Дочь, о которой ты не знаешь

Глава 1

Не веря своим глазам, сжимаю в руке тест на беременность. На нем все явственнее проступает вторая красная полоска, и мои сомнения окончательно рассеиваются.

Я беременна. Совсем скоро у меня будет малыш.

Ощущения по этому поводу смешанные. С одной стороны – я безумно счастлива, ведь ребенок – это огромное чудо. А с другой – чувствую смятение и растерянность. Ведь мы со Стасом не планировали и даже не обсуждали ничего такого. Во время секса всегда предохранялись, жили настоящим и не загадывали так далеко вперед…

Но судьба, судя по всему, решила распорядиться иначе.

Мы с Троицким познакомились на съемочной площадке примерно полгода назад. Он – режиссер. Именитый. Талантливый. Окутанный ореолом славы и таинственности. Я – актриса второго плана, совсем недавно окончившая театральный ВУЗ.

Я влюбилась в него с первого взгляд. С первой секунды, как только увидела на пробах. Небритое, всегда немного задумчивое лицо, сдержанная грация движений, низкий тембр голоса, умные серьезные глаза – Троицкий казался мне совершенством. Этаким эталоном мужчины. Недостижимым идеалом. Апогеем сексуальности и таланта.

Рядом с ним все мои прошлые институтские увлечения меркли, словно звезды перед солнцем. Я сходила с ума по тому, как он говорит, как улыбается, как сводит густые брови к переносице. Готова была часами наблюдать за тем, как он обдумывает очередной сюжетный поворот. Мне нравилось просто смотреть на него, просто любоваться его мимикой. В те мгновенье меня не покидало ощущение, будто я прикасаюсь к чему-то великому.

Первые месяцы совместной работы Троицкий не обращал на меня никакого внимания. Ходил мимо, равнодушно мазал взглядом и, кажется, даже имени моего не знал.

Но в один момент все изменилось. Как-то после ужина я пролезла в его вагончик и под предлогом профессиональных исканий завела разговор об искусстве. Поначалу Стас отвечал на мои вопросы неохотно, но постепенно раскрылся и эмоционально вовлекся в диалог.

Словом, мы проболтали до рассвета.

А через пару дней он сам позвал меня на кофе. Мы снова долго и увлеченно беседовали. О советском кино, о новых тенденциях в индустрии и о подводных камнях профессии актера. А затем вдруг я привстала, перегнулась через стол и, повинуясь безрассудному порыву, поцеловала его.

Пылко. Страстно. Импульсивно.

Поначалу он отпрянул. Смутился. Нахмурился. Отвел взгляд. Я расстроилась, поняла, что сотворила глупость, но через секунду Стас выдал нечто совершенно неожиданное: взял меня за руку, притянул к себе и, усадив на колени, жарко впился в мои губы.

С тех пор у нас завязался роман. В каком-то смысле запретный, потому что о наших отношениях на съемочной площадке никто не знает. Троицкий говорит, что это ни к чему. Мол, ты актриса, я режиссер, зачем нам лишние пересуды?

Я с ним не спорю. Молча соглашаюсь на все его условия, потому что безумно люблю. Потому что такие мужчины, как он, – он это нечто непостижимое, невероятное и совершенно потрясающее.

Он гений. Как в постановке кино, так и в любви. И мое восхищение им бесконечно.

Стук в дверь туалета выдергивает меня из ванильных мыслей. Видимо, я сижу здесь уже слишком долго. Суетливо прячу тест на беременность в сумочку и, перекинув ее через плечо, освобождаю кабинку.

На съемочной площадке, как всегда, царит суматоха. Операторы настраивают оборудование, художники по гриму колдуют над актерами, светорежиссеры настраивают свет. В общем, работа кипит, не останавливаясь ни на минуту. Ведь каждый день съемки фильма стоит баснословных денег.

– Троицкий у себя? – обращаюсь к девочке-ассистентке, которая несет кому-то кофе.

– Да, – кивает она. – Но он сегодня не в духе. Только что на монтажера наорал.

Что ж, бывает. У режиссера работа такая – периодически орать на людей.

Приближаюсь к режиссерскому вагончику и коротко стучу в дверь.

– Кто там? – раздается из глубины.

– Это я. Олеся.

– Входи.

Дернув дверь, оказываюсь в небольшом, но уютном помещении. В вагончике у Троицкого всегда идеальный порядок. Он жуткий педант и не приемлет хаоса. Ни в чем.

– Привет, – становлюсь напротив его стола. – Как поживаешь?

– Да как тебе сказать… Актеры лажают, производственная компания жидит деньги, а главный художник по костюмом сломал ногу и ушел на больничный прямо в разгар рабочего процесса, – невесело усмехается Троицкий. – А в остальном все неплохо.

– Думаю, моя новость улучшит твое настроение, – заявляю многозначительно.

– И что за новость? – он устало потирает виски.

Выдерживаю небольшую паузу для нагнетания интриги, а затем с улыбкой признаюсь

– Я беременна, Стас.

Однако, вопреки моим ожиданиям, Троицкий не улыбается в ответ. Его взгляд становится тяжелым и мрачным, а скулы на лице обозначаются чуть резче.

– Ты не рад? – уголки моих губ медленно ползут вниз.

– Не рад, – припечатывает холодно. – Как это вообще получилось?

Что за странный вопрос… Как это получилось? Да очень просто. Мы ведь занимались любовью… Горячо. Безудержно. По несколько раз за ночь.

– Я… Я не знаю, – начинаю заикаться. – Возможно, мы были недостаточно внимательны и…

– Ладно, это неважно, – перебивает Стас, не дослушав.

А затем рывком выдвигает ящик стола и, порывшись в нем, извлекает наружу пачку рыжих купюр.

– Вот, возьми, – протягивает их мне.

– Зачем? – вопросительно кошусь на деньги.

– На аборт, – изрекает холодно.

Внутри меня что-то обрывается. Что-то хрупкое, но очень-очень важное.

– Я не понимаю, – на глаза наворачиваются слезы. – Ты ведь говорил, что я нужна тебе, что ты дорожишь мной…

– Олеся, не надо, – поджав губы, качает головой.

– За что ты со мной так?! – я задыхаюсь от подкатывающих к горлу рыданий. – Мне казалось, что если, я забеременею, мы поженимся и будем счастливы…

– Я не могу женится на тебе! – рявкает неожиданно зло.