Судья Дрогг

Судья Дрогг

Костёр даже не горел, а тлел маленькими язычками пламени, отдавая синевой в оранжевом цвете. Ночь была на редкость тёмная и мрачная. Очевидно, потому что в небе не светила луна. Редко тьму разрезал крик ночной птицы. Но если и разрезал, то раздавался в тиши, отдавался эхом вокруг и ножом в душе. Словно разрывал душу.
Он прилёг на старый плед, который нашёл на руинах старого магазина и уставился на огоньки костра.
Будто всегда так было…
Холодок предрассветной свежести пронизывал спину. Холодок становился сильнее, будто исходил от полуразвалившейся стены служившей и укрытием, и часовым, и защитой от тех кто мог внезапно напасть сзади...
Он задремал. Ему снился сон, который был вовсе и не сон, а скорее воспоминания обрывавшиеся на самом ужасном месте…
Вот он мальчишка, и ему едва исполнилось десять лет. Вокруг всё светлое, и сон такой мирный и спокойный. Вокруг него не обращаются тени кошмара и опасности не подстерегают его в родном доме. Он просыпается от ярких и прекрасных лучей солнца падавших на лицо и словно балующихся светом. Солнечный зайчик прыгает, скачет от глаз к зеркалу, и обратно прыгает на глаза.
Он журится, улыбается и... страшный грохот прерывает эту игру и мгновенно пробуждает его…
Вокруг всё стихает. Нет больше солнца. Нет солнечного зайчика. Только крики с улицы и запах гари и пыли, что запоминает навсегда...
Он встаёт. Идёт в в коридор, медленно отворяет дверь в комнату родителей.... Но ни родителей, ни комнаты там больше нет.... Под ногами пустота глубиной в три этажа и больше ничего... Он так и остаётся стоять над этой пустотой, совершенно не понимая и не осознавая что случилось в то утро...
Да он и до сих пор не понимал ничего и не мог понять зачем и по чьей воле он был оставлен круглым сиротой в то далёкое утро…

Солнце всходило над горизонтом пустоши, медленно превращаясь в красный, а затем белый шар, освещая и костёр, и задремавшего человека, и пробуждая ото сна всё что лежало на пути его лучей…
Он проснулся, поднялся, засыпал костёр песком и отправился в свой путь, дальше, туда где его ждали…

Конь медленно вносил его в этот маленький городок, где жила всего пара сотен человек. Таких было много в Неваде. Тут жили те, кто оставался вдали от благ цивилизации востока и запада, как бы находясь посредине, между молотом и наковальней. Закон тут был один: смерть за смерть, кровь за кровь, смерть за обиду. Правда всё можно было решить и мирно, путём примирения и согласия между обидчиком и обиженным. Правда мёртвых уже было не поднять...
Такие городки не любили незваных гостей и на незнакомцев всегда смотрели искоса, пытаясь понять что же привело случайных бродяг к ним в гости.
Он остановил коня возле салуна и зашёл внутрь, аккуратно притворив за собой двери и, пройдя мимо нескольких посетителей, остановился у бара.
- Дружище, плесни грамм сто пятьдесят, - позвал он бармена.
- А что кушать будете? - спросил бармен, наливая не то бренди, не то виски, не то ещё какую бадягу которая называлась то «виски», то «бренди».
- Что тут кушать? К чему? Рюмашка это пыль для странника Невады, - ответил он и одним махом вылил себе в рот мутную, коричневатую жидкость.
Он обернулся в зал салуна. Посетители, резко отвернулись от него, словно не замечая присутствия чужака.
- Мы не любим здесь чужаков, - произнёс тихо, сзади, бармен, - от таких как ты одни неприятности.
- От чего же так? - спросил он.
- Поначалу мы все тут, ко всем, с открытой душой, - ответил бармен, - а они тебе раз — и ножик в спину.
- Ну у меня нет ни ножика, ни желания всадить его кому-то в спину, - сказал он и положил на стойку несколько мятых долларов.
- Спасибо, чужак, - вздохнул бармен забирая деньги, - на долго ли к нам?
- Это как сказать, - ответил он, - может задержусь на день другой. А может всё решу сегодня и поеду дальше.
- Если что, - сказал бармен, - у меня в салуне есть свободные номера. Не Чикаго, конечно, и не Сан-Франциско, но, ещё никто не жаловался.
- Спасибо, - кивнул он, - значит скоро увидимся…

Он вышел на улицу, отвязал коня от столба и направился дальше по улице, остановившись возле офиса шерифа.
Там он привязал коня к невысокому заборчику и свистнул мальчишке отдыхающему неподалёку.
Тот подбежал, поправляя очки с грязными стёклами.
- Тебя как зовут? - спросил он.
- Джек, сэр, - ответил мальчик.
- Присмотри за моим конём, - сунул он мальчику в руку двадцать долларов, - вернусь — получишь ещё тридцать.
- Пятьдесят долларов за то чтобы присмотреть за конём? - обрадовался Джек, - сэр, да я могу за такие деньги тут всю ночь сидеть! Вы, если что…
- Ладно, ладно, - остановил он мальчика, - просто побудь с конём. Хорошо?
- Хорошо, - ответил Джек.

