Лярва

Лярва

"Ишь, ты, подишь, ты! Строит из себя! Голодранка несчастная! Эта шушера совсем перестала знать своё место. И образование у неё "заушное", а себе ещё! Интеллигенткой тут представляется! Знаем мы этих интеллигентов: из грязи - в князи! Друзья к ней, видите ли, ходят. Да где ж вы видели, чтобы у порядочной женщины мужчины в друзьях были? Так много разных только к проститутке шатаются! Тьфу!" - уже не в первый раз бушевала Степановна, посылая проклятья на голову соседки. И для того, чтобы получить полное удовлетворение от проведённой акции против непокорной, она вышла на лестничную клетку и смачно плюнула в кружочек глазка на соседской двери.
"И дети у неё - поганые," - не без удовольствия, но уже спокойно, сделала она заключение и отправилась во двор посидеть в тени клёнов на скамеечке с товарками, любящими помыть косточки всем, кому не поподя. Она спускалась по лестнице только что подметённой ею ( к соседке шатаются кобели всякие, грязь носят, а ей вот убирать приходится!) , и предвкушала ту радость, с которой она будет рассказывать всем, что у её соседки бешенство матки, поэтому она не может хорошо зарабатывать, как другие проститутки, самой приходится кормить да поить мужиков за обслуживание, а детей куском хлеба обделяет. И они от недоедания и нехватки витаминов тупеют. А старшенький, уж и безочков видно, - дебильный. Ой, как много рассказать есть!
Домой Степановна возвращалась затемно. Наговорилась досыта! Всё высказала. Ничего не оставила! В груди было сладко пусто. Ну вот и ещё один день прошёл. Осталось чайку попить да спать лечь.
- Ну что ты звонишь в такой поздний час? - услышала она сердитый голос дочери, которая открыла ей дверь и запустила в тёмную прихожую. - Ванечка уже спит. Знаешь, ведь, как трудно его уложить. Я вот всё думаю, может, мне его невропатологу показать?
- Да что ты всё придумываешь?Здоровый ребёнок. Они, маленькие-то, все орут. Думаешь, ты не такая была?
- Мам, а ты Светку на улице не видела? Темно уж, а её всё нет. Никогда она так долго не задерживалась.
Степановна налила себе чаю, достала кусочек сахара и села поудобнее на стул, чтобы посмаковать душистый напиток. За стеной в соседской кухне кто-то вёл оживлённый разговор. Очень хотелось услышать, о чём. Степановна приложила перевёрнутый стакан к стене, прижалась ухом к донышку, как её научили сегодня бабы на скамейке, но, увы! понять смысл того, о чём говорили за стеной, ей так и не удалось. Говорили о каких-то валёрах. Кто это такие? Стерпеть это Степановна не могла, и на голову соседки понеслись новые проклятия.
- Ну, никакого покоя от этой стервы нету!
- Да тише ты, мам! Ванечку разбудишь...
- Да я и не удивлюсь, если он проснётся. При таком-то шуме! Постучать им надо.
- Да ты что, мам! Их тут и не слышно. Успокойся!
Успокойся! Разве тут успокоишься? Никакого уважения и заботы от этих молодых не дождёшься. Вон, уж собственная дочь поучает, как себя вести!
Аккуратно сложив покрывало, она сняла лишние подушки с кровати, достала ночную сорочку из ящика тумбочки и собралась было переодеться, но что-то её смутило... Как будто в комнате ещё кто-то есть... "Ой, да кто тут может быть! Перенервничала, вот и кажется чёрте-чё..."
- Кажется! ничего тебе не кажется!
Сердце у Степановны выскочило через открытый рот... Она обернулась на прозвучавший голос и обомлела... В кресле развалилась какая-то нахальная девица с пустыми глазами, какие бывают только у бестыжих девок, которых Степановна видела на похабных календарях, что в коммерческих киосках продают. Ноги в каких-то длинных сапожищах гостья бесцеремонно сложила на журнальный столик. Губы, намазанные чем-то невероятно ярким, были сложены в недовольной гримассе. Но настроение её совсем не мешало ей обрабатывать пилочкой непотребно длинные ногти.
