. Признаться, что такая новость — как цветок в снегу, и он ничего подобного даже не ожидал? Как это глупо и не достойно. Тогда что, выгородить ее, пакостницу? Ну уж нет: умела нашкодить, пусть и ответ держит.

— Спасибо за звонок, э...

— Анна Юрьевна.

— Анна Юрьевна. Завтра Катя придет в школу.

— Завтра суббота, мы не учимся по субботам.

— Значит, она придет в понедельник.

Уже три часа после этого звонка Олег, вспыльчивый, но не злопамятный, не мог понизить градус кипения в крови. Какова неблагодарная! И в кого только пошла такая — хитрая и лживая?

И вот, пожалуйста, теперь сестра. После двух отбоев телефон продолжал беззвучно верещать. 

— Ну что тебе? — рыкнул Олег и поморщился, отодвигая ухо. Из телефона доносился истеричный визг. Сестра никогда не умела держать себя в руках — не удивительно, что мужья от нее разбегались —кто — в чужой огород, кто в землю. Но это даже для нее было слишком. 

Стиснув зубы и уменьшив звук собеседника до минимума, он набрался терпения и все же смог уловить суть. 

Наталью ограбили, и она уверена, что это Катя. Ключи были только у них с Алиной и у детей Олега, но на Женю она не грешит. Дверь цела, пропала часть денег из укромного места, о котором знали только ее дочь и Катя, несколько украшений и Алинин айфон. К тому же, сегодня ее видели соседи во дворе. Еще удивились — кругами вокруг дома ходит, но не заходит.

И снова Олег не знал, что ответить.

— Я тебе возмещу.

— Говорила же - возьмись за своего ребенка! Но все, теперь уже поздно! Воровка выросла! А ты знаешь, что она компанию себе нашла?  Знаешь? Соседки сегодня говорили. 

— Знаю, — буркнул Олег, и пожалел — телефон снова завизжал ультразвуком.

— Как, так ты об этом знаешь?! Знаешь, что твоя двенадцатилетняя дочь таскается с бомжами, и смотришь на это? Не знаю, что с тобой творится, и не хочу больше знать. Все, достал ты меня, Олег. Я замки поменяю, и хватит с меня...
На этот раз Наталья сама бросила трубку. Олег прижался лбом к прохладному дереву дверного косяка. 

                                                                                ***

Обычно на дежурстве ночному сну ничего не мешало, но Олег не спал. А утром так спешил домой, как будто вернулись лучшие годы его жизни. Только бы не успела встать ни свет, ни заря, и выскользнуть!

Олег не опоздал: когда он переступил порог дома, Катя еще спала, накрывшись почти с головой. Лишь только хвостик торчал из-под одеяла. За него Олег и схватился, сдернув дочь на пол.

Она не сразу поняла, что происходит, расплакалась от неожиданности и боли.

— Воровка! Неблагодарная тварь! Я все знаю про твои похождения! 

Подняв на отца ангельские светлые глаза, дочь взмолилась:

— Я же ничего не сделала!

Олег ударил Катю по щеке и вышел из ее комнаты, чтобы не сделать ничего худшего. На крики вышел заспанный сын.

— Будет сидеть под домашним арестом! Никуда ее не отпускай! — бросил Олег и снова вышел из дома, направляясь к сестре. Кровь бурлила, и все сильнее хотелось познакомиться с компанией дочери. 

...Пытка длилась неделю. Отец не только ударил Катю, но и запер ее в домашнюю клетку, откуда повсюду сопровождал. Он специально взял отпуск.

Посещение школы возобновилось. Приведя дочь и сдав на поруки классной руководительницы, Олег лаконично сказал:

— У нас была небольшая проблема, но мы ее решили. Теперь Катя будет всегда делать уроки и хорошо учиться.

Молчать отец не умел, поэтому Катя очень быстро узнала, кто виноват во всех ее бедах. О, как же она возненавидела свою некогда любимую тетю! Пожалуй, даже больше, чем отца. 

                                                                                      ***

— Хуже всего то, что ты мне врешь. И поэтому я не могу тебе доверять, — примирительно сказал Олег в следующую пятницу, забирая Катю из школы. — Если бы ты признала, что ошиблась, и искренне об этом сожалела, мы бы снова могли считать, что все в порядке. 

Катя молчала. Отец остановился, повернул ее лицом к себе.

— Мне не нравится тебя наказывать. Это нужно только для того, чтобы ты все поняла. Я не злюсь на тебя из-за того, что ты кормила бомжей. Я даже не злюсь, что ты крала деньги. И на прогулы твои не злюсь. Меня бесит только то, что ты мне врешь. Понимаешь?

