Кер

Кер

Сумрак давно опустился на прогнившую землю. Луна светила тускло, всё время прячась за ночными облаками, а звёзд почти не было, словно те не спешили показываться на горизонте. По шоссе редко проезжали тёмные машины, кидая свет фар на таких же редких прохожих, которые и сами не знали, что делали в такое время вне дома.

Непривычно тихо: ни гул людской суеты не слышен, ни ветер в гонке с самим собой не разгонялся. Казалось, природа притаилась, чего-то со страхом ожидала, трепетала, почти не дышала. Ждала, когда небесная часовня пробьёт свой час и окинет землю незаметным фиолетовым сиянием.

Уже почти. Вот-вот!

Время остановилось всего на мгновение, когда на пешеходном тротуаре появилась тёмная фигура. От неё так и веяло гнилью, смертью и силой. Под длинным тёмным, темнее вороньего глаза, плащом не были видны ноги, лишь посещало чувство, будто силуэт плыл по воздуху мимо редких прохожих, бездомных бродяг и покинутых животных.

Приближалась фигура — возрастало дьявольское нетерпение и животный страх.

Из-под капюшона ниспадали короткие, разной длины тёмно-синие волосы, переливающиеся темнотой. И в тени лица хорошо были очерчены алые — почти как свежая кровь живого человека — губы, что неслышно шептали слова, которые складывались в единую траурную песню. От неё шли мурашки, хотелось бежать, но что-то в еле слышных словах было таинственное и притягательное.

Ловушка.

Не обращая внимания ни на кого, она плавно шла, казалось, по заранее намеченному и продуманному пути, лишь изредка обходя тех, до кого не хотелось и не нужно было прикасаться, — их время ещё не пришло. Луна выглянула на время, освещая будто одну её, фигуру, непозволительно ярким серебристым светлом, отчего она казалось ещё страшней и притягательней.

Впереди был переход. На светофоре горел красный цвет для пешехода, хотя машин как таковых было не так и много. Возле столба, ожидая, стоял мужчина лет сорока, не более, с почти лысой головой, грубыми усами и кучерявой бородой;  потрёпана, штаны порваны, а обувь и вовсе изжила своё.

Она плавно подошла к нему, впервые остановившись. В тени лица сверкнули яркие — до боли и до резьбы — зелёные глаза, которые прожигали насквозь. Мужчина поёжился, как от холода, а ведь ветра не было, и температура не спадала. Девушка подняла свою чёрную, сливающуюся с плащом и ночным небом руку, на которой поблёскивали в свете луны восемь серебряных колец.

И прямо сейчас, когда она прекратила свою песню и двинула рукой, время остановилось, замерло будто от какого-то подозрительного предчувствия. Проезжающий мимо грузовик с потрёпанной вывеской просто стоял посреди дороги; собаки, гоняющиеся за облезлыми кошками, застыли в прыжке в воздухе; даже мужчина успел лишь вдохнуть промерзлый воздух, пропахший гнилью и настоящим запахом собственной гибели.

Часовня пробивала последние удары. Девушка подняла свою черную руку и нежно провела сначала по голове мужчины — почти невесомо, еле притрагиваясь к его коже и волосам, — опустилась на плечи, провела длинную линию по лопаткам вниз, будто вырисовывая только ей известный орнамент, а после прошептала одними губами: «Finis».

Небесная часовня пробила двенадцать ударов. Луна вновь скрылась за ночными облаками, будто скрываясь с места преступления. На улице непривычно «задышала» жизнь, появились новые лица, очнулся гул суеты. Грузовик отправился по намеченному маршруту, собаки пошли гоняться за кошками, и земное время вновь вступило в свой размеренный ритм жизни.

Никто не видел Богиню, спустившуюся с небес, не слышал её траурной, почти похоронной, песни, не встречался взглядом с её ядовито-зелёными глазами и не чувствовал вожделение от её холодных и приятных прикосновений чёрных рук. Никто, кроме человека, чья жизнь (не)неожиданно оборвалась прямо на пешеходном переходе под гул сбившей его машины и высокий писк чёрной полосатой кошки.

Душа собрана. Жертва принесена. Жатва окончена.
«До скорой встречи, моя сгнившая душонка»