Он зашёл в офис шерифа и присев возле стенки, ближе к клетке с арестованным, надвинул на лицо шляпу и попытался задремать.
- Эй... - разбудил его арестованный, - эй, слышишь?
- Чего? - ответил он арестованному.
- Ключи от камеры там, в столе, - тихо, почти шёпотом, сказал арестованный, - выпусти меня. А я в долгу не останусь, вот увидишь…
- Я пытаюсь ничего не делать, а ты мне мешаешь, - ответил он арестованному и всё-таки задремал…

Его сон прервал вошедший шериф.
- Что, сидишь? - спросил шериф арестованного едва зашёл в офис, - а ну отошёл от двери к стене!
- Ой да ладно, шериф, сейчас, зубами перегрызу стальную решётку и уберу! - ответил арестованный.
- Сэр, там чужая лошадь и мальчишка, - раздался ещё один голос из дверей.
- Да я как-то заметил, - сказал в ответ шериф присев за стол, - и этого спящего, тоже заметил.
Шериф снял шляпу и бросил ей на стол.
- Когда уже приедет этот старый козёл судья? Клянусь Богом, - глянул он на арестованного, - если этого старого козла не будет сегодня к вечеру, я сам тебя пристрелю.
- Не имеешь права, шериф! - крикнул арестованный, - у меня есть свидетель, что ты угрожал мне убийством!
Арестованный даже подошёл ближе к нему и вытянул руку из камеры, чтобы подтолкнуть его.
- Эй, ты слышишь? Мне угрожают, приятель!
- Свидетель, говоришь? Кто этот свидетель? Чего он вообще сюда припёрся?
Шериф встал и подошёл к нему.
- Доброе утро, ты кто? - толкнул он его.
Он как бы проснулся, поправил шляпу и глянул на шерифа.
- Доброе утро, разрешите представиться. Я и есть старый козёл судья.
Шериф чуть не подавился.
- Ваша честь? А…
- Вот документ, - протянул он шерифу сложенную в четверо бумагу и встал.
- Ваша честь, вы уж простите мою простоту... - заговорил шериф глядя на документ.
- Ладно, я понимаю. Я судья округа Томас Джейкоб Торн. Вы ещё называете меня Дроггом, потому что я судья и палач, если это нужно. И только я решаю, кого казнить, а кого миловать. Так что можешь не извиняться, шериф. Это этот деятель подлежит суду?
Торн указал на арестованного.
- Да, он самый, - ответил шериф.
- Хорошо, - поправил Торн плащ, - мы уже с ним познакомились. Суд назначаю на завтра.
- Завтра воскресенье и все будут в церкви... - ответил шериф.
- После службы, - сказал Торн, - найдёшь меня в салуне. На службу не пойду. Грехи, знаешь ли, не позволяют…

Торн вышел из офиса, сунул мальчику ещё тридцать долларов и взял коня за узду.
- Ты кто, Джек? - спросил он у мальчика.
- Я тут живу, - ответил мальчик, - у тётушки Клэр.
- А где твои родители?
- Они умерли. Мама — когда я был совсем маленьким, а отец... в общем он не вернулся с пустоши, пару лет назад.
- Ясно, - ответил Торн, - мне нужен помощник. Завтра, после службы, найди меня. Поедешь со мной. Я буду тебе и платить, и кормить тебя, и приодену не в такое рваньё, которое вижу на тебе.
- Хорошо сэр, спасибо, сэр! Я обязательно найду Вас! - обрадовался мальчик и побежал куда-то по улице…

