Эффект ночи

Глава 1

Камилла

Длинный гудок, сзади стоящей машины, вырывает меня из состояния полудремы, переключаю передачи и трогаюсь вперед. Дождь внес в автомобильное движение настоящий хаос. Как будто до этого передвигаться по Нью-Йорку было просто.

- Камилла, все нормально? Ты меня слышишь? – как видимо, звучание клаксона нетерпеливого мужчины даже через телефонную трубку достигло маминых ушей.

- Да, просто ужасные пробки. Ты же знаешь, что творится в центре перед Рождеством

- О, милая, именно в эти моменты я ценю свое местоположение.

Уже второй год мама практически безвылазно ютилась в летнем домике в Хемптонс, единственная недвижимость после развода, которую ее гордость позволила оставить себе. Она бы отдала и эту, но 30 лек брака, прирожденная южанка, Кэтрин Коллинз отдала исключительно служению браку и мужу, который, как оказалась, кроме верности супруге и судоходному бизнесу, был также предан своей секретарше Джил. Никаких накоплений, тайных счетов, припрятанных бриллиантов. Она так и ушла с тремя чемоданами одежды из прошлогодних коллекций и уже на следующий день ее обширный гардероб перекочевал к горничным и консьержам, а в обновлённой комнате с размахом господствовали Биркин новой хозяйки.

За полгода бракоразводного процесса мама потеряла 10 лет жизни, сотню друзей и веру в «долго и счастливо». Отгородившись от светской жизни Верхнего Ист-Сайда, она осталась на связи только благодаря старой доброй подруге Гвен, старшему редактору глянца, которая буквально силой заставила Кэтрин согласится вести колонку об одиноких женщинах за 50. Я виделась с мамой примерно раз месяц, когда та приезжал на Манхеттен сдавать материал и делится немногочисленными фактами своей обыденной жизни.

- Знаешь, милая, я сама виновата, что не побеспокоилась о Рождестве заранее. В конце концов, Гвен еще в октябре предупреждала о их намерении уединиться на островах. Так что, не меняйте свои планы из-за меня – голос мамы вселял уверенность, но меня трудно провести – она хотела, чтобы я осталась и провела выходные с ней. Купила тонну шампанского, открыла подарки, много слушала, пила, кивала и обняла в нужный момент. Кэтрин желала, чтобы вечер Рождества я провела как дочь, мать которой переживала развод, и, черт возьми, имела на это право.

- Мам, не стоит тратить время на этот разговор – который меня изрядно утомлял – я уже решила, что останусь. Джек навестит родителей сам.

- Это, крайне неудобно, что они о нас подумают?

- Что есть вещи поважнее вязаных свитеров и просмотра старых видео записей – я поежилась от себя самой, звучала как сноб, тем более повод увильнуть от поездки был мне по душе.

- Камилла, так нельзя. Меня терзают муки совести – вот она, моя мама во всей красе, со своим утонченным классическим воспитанием, не позволяющим намеренно ущемлять чувства других людей. Эта ее черта сгубила многое в наших жизнях. Хорошо, что я с подросткового возраста не растеряла веру в эгоистичное начало. А ведь это во мне от отца. От мыслей о нем стало вдвойне не по себе, и я передернулась.

Дождь усиливался, дворники смахивали сбегающую потоком воду. Капли ударяли о крышу машины и этот звук усиливал мою головную боль. Я уже поняла, что опоздаю на работу и получу выговор от моего босса, опоздания его пунктик. Мои пальцы начали отбивать нервную барабанную дробь на руле.

- Давай вернемся к этому разговору завтра, вечером я поговорю с Джеком. Он все поймет, ты же его знаешь. Мне надо положить трубку, мам. Эта болтовня по телефону не безопасна

- Я люблю тебя, милая

- И я тебя.

Нажав на отбой, кинула телефон в сумку. Вероятность, что я задержусь на работе очень высока и нужно позвонить Джеку и решить все по телефону. Приборная панель показывала 7.30 утра, он еще не ушел на работу. Только мне этого совершено не хотелось, и я забросила мысли о Рождестве в долгий ящик.

Боже, когда моя жизнь превратилась в одну большую сумятицу и мысли о Рождестве, в любом его проявлении, приносили столько головной боли?

Я вздохнула и продолжила лавировать в потоке.

Водить машину в городе, переполняемом такси, одно из немногих качеств, которое я перетащила из жизни богатой наследницы судоходного бизнеса, в жизнь старшего продавца бутика Дианы фон Фюрстенберг. Ах да, еще я не могла лишить себя удовольствия переехать куда-то дальше Манхеттена, тратить неимоверные деньги на тряпки и хорошее вино. Все вышеперечисленные факты раздражали моего парня Джека и были вечным предметом злорадства моего отца. Даже спустя годы он продолжал настаивать, что моя жизнь - никчёмное проявление провинциальных генов, приправленных пробелами в воспитании и образовании. И я ни минуты не сомневалась в его правоте – меня, как и моих предков по материнской линии, не страшила работа руками, я могла самостоятельно за собой убирать и неплохо готовила. Моя мать была слишком слабым воспитанником и имея по натуре более сильные стороны характера, перенятые от отца, я с легкость позволяла себе манипулировать ее добротой с самого рождения. Ну и вишенка на торте, образование – уже в 15 я прекрасно понимала, что моя тяга к моде и дизайну, куда сильнее экономических подсчетов и биржевых структур. Я отмахивалась от любого гнета касаемо обязательного поступления в Гарвард, и закончив школу, окончательно разочаровала отца, своим тайным поступлением в Нью-Йоркский арт колледж.

Два года я жила с постоянными упреками, рассуждениями о жалости к выбранной мной профессии и предсказаниями о гибели моих глупых мечт. Сама не знаю, как я существовала в это дикое время, когда мой психотерапевт начинала говорить замыленными фразами, мама опускала глаза и просила смирения, а друзья предлагали растворить проблемы в бокале крепкого спиртного. Может я и сейчас варилась в болоте собственной жалости, если бы не случайная встреча с Джеком.