Камень нищего

Воришка

Если говорить о детстве Маи, невзгод и напастей в нём всегда хватало и всё прибывало. Только притерпишься и привыкнешь, а терпи и привыкай опять. Родители, странствующие торговцы старьём, дочку не баловали. Обращались как с прислугой, или хуже. Одевали исключительно в то, что невозможно перепродать, и частенько поколачивали. Мать никак не хотела ей простить, что та единственным ребёнком осталась при ней, когда старшие братья, от которых «вышло бы куда больше проку», не вернулись с войны – один погиб, про второго не было никаких вестей – как будто она в этом виновата! Впрочем, и из ранней детской памяти о братьях сохранились лишь тумаки. Отец, когда бывал не в духе, принимался пенять жене: дескать, она вообще не его дочь, а прижита неизвестно от кого. А после ей доставалось уже от матери. Мир она видела в основном сквозь дырку в пологе набитого хламом фургона – в остальных случаях некогда было поднимать на него глаза.

Вот и в тот роковой осенний день, когда они, направляясь к городу, ехали через лес, девочка в очередной раз припала к дыре глазом, изучая проплывающие мимо корявые стволы, замшелые камни, уходящие вглубь языки болот. По незнанию, их легко было принять за солнечные полянки, невесть как отвоевавшие место среди сплошного сумрака под кронами деревьев. Со стороны они вовсе не выглядели опасными, но она научилась не слишком доверяться первому впечатлению. Вот дорога, хотя и тряская, казалась вполне надёжной, куда лучше хлипкого фургона, из которого так и хотелось выскочить, пробежаться по твёрдой, хоть уже и не тёплой земле. Но родители считали по-другому. Отец глядел вперёд опасливо и исподлобья, сунув руку под брошенную рядом шубу, где было кое-что припрятано на непредвиденный случай. И когда из-за поворота возникла приземистая фигура, он долго колебался – придержать лошадей, или погнать во весь опор.

– Люди добрые! – жалобно заголосил бородач с перевязанным чёрной лентой глазом, ковыляя с обочины на середину, видимо, и не допуская мысли, что его могут задавить.

– Тпру! – натянул старьёвщик в последний миг поводья. – Жить надоело?! Чего надо?

– Если б надоело, оставил бы своё тело в южных землях, жариться под тамошним солнышком. Да зачем-то притащил его сюда, не в целости и сохранности, правда. Помогите калеке, потерявшему здоровье в войне с иноверцами. Сегодня в городе ярмарка, праздник, а на одной ноге далековато прыгать. Не подвезёте? Может, припомнив былые заслуги, и мне там чарку поднесут. На большее рассчитывать не приходится.

– Что ж. Нам по пути, – махнули ему. – Садись, и поехали. Жена, уступи человеку место.

Та полезла внутрь, попутно отвесив дочери подзатыльник, чтобы без надобности не высовывалась.

– Воевал, говоришь? – решил поддержать хозяин фургона беседу с пристроившимся рядом пассажиром. – И как оно, на войне?

– Жарковато! – расплывчато ответил тот. – Здешний климат мне больше по нраву.

– Мальчишек моих случайно там не встречал?

– А как же! Тысячи чьих-то сыновей были с нами, и почти все – кто остался лежать в песках, кто сгинул в плену. Немногим «повезло», как мне, вернуться в «почёте и славе».

– Это точно! – кивнул торговец на его горькую иронию. – Отсидевшиеся за стенами теперь считают, что это они победили. А на взаправду проливших кровь им плевать.

– Не гони лошадей, – предостерёг одноглазый. – Времени много, успеем. А дорога неважная, недолго колесо сломать или наскочить на что-нибудь.

Оказалось, он предупреждал не зря. Через пару поворотов из зарослей прямо перед ними выскочил здоровенный детина и встал посреди пути, как ни в чём не бывало, опираясь на длинную, толстую палку.

– Господа, поделитесь с бедными людьми, – деланно тонким голосом прогнусавил он. – А то на жизнь не хватает.

– Держи, – кинул старьёвщик ему медяк, и тот ловко его поймал одной рукой.

– Маловато будет, – парень повертел грош в пальцах и швырнул в кусты.

– Так найди себе работу! Другие не обязаны за тебя пуп надрывать.

– А кто сказал, я не на работе? – нагло ухмыльнулся он, что делало его молодое лицо отвратительным, не спасали даже правильные черты. – Я собираю плату за проезд. С вас по серебряной монете. С каждого! Отдельно – за лошадей, повозку и груз. Если нет желания дальше потопать налегке.

– Морда не треснет? – дела в этот год шли неважно, и старьёвщику не хотелось запросто расставаться с приличными деньгами. – Я уже уплатил пошлину, проезжая по землям рыцаря, а следующую буду платить на въезде в город.

– А тут свой хозяин! И ему решать, кого пропустить этой дорогой, а кого нет. Так что гони деньгу, пока я добрый и не передумал!

– Не связывайся с ними, – шепнул калека. – Это страшные люди! Лучше сделай, как просят…

Старьёвщик брезгливо поморщился: герой войны пасует перед каким-то сопляком – куда мир катится!

– И с этого не забудь! – кивнул детина на пассажира.

– Прости, у меня ничего нет, сам понимаешь, – виновато пожал плечами тот.

– А если я предложу тебе убраться подобру-поздорову? – поинтересовался торговец у парня.

– Плата увеличится, – был ему ответ, подкреплённый угрожающим постукиванием дубинкой по левой ладони.