Не сдохнут только одиночки, том Il: Час зверя

Глава 1: Новая жизнь

В густых осенних сумерках замелькали огни. Они размеренно подрагивали, сливаясь в каплях конденсата. Сползали по стеклу, баюкали меня. Повинуясь этой круговерти, я клевала носом. Стекло приятно холодило щёку. Усталость брала своё.

Тишину нарушали лишь утробное урчание мотора да потрескивание рации. Изредка в эфир пробивались дорожные заметки.

- Слева по курсу лежит бензовоз. Перекрыл полосу. – Послышался вздох Иванова. – Плохо. Похоже, застрянем тут.

- Топливо есть? – Рация зашипела, и в беседу включился Степанов. - БМП смогут сдвинуть его, как думаешь?

- Бензин разлит по всей дороге. – Отчитался «Росгвардеец».

- Игра не стоит свеч, - покачал головой Чумаков.

- И то верно. – Озадаченный, немного охрипший голос Степанова выдавал истинную глубину его усталости. – Отбой… Не хватало ещё, чтобы всё рвануло, к чёртовой бабушке… Просочимся как-нибудь...

Чумаков положил на место рацию и мельком взглянул на меня:

- Устала?

Я только слабо кивнула, не в силах выдавить из себя что-то членораздельное.

И снова тишина… Колонна машин медленно ползла по шоссе, растягиваясь до самого горизонта. Бобик покачивался на рессорах – туда-сюда, вызывая у меня странную ассоциацию, словно невидимая рука качает гигантскую колыбель.

Бессонная ночь, дорога и продолжительный стресс сыграли с моей психикой злую шутку. Сначала меня обуяла навязчивая дрёма. Но сон никак не шёл… А потом всё вокруг вдруг стало далёким и сюрреальным: ощущения времени и пространства смазались и меня накрыла дереализация.

Странное ощущение будто ты выглядываешь в мир с самого донышка своей души. Тело постепенно расслабляется, выходя из строя. Становится чужим, тяжёлым и бесполезным, как машина, в которой неожиданно закончился бензин.

Тряхнув головой, я скинула морок и приоткрыла окно. Неожиданно мне стало душно, почти до тошноты.

- Всё нормально? В бардачке есть вода, - встревоженный шёпот Чумакова окончательно вернул меня в реальность. Тягостное ощущение рассеялось, уступая место благодарности.

Опытные водители включили фары, освещая раскисшую дорогу. Тёплая печка да хорошая компания - что ещё нужно в разгар апокалипсиса, чтоб ощутить себя счастливой?..

Не существует в мире более разновидности одиночества, за которое я бы держалась. Цепко, как раньше, ревностно защищая его от чужих посягательств.

Для начала я свыклась с мыслью, что выживать вместе легче, а потом и вовсе полюбила свою новую семью… Ту, которой у меня никогда, по сути, и не было.

Никто из кровных родичей не давал мне ощущения сопричастности той самой общности, где один за всех, и все за одного, как в романах Дюма. Мы то делили что-то, то неистово соревновались, перетягивая одеяло в разные стороны, но никогда не являлись командой.

Сложно любить людей, которые постоянно мерятся причиндалами в бесполезной игре под названием: «Кто из нас «правильно» живёт, а кто говно собачье». Не сложно догадаться, что отказавшись от соревнования, я автоматически переместилась в разряд аутсайдеров.

Мы были родственниками, но так и не стали семьёй. Каждый совместный праздник заканчивался руганью и нудными нотациями. А когда папа умер, родные перестали звать меня в гости, но я и не настаивала. С облегчением выдохнув, каждый из нас зажил своей жизнью.

Сколько себя помню, считала, что командная игра - не для меня. Но как же я ошибалась. Открыв Чумакову дверь в тот судьбоносный день, я сказала миру «да». И теперь, не смотря на тревоги и опасности, не взирая на зомби всех мастей, он больше не кажется мне страшным… Такой вот парадокс. В той, «другой» вселенной, без оживших трупов, я была менее живой, чем сейчас. И за это стоит сказать «спасибо» моей новой семье.

Петренко смог проявить необходимую настойчивость, не дав мне отсидеться в моём привычном, «безопасном» мирке», что стало основополагающе важным решением. Потому как жизнь с энтузиазмом душевнобольного демонстрировала мне, насколько сильно я ошибалась. Сашина открытая душа с неуёмной тягой к коммуникации дала мне шанс выжить - не больше, не меньше.

Вадим сохраняет самообладание там, где любой другой порвёт себе ягодицы от натуги. Его ненавязчивая забота и непоколебимое спокойствие не раз спасали мой день, когда всё, казалось, вот-вот обрушится с треском…

Веник… Свой парень. Честен до нигилизма. Не геройствует (впрочем, как и я). Но способен вовремя выдать дельный инсайд. Осторожный интеллектуал, иногда безмерно ленивый… И всё же он ни разу не бросал других наедине с их бедой. Когда на нас с Аллой напали братья Аскаровы (как давно это было!), Веник не сбежал, а защищался вместе с нами. И даже придумал нестандартный способ, как задержать преступников, казалось бы, в безвыходной ситуации…

Мишка, Инга, Валюша и Мама Света, чета Захаровых… Даже Журба и Степанов!.. Список можно продолжать. Все они в одночасье стали "своими в доску".

Неожиданно мне стало интересно, чем живут другие люди, и что у них на душе… Всё, от чего я так стремительно убегала в другой, доапокалиптической реальности, догнало меня в конце времён. Та близость, что всегда казалась опасной, на деле принесла мне то самое ощущение внутренней целостности и спокойствия, которых я не ощущала раньше.

Вадим мерно крутил баранку, украдкой поглядывая на меня, не сплю ли. Инга, притаилась на остром Колином плече и отстранённо глазела в окно, то закрывая глаза, то напряжённо вглядываясь в темноту.

Пустой взгляд человека, прошедшего свой личный ад. Он мне знаком не понаслышке. Все шутки и ужимки остались за стенами ПВР, вместе с Ольгой: бледной и бездыханной. А Инга замкнулась в себе. Словно она всегда была такой хмурой и молчаливой. В тот злосчастный день она в третий раз потеряла семью.

Сначала погибли родители: трагично и неожиданно. Затем Бабушка. А теперь старшая подруга и добрый наставник в одном лице. Так же негаданно. Даже попрощаться не успели. В номом мире люди уходят особенно быстро. Без долгих прелюдий в виде болезни...