Утром Торн побрился, умылся и вышел из салуна.
Шериф ждал его в офисе.
- Ну что, - спросил Торн, - где вы обычно судите преступников?
- В ратуше, где же ещё? - ответил шериф.
- А что мэр?
- Я тут и шериф, и мэр. Когда надо, правда.
- У вас нет мэра?
- А кто тут будет мэром? Пьянь да рвань. Нормальных людей мало. Если заберёте маленького Джека Томпсона, то ни за что не возвращайте его в этот гнилой городишко, ваша честь! - ответил шериф.
- Я бы назвал его пыльным, - сказал Торн.
- Тоже правильно. Кстати, хорошая ассоциация…
Торн глянул на клетку с арестованным.
- В чём обвиняется этот несчастный?
- В убийстве... - вздохнул шериф, - жил себе пятьдесят лет, жена, пятеро детей возрастом мал-мала и меньше, и чёрт его дёрнул всадить нож в грудь одного старого идиота, который был... в общем не очень хороший человек. Учтите это, ваша честь.
- Чем же покойный был нехороший?
- Да как сказать? Скряга, людей не уважал и выкупил тут половину города. Да пожалуй купил бы и весь город, если бы смог. 
Шериф подумал…
- С водой тут у нас очень туго. Единственный источник находится под старой песчаной горой. Ну, а покойный, Алекс Сименс его звали, гору прикупил у властей штата за какие-то гроши и начал срывать. Песком торговал на восток, понимаешь?
- Да понимаю. Там туго с песком. Предприимчивый, значит, был?
- Не то слово предприимчивый! - сказал шериф, - закон для него был вообще не писан, хотя он тут хозяином ходил, мол «он тут закон». Ну ещё бы! Водичка была его. Без еды-то можно прожить, правда на огороде ничего вырастишь, но попробуй прожить без воды…
- И кто же от этого выиграл?
- Да кто? Наш бармен только... Воду начал продавать…
- Да уж, - вздохнул Торн, - а выпивка у него дрянь…
- Эту дрянь гнал Сименс, - ответил шериф, - хорошая выпивка тут забыта как старая сказка. Очень удобно назвать самогон - «виски», а настойку на древесной стружке - «бренди». Ничего не тратишь, только водичка и опилки с местной мастерской, которых бери-не хочу.
Торн присел и глянул на арестованного, потом на шерифа.
- Что же вы терпели такую мразь у себя в городе?
- А как его выгнать? Права не имеем, - ответил шериф, - пастор — ему всё равно. Была тут мэром одна дама «с Амстердама». Так она ему и продала источник вместе с горой. Точнее не сама продала, а помогла купить.
- И где же сейчас эта леди-мэр? - спросил Торн.
- Как и ведётся. Получила свою долю и... в общем, поговаривают, что у неё имение где-то за границей, под Мехико, и там же кирпичный заводик.
- Хорошую долю получила. И сдаётся мне, что песок шёл не на восток…
- Верно мыслите, ваша честь, - кивнул шериф.
- Значит наш арестант совершил благое дело, получается? - глянул Торн на арестованного.
- Было бы благое, если бы он не работал на этого выродка, - ответил шериф, - он, и ещё парочка бугаёв, не пускали людей к воде. Сейчас-то они разбежались, а этот попался. Чего он хотел от Сименса не говорит, что там произошло и зачем он его убил мне не понятно.
- Ладно, - ответил Торн, - веди его в суд…

В зале собраний, в старой мэрии, было не протолкнуться.
Торн проследовал к судейскому месту и присел в кресло. Арестованный сидел напротив него. За ним стояло два вооружённых человека. Шериф сидел в первом ряду…
Зал гудел. Шума не было, но стоял гул.
- Прошу тишины, - произнёс Торн и встав, посмотрел на арестованного.
- Виктор Сэмюэл Корнад, знаешь ли ты кто я?
- Да, - ответил арестованный, - лучше иметь дело с самим дьяволом чем с судьёй Дроггом.
- Это так говорят? - спросил Торн.
- Это все знают на пустошах, ваша честь, что судья Дрогг не знает жалости.
- Спасибо, весьма польщён, - ответил Торн, - знаешь ли ты в чём обвиняешься?
- Конечно, ваша честь, мне сказали что я убил Алекса Сименса.
- И что ты можешь сказать в свою защиту?
- Я его не убивал, - спокойно ответил арестованный.
- И всё?
- И всё.
- Хорошо, - присел Торн, - а кто может подтвердить твои слова?
- Да кто угодно, - посмотрел в зал арестованный.
- Переходим к допросу свидетелей, - сказал Торн и раскрыл дело арестованного.
- Вызывается свидетель Дженни Фишер, - произнёс Торн, - есть такая в зале?
- Есть, - раздался голос из глубины зала и к трибуне проследовала молодая девушка.
- Клянётесь ли вы говорить правду, только правду и ничего кроме правды? - спросил у неё Торн.
- Клянусь, ваша честь, - ответила девушка и Торн кивнул в ответ.
- Что я могу сказать? - сказала Дженни Фишер, - этот негодяй убил хорошего человека. Алекс Сименс делал всё чтобы в нашем городе люди могли отдыхать, праздники устраивал. А эта банда, в которой состоял арестованный, выжили из города нашего мэра и теперь у нас мэром шериф.
- Гм, - ответил Торн, - расскажите подробнее о банде в которой, по вашим словам, состоял арестованный?
- Да их там трое, - сказала Дженни Фишер, - он, Тобиас Блэк и Джон Майкоб.
- И что они делают? Грабят, убивают? Может насилуют?
- Нет, - ответила Дженни Фишер, - они мешали мэру сделать город достойным жизни. Вы же видите, что у нас всё ухоженно, аккуратно, порядок на улицах. Не то что в соседних городах.
- Да я заметил, и с людьми говорил, мисс Фишер, - ответил Торн, - а что вы можете ещё рассказать о Сименсе? Например о