Побег

Пролог

Сама жизнь — ничто, но именно сплетения множества таких судеб образуют процесс, недоступный ничьему пониманию, именуемый впоследствии человеческой историей.

Пье, Действительный пилот «Тьернона»

Брана спала тем беспробудным сном, которым может спать лишь само пространство, безжизненное, замороженное раз и навсегда на самом дне глубокой потенциальной ямы, в которую её загнал результат случайного броска вселенских костей. Где-то распад ложного вакуума породил огненный вал инфляции, в иных новорожденных пространствах вариативность космологических констант оставила после себя лишь множащееся квантовое эхо первичных флуктуаций на планковских длинах волн, на этой же бране случилось иное.

Она породила особую, сверхстатичную, навеки вмороженную в само пространство материю, которую нечему было сдвинуть с места, расширять или сжимать. И лишь слабая рябь гравитационных волн первичных коллапсаров поддерживала здесь видимость жизни, без малейших препятствий пробегая брану от края до края широкими изгибами, то приближая её к соседним, куда более живым бранам, то отдаляя на недосягаемые для чужих бран-гравитонов расстояния.

Так у браны появлялся призрачный шанс. Однажды заполучить себе плоды чужих трудов, порождения иных констант, результаты недоступных ей процессов. И в меру всё того же слепого и бессмысленного везения ими воспользоваться.

У браны не было целей, воли, устремлений и даже обычного, в нашем понимании, времени на ожидание. Но бране было доступно то, что недоступно любым иным объектам в этой метавселенной. В её распоряжении были всё те же космологические кости и почти бесконечное количество бросков для них. И однажды нужная комбинация выпала, монетка встала на ребро, и чуждый макроскопический объект самозародился на бране сам собой, как будто по собственной воле.

И тут же начал хозяйничать.

Двигать недвижимое, уходить и снова возвращаться, творить немыслимое — по собственной воле колебать саму брану, подставляя её бока соседним пространствам. Брана не сопротивлялась, ей не было никакого дела до чужих интенций, ей даже собственная судьба была не особо интересна. Да, вечная статика с появлением чужих хиггсовых полей невольно сменилась локальными пузырями псевдодвижения, жалкого подражания других физик, тут, на этой бране, почти невозможных.

Да, брана лишь делала вид, что пришлые существа её как-то изменили. Просто один ложный вакуум чуть сместился в сторону другого, немного более живого, немного более подвижного. Ничего страшного, однажды и это закончится, квазиматерия снова распадется, вновь оставив брану наедине с собой в вечном самосозерцании.

Одно было не доступно спящей бране. Само понятие разума, целеустремленного процесса, обращающего локальную энтропию, способного к целеполаганию, потому истинно способного оставить на лике браны такие следы, которые потом не сотрут уже никакие новые, пускай и бесконечные числом, броски космологических костей.

И разум этот был не един. А где поселились две воли, там рано или поздно они придут в противоречие, начав войну, в которой будет лишь один победитель. И спящей бране придется смириться с тем, что от неё ничуть не будет зависеть, кто им окажется.