Он сейчас на самом деле не выглядел сердитым — а вот Катя по-прежнему чувствовала ожесточение. Но интуиция подсказала, что это шанс, и нужно со всем соглашаться.

— Да.

— Если бы ты мне сказала, что так сильно хочешь помочь бомжам, я бы дал им денег. Если бы сказала, что не хочешь в школу, то и черт бы с ней — прогуляла два-три дня. 

Катя опустила глаза. Он ничего никогда не поймет, но это и не важно. Не отец, и никогда им не был. Она круглая сирота.

— Ну так почему ты мне не сказала?

— Я боялась, — ответила Катя.

— Чего?

— Думала, ты разозлишься.

— Разве я раньше на тебя злился?

Катя помалкивала. Не вспоминать же все его упреки — сейчас, когда он вроде готов помириться, и, может быть, ослабить цепь, на которой водит ее, затянув на шее?

— Ладно, дочь. Скажи мне, что ты поняла.
 
— Что, если нужно, надо тебя просить.

— Да. А еще что?

— Что врать нельзя.

— А еще?

— Что нельзя ничего брать без твоего согласия.

— Ну, молодец. Все так. Умница. Пошли домой.

Вечер они провели в семейном кругу, без шумных друзей. Катя с отцом да брат с подругой. Женька предложил посмотреть новый фильм – «Телекинез».
 
Во время просмотра мужская половина отпускала едкие комментарии:

— Фигня. Кэрри долбится по ходу? Взгляд какой дебильный у «убивашки». 

— Полный бред. Если бы Кинг умер, то в гробу бы сейчас вертелся. По «Кэрри» был хороший фильм 1970-х годов.

Девушка сдержанно хихикала, но в итоге сказала, что тоже разочарована.

А вот Кате фильм понравился. Героиня — почти ровесница – имела такие же проблемы. И дома ее не любили, и нигде не понимали. Зато как она могла всех наказать! Вот бы и Кате такие способности!

Идея вдохновляла – не было сил держать ее в себе. Перед сном, когда все уже разошлись, Катя достала альбом и карандаши, и нарисовала свои эмоции. Изобразила себя, красивую, поджигающую дом. Из его окон торчали, умоляя о прощении, головы. Вот это отец. Брат (помню, как ты оставил меня одну в торговом центре и сказал ждать, а сам сбежал!). Двоюродная сестра — змея. Подлейшая тетушка.  А это — мать. 

                                                                                ***

В понедельник отец собрался на работу.

— Ну что, сегодня справишься без меня? 

— Да!

— Ну, смотри. Надеюсь, ты и в самом деле все поняла.

Но Катя, высидев, для надежности, два первых урока — теперь-то отец уж точно заступил в смену! — со всех ног рванула к бараку.

Встретили ее неприветливо. Гоша и Бабаня сделали вид, что не замечают. Марина тоже радости не проявила.

— Ты не ходи больше сюда, Катюха. Твой батька Безногому чуть шею не свернул, а мне глаз почти выбил, — Марина ткнула кривым пальцем на отливающую сходящей синевой скулу. — И обещал, что собакам стравит или вообще убьет.
 
— Ага, или мусорам сдаст, якобы это мы, а не ты, у тетки покрысила. 

— Да уж лучше так, чем без глаз ходить. Так что, Катюха, без обид. Хорошая ты девка, но батяню твоего мы не станем злить. 

                                                                                       ***

Олег соврал дочери. Он поехал не на работу, а в офис своей подруги-психолога. Одной из давних, настоящих друзей, проверенных десятилетиями невзгод. Вера была одной из тех, кто с огромным трудом вытащил его в жизнь после смерти жены. И, конечно, она, как и остальные, знала обо всех проблемах с дочерью. 

Вера годами, соревнуясь с сестрой, ругала его за то, как он поступает с ребенком, и теперь Олег чувствовал вину. Ведь все получилось в точности так, как она и предостерегала. А он же, наоборот, стал избегать ее, чтобы лишний раз не оправдываться и не слушать советы. 

После истории с бомжами Олег сразу же позвонил Вере, извинился и попросил о помощи. Она не стала припоминать былое. Посоветовала объяснить ребенку его неправоту, рассказать, что отец любит дочь и на нее не злиться, и призвать к откровенности, после чего — поощрить. Но, конечно, для того, чтобы история не повторялась, нужно немедленно браться за дело и семимильными шагами гнаться за упущенным. 

— Школа, уроки — так ты доверие не завоюешь. Лучше всего, когда родитель интересуется увлечениями своего ребенка, разделяет их и поддерживает. Вот чем Катька увлекается? Помню, она рисовала хорошо у тебя. 