Девица чавкнула жвачкой и выдавила:
- Что замолкла-то?
- Галь!.. Галя!.. - позвала Степановна дочь, вмиг забыв про все обиды.
- Да что ж ты никак не угомонишься-то, мам?
- Галь, а это - кто?
- Где?
- Да вот же! - Степановна указала на кресло.
- И чем тебе Мурлышка-то ещё помешала? - дочь забрала кошку и вышла.
- Да что ж это? - Степановна протёрла глаза, снова посмотрела в сторону кресла и обмерла в очередной раз: девица сидела там же.
- Это тебе не поможет! - она одарила Степановну наглой улыбкой и продолжила заниматься своими мерзкими ногтями.
- Ты кто? - наконец, смогла произнести Степановна.
- Лярва.
- Это что же, имя такое ругательное?
- Да уж какое дали.
- Ты откуда взялась-то? - Степановна таки смогла взять себя в руки. Она поняла, что спуску здесь давать нельзя. Стерв она таких видела, не первый год живёт.
-Хм! Она ещё и спрашивает! Ты ж меня сама и придумала! И мне, надо сказать, очень нравится быть. И как всякие родители беспокоятся о своих детях, думают о том, как и за счёт чего они будут существовать, попрасту говоря, что они будут кушать и во что одеваться, так и ты теперь будешь думать обо мне!
"Нет, с этим надо кончать! - решила Степановна. Это же самая обыкновенная авантюристка. И как её Галька-то не заметила?"
- Галь! Вызывай милицию и сюда приходи!
- Ха-ха-ха-ха! - от смеха лярвы ноги Степановны стали ватными, и она, обессиленная, упала на кровать.
"Да что ж это такое?... " - Степановна вконец растерялась, почувствовав какую-то зловещую внутреннюю связь с этой лярвой, как будто их действительно соединяла пуповина...
- Ну, что с тобой, мам? Тебе не милицию, а "скорую" вызывать надо!
- Не надо "скорую"... - едва слышно произнесла Степановна, - зови милицию или сама гони её в три шеи!
Смех лярвы довольно внушительно раздался снова. Внутри у ослабевшей женщины что-то ёкнуло, как будто её и вправду дёрнули за невидимую ниточку...
- Да кого гнать-то, мам?
- Ты что, совсем ослепла и оглохла? Вон же в кресле развалилась!
- Да нет же здесь никого!
Степановна приподнялась и ахнула... Девица опять пропала.
- Галь, ты посмотри под столом... И под кроватью... Может, она за шторой прячется?
- Да ты хоть объясни, кого найти нужно?
- Да лярву!
- Какую ещё лярву?
- Девка такая бестыжая, лохматая, с крашеными губами! Ты что, и не заметила, как она в дом вошла?
- Мам, ты успокойся. Просто ты перегрелась сегодня на солнышке. Спишь на ходу... Это тебе приснилось что-то...
"И то правда! - с надеждой подумала Степановна. - Лягу спать, и пройдёт всё... Ну, ведь, если б она была, она бы никуда не делась... Померещилось. Старею..."
- Иди, иди, дочь. Показалось, наверное...
Галина тихо прикрыла за собой дверь. Степановна хотела выключить свет, но подумала и оставила. На всякий случай. Она укрылась одеялом и почти уже успокоилась, даже рискнула закрыть глаза, как вдруг в лицо ей ударил отвратный шёпот:
- Ты что же, думаешь, отделалась от меня? Ну, нет! Кто ж оставляет своих чад некормленными на ночь?
- Да что тебе надо от меня, дрянь ты этакая?
- Яблоко от яблони, как говорится, мало чем отличается. Уж если кто-то и дрянь, то я просто её отражение.
- Ты на что намекаешь?
