Крепкий орешек для ректора

Глава 1

Изабель

— И ты думаешь, Изабель согласится?

Писклявый голос сводной сестренки заставляет меня остановиться возле двери. Подслушивать плохо, но сплетничали обо мне, поэтому… Я быстро оборачиваюсь, проверяя, нет ли кого из слуг позади, и льну ухом к двери.

— Кто ее спрашивать будет?

Я даже представила, как мачеха выгибает при этом свою тонкую и ярко окрашенную черной краской бровь.

— Но аукцион?! Разве мы сможем провернуть это? — снова пищит названная сестренка.

О каком аукционе речь? Уж не о тех ли запрещенных торгах, на которых старикашки могли приобрести в «служанки» молодую красавицу и делать с ней что захотят? Причем проданные люди лишались всех прав. В том числе на наследство! Мачеха решила таким образом присвоить деньги, которые я получу после смерти отца? Да быть такого не может!

— Изабель и не поймет, что происходит, — снисходительно заявляет вдова. — Нам под любыми предлогами мы выманим ее из дома в нужное место, там покажем ее заинтересованным магам, и, считай, дело состряпано!

— Но она будет сопротивляться! — резонно заявляет Аннабель. — Я слышала, продавать можно лишь того, кто сам подпишет соответствующие документы и будет согласен.

— И ты правда в это веришь?

Я снова представила пронизывающий и холодный взгляд женщины, заменившей мне мать.

— Но тогда как?

Сводная сестра не отличалась сообразительностью, но я могла предположить. Любое заклинание мага-отступника, любое магическое зелье — и три часа моего полного согласия будут обеспечены. Ведь воспользовалась же она запрещенными магическими силами, чтобы заткнуть меня? Я и слова сказать не могла против нее, вот как действовало заклинание, которым меня связали на многие годы.

Отшатываюсь от двери. Вовремя, поскольку та распахивается и на пороге появляется мачеха, разодетая в пух и прах, в темно-красное парчовое платье. Яркий макияж дополняет ее образ — полнейшая безвкусица. И как мой отец мог ее выбрать? Корнесса («корнесс, корнесса» обращение к знати — прим.автора) Матильда Грейш совершенно не похожа на мою мать как внешне, так и внутренне. Стоило ей переступить порог нашего дома, как моя жизнь изменилась до неузнаваемости, а я сама превратилась из любимой дочери в прислугу.

Женщина прищурилась, проверяя, не подслушивала ли я их разговор. Если поймет, что этим я и занималась, закроет в комнате и не выпустит до времени аукциона. Слишком хорошо я ее выучила за эти годы.

— Доброе утро! — выдавливаю из себя. — Я услышала голоса в малой гостиной и решила спросить, не хотите ли вы чаю? Сегодня такая холодная погода, — опускаю взор на пушистый ковер под ногами и приседаю в реверансе.

— Мы уже позавтракали. — Мачеха продолжает сверлить меня пытливым взглядом.

— Тогда я пойду? Мне еще надо Марии помочь, — натягиваю заискивающую улыбку на лицо. Только бы получилось ее провести.

— Иди…

Разворачиваюсь и уже готова бежать на кухню, как на плечо ложится холодная ладонь.

— Нет, подожди. К нам должен прийти корнесс Скайер Айш. Я хочу, чтобы ты приготовила закуски и обслужила нас.

Медленно оборачиваюсь. Мачеха улыбается, да так плотоядно, что все мои силы уходят на то, чтобы не показать настоящее к ней отношение. Я не прислуга в этом доме! До неприятных ощущений растягиваю губы.

— Конечно, — снова чуть присаживаюсь.

По дому разносится звон колокольчика входной двери.

— О, — вскрикивает Матильда и ее брови подскакивают вверх, — а корнесс пунктуален! Наверняка использовал телепорт!

Тут мачеха больно дергает за плечо:

— Только помни, что влезать в разговор…

— Запрещено, — повторяю я правило, которое в меня вдалбливали последние три года. — Я помню про заклятие, матушка, — последнее выдавливаю через силу.

Стоило мне ребенком пожаловаться отцу на Матильду, как я сваливалась с сильнейшей болезнью. Горло и язык опухали. Я задыхалась и несколько раз даже чуть не умерла.

Прошло много времени, прежде чем я приноровилась к заклинанию, и мы относительно мирно существовали в моем теле. Я знала пределы его возможностей и проверять больше не была намерена. Проще смолчать.

— Иди, накрой нам в основной гостиной, — великодушно отпускает меня моя мучительница. — Мы встретим нашего гостя там.

И я рву с места, поскольку сил притворяться не остается. В кухню влетаю, чувствуя, как лицо пылает от негодования, а на глаза вот-вот готовы навернуться слезы. Надо срочно бежать из этого дома! Но как, а главное, куда? Хотя мне только и надо продержаться несколько дней, до наступления совершеннолетия. Я получу наследство: уеду, смогу нормально жить, строить дальнейшие планы. Хотя какое теперь жить, если у Матильды появился новый план? И в этом плане моей жизни и не предполагается вовсе!

— Деточка, ты чего? — взмахивает руками домохозяйка, когда видит, что я невпопад то хватаюсь за нарезку сыра, то за хлеб.

Вот ее я готова называть матушкой. Мария хоть и была простой нессой ( «несс, несса» обращение к простолюдинам — прим.автора), но любви, нежности, а также воспитания и благородства в разы больше, чем у поганой Матильды и Аннабель. Она видит мои слезы и украдкой гладит по руке. Жалеть меня, как и помогать, в этом доме запрещено.

Я только заикнулась сказать, что у нас гость, как в кухню входит дворецкий. Еще один домомучитель, прибывший вместе с мачехой в дом Грейшев. Несс Олаф. Длинноногий, длиннорукий детина под два метра роста. Его тонкий, крючковатый нос влезал во все дела, которые его не касались, и вел он себя не менее заносчиво, чем его хозяйка. А еще, именно из-за него я постоянно оказывалась запертой в своей комнате.

— Вам должно приготовить чай и подать его в гостиную немедля, — тут же напоминает тюремщик про обязанности.

— Уже иду, несс. — Не смогла стерпеть и указываю Олафу на его положение. Тот только зло скалит кривые зубы, в конце концов не смотря на то, что я корнесса, положение мое здесь равнозначно нессе.