— Да, рисует по-прежнему, — Олег мало знал жизни своей дочери, но ее рисунки находили его повсюду.

— Вот, уже отлично. Купи ей альбом, краски, своди на выставку, запиши в художественную школу. А вообще, принеси-ка ты мне ее рисунки, я заодно скажу, что ее беспокоит. Так будет проще ее понять.

И сегодня Олег принес Вере Катин рисунок. На его взгляд — мастерский, он даже чувствовал гордость за дочь. Но подруга смотрела на него чуть ли не с ужасом. 

— Ну, говори уже!

— Знаешь, похоже, не все так просто с этими бомжами. Смотри — это явно барак, о котором ты рассказывал. А это — она, и она его поджигает.

— Ну, как Кэрри. Мы на днях посмотрели фильм.

— Смотри — это явно их головы. Это сцена жестокости, и тут только два цвета: черный и красный. 

— И что?

— Это угроза, стресс, страх, ненависть. Олеж, похоже твоя Катька подверглась насилию, а не по своей воле к ним ходила. Видимо, они принуждали ее носить ей деньги, и угрожали снова сделать что-то плохое.

— Так — подверглась? Или все-таки только угрожали?

— Я, конечно, не могу утверждать на все 100%. Но похоже, что с ней уже что-то сделали. Во-первых, тема: Катя их сжигает. Таким образом она пытается создать для себя недоступную в жизни ситуацию отмщения. Во-вторых, общая агрессия рисунка и выбор цветов.  А в третьих, символизм. Вот посмотри сам. Видишь, на что похожи формы огня? А еще она нарисовала у себя хвост — это фаллический символ. Но что именно там произошло, конечно, по рисунку точно выяснить не получится.

Олег слушал Веру, мысленно давая себе пинки. Как же он сразу не понял! Поверил дуре-сестре, а не своему ребенку. А Катя ведь говорила, что ни в чем не виновата! Говорила, что боится! Призналась, что не рассказала ни о чем, потому что думала, что он разозлится! И потому Катя рассказала о своей трагедии через рисунок.

А он-то, он... Нет, просто нет ему прощения. Сначала дал погибнуть жене, а вот теперь погубил дочь.  

Выйдя на улицу, Олег изо всех сил пнул стену офиса — так, что согнулся от боли. В кармане заныл телефон.

  — Олег Михайлович, добрый день. Это Анна Юрьевна, классный руководитель вашей Кати. Девочка сегодня снова ушла с уроков. Вы просили сообщать вам, если это произойдет, так что я...

Нажав «отбой», Олег стал обзванивать друзей. Самых лучших, самых верных.


                                                                                   ***

Осень стояла сухая, «бабье лето» затянулось до неприличия. К концу октября все вокруг иссохло и обезводилось – и деревья, и души. 

Крепко и надежно заколоченный снаружи, щедро пропитанный бензином, деревянный барак огненным шаром разорвал ночь. Разорвались в клочья газовые баллоны, стоявшие у лестницы на второй этаж, наглухо перекрытой утренние сонные часы бесшумными руками. 

Вышла необычайно прочная огненная клетка с металлическими прутьями на окнах. Особенно для затуманенного сознания.

Катя проснулась от грохота и увидела в окно фейерверк. Еще не очнувшись до конца, поняла: барак. Свежие обиды сразу забылись. 

Всхлипнув от ужаса недодуманной мысли, Катя метнулась из комнаты. 

Отец курил в кухне с тремя старыми друзьями и бутылкой, но выглядел совсем трезвым.  

— Папа! Папа! 

— Да, Катюша? — непривычная ласка обожгла не меньше, чем прежде – неожиданная пощечина. 

Губы отца улыбались, а глаза побелели от злости. Но думать об его настроении сейчас было некогда.

— Там пожар!

— Да, Катюша. Там пожар. Я решил твою проблему, дочка. Теперь они тебе больше не навредят. 

Катя упала на пол и завыла.

… Пожарная машина, вызванная испуганными соседями, почему-то задержалась в пути почти на час. За это время барак сложился, как детский домик из картона, под тяжестью упавших перекрытий.

Когда пожарные заливали вяло догоравшие обломки и извлекали тех, для кого они стали могилой, Катя, заботливо возвращенная отцом в постель, беззвучно плакала от разрывающей душу боли.

«Я всегда буду одна! Я все порчу! Убиваю тех, кто меня любил!»



#12023 в Проза
#5164 в Современная проза
#9497 в Разное
#2546 в Драма

В тексте есть: дети, драма, реализм

Отредактировано: 17.05.2016