Поезда

Поезда

Мари осторожно вытащила из причёски шпильки, положила их на тёмную, поблескивающую в свете проносящихся мимо фонарей, поверхность столика. Шпильки оказались рядом со свежей газетой. На передовице растёкся костыльный крест. Мари казалось, что чёрно-белая страница горит кроваво-алым. Женщина бросила на неё перчатки и шляпку.

Поезд шёл невыносимо медленно.

Нужно было хоть немного поспать.

Достав из дорожного саквояжа пачку писем, Мари выбрала верхнее, с датой “16 июля” на штампе. Указательным пальцем она погладила неровную, торопливо выведенную “Л” в имени отправителя и вскрыла конверт.

“Милая моя,

Мне бы так хотелось, чтобы ты не читала эти строки перед сном, а слушала, как я желаю тебе спокойной ночи. Каждый день я выхожу на улицу и мне кажется, что сейчас я увижу Кертнерштрассе, а вместо этого передо мной чужие дома и  незнакомая дорога. Как ты была права, когда просила меня не уезжать. Здесь становится только хуже, на днях Гитлер объявил о расстреле мятежников. Всего о шести десятках, но говорят, что на самом деле счёт идет на сотни. Ещё немного, и начнётся страшное. Когда я думаю об этом, то не боюсь за себя, но мне становится по-настоящему страшно, что я не смогу вернуться к тебе, в Вену. Пусть они провалятся со своей политикой, я хочу к тебе. Хочу снова держать твое лицо  в своих руках. Через несколько дней я проеду домой.

Л.”

Поезд остановился. Мари схватила со столика перчатки и шляпку, выбежала на перрон.

- Ближайший до Вены? - крикнула она носильщику.

- Вот этот, - юноша указал на набирающий ход состав.

***

“Куда-куда, куда-куда” - ритмично отстукивали колёса. За стеклом, отражающим мягкие кресла вагона и усталых пассажиров, так темно, что кажется, будто сразу за окном обрывается мир. Лукас бросил короткий взгляд на своё отражение и закатал рукава белоснежной рубашки. Пара напротив уже дремала, да и он сам чувствовал, как веки закрываются сами собой. Мужчина упрямо потер глаза и достал из чемодана нераспечатанное письмо. Бережно вскрыв конверт, он развернул листок, исписанный красивым аккуратным почерком.

“Здравствуй.

Под левой ладонью у меня - конверт с твоим письмом.

Не вскрываю.

Он бел и прям, как воротник твоей рубашки. Не могу разорвать, не могу нарушить это призрачное сходство. Держу в руках хотя бы его. Но этого мало, Лукас, этого немилосердно мало!

Ведь больше ничего похожего не осталось. Вокруг только горчично-коричневые кители, подпирающие лица безумцев.

Поэтому я взяла билет до Берлина. Знай.

Люблю. Твоя.”

Рука с письмом безвольно опустилась на колени. Поезд, пулей летевший сквозь темноту, сбавил ход и медленно покатился по рельсам, поскрипывая колёсами. Нюрнберг.

Лукас схватил чемодан и едва ли не выбежал из вагона в прохладу летней ночи.

- Когда следующий рейс на Берлин?

- Через пару минут отходит.

Мужчина коротко кивнул и стремительно зашагал по перрону в сторону темнеющей громады поезда. На плакатах вдоль платформы хищно расправляли крылья чёрные орлы на багровом фоне. Один из них сполз по стене и, подхваченный пыльным ночным ветром, исчез в темноте. Лишь один из тысяч таких орлов.

Состав мягко покатился от платформы. Лукас побежал и тут же замер на месте. На одинокой лавочке под фонарём спиной к нему сидела женщина. Она оглянулась. Его Мари.