- А что мне намекать? Я тебе и прямо могу сказать. Я - это твои ну просто замечательные мысли и слова. Только все своим словам и мыслям нужное место находят, поэтому и живут с ними в мире. А ты куда меня послала? К соседке своей? Я там была. Но мне там делать нечего: не про меня она! А кушать и жить мне хочется также, как и всем. Так что, давай, делай что-нибудь.
- Да что делать-то? Хлеба, что ли, тебе принести?
- Вот именно. Только не того, каким вы своё тело питаете. А тот, на который ты меня обрекла.
- Да ты говори прямо, хватит темнить.
- Уж если кто натемнил, так это ты. Вспоминай, что ты говорила про соседку? Так вот, мне по меньшей мере нужны голодранка, проститутка и дебил. Чтобы жить, мне необходимы их мысли, их переживания, их страсти! А чтобы жить хорошо, мне нужно много всего этого! А я хочу очень хорошо жить! И немедленно.
- Здесь ты для себя тоже ничего такого не найдёшь! Так что, убирайся!
- Ну, уж нет! Я своё возьму, можешь не сомневаться! Если ты мне не поддашься, то поддадутся те, с кем ты связана своей душой... Ты видишь, я уже чувствую себя, вобщем-то неплохо!
- Это ты прочто? - смутная тревога сдавила Степановне душу...
- У меня уже почти всё есть. Кроме голодранцев. Но за ними дело не станет, это проще простого.
- А где ж ты взяла дебилов?
- Завтра утром повнимательнее в глаза своего внука посмотри... И сразу всё поймёшь.
- Ах, ты, стерва!
- И это существо, которое мнит себя человеком, смеет называть так собственное создание. Своё в определённом смысле "я". Ты ещё не почувствовала, как тебе далеко до образа и подобия Божьего?
- А...
- Сходи в соседний подъезд.
Степановна стала судорожно одеваться.
- Галя, Галя! Светка не пришла?
- Да нет ещё. Я уж и не знаю, что подумать...
- Я схожу во двор, посмотрю.
- Тебе ж плохо. Может, я сама, а ты за Ванечкой посмотри.
- Не надо! Я схожу.
От разогретого за день асфальта на улице было душно. А, может, Степановне это показалось... Воздуха ей, действительно, не хватало. В соседнем подъезде было темно. "Опять пацаны лампочки вывернули! Вот нелюди-то! То-то у них у всех рыла нечеловеческие. Да и матери у них у всех..." - кто-то дёрнул Степановну за нутро, как за верёвочку, и она осеклась... - Господи! Прости меня за мысли мои...
Из-за приоткрытой двери подвала доносился какой-то неясный шорох и шёпот. Степановна прислушалась...
- Ты только смотри матери ничего не рассказывай! А то больше ничего не получишь. А завтра мы с Шуриком придём и принесём тебе французскую тушь для ресниц. Хочешь?
- И по сникерсу! А то не дам, - услышала Степановна ещё совсем детский голос своей Светки...
Она вышла во двор, села на скамейку, которая для многих сварливых пенсионерок стала в какой-то степени последним местом работы. Но сейчас Степановне было не до "коллег". В голове её было мутно и муторно. Она боялась что-нибудь подумать: в каждой едва возникающей мысли она улавливала смрадное дыхание лярвы...
Вдруг неожиданно двор озарил яркий свет. Степановна обернулась на него и застыла: пламя вырывалось из окон её квартиры... Из подъезда выскочила Галя с Ванечкой на руках.
- Галя, Галя! Что там случилось?
- Ой...Ой... Что ж это? Ужас какой!
- Да что ж там произошло у тебя?
- Не поняла... Я телевизор смотрела и к Ванечке вышла, запищал он... А тут грохот такой! Может, это телевизор взорвался?..
- Ой, горе-то, горе-то какое!
- Ну вот, - услышала Степановна зловещий шёпот прямо в ухо, - теперь у меня и голодранцы будут... Кстати, я тут такая твоя родственница не одна хожу. Много ты нас настряпала, много...
Пламя бушевало всё больше и больше. Сигналы пожарных машин оглушили всю округу. Но было ясно: уже ничего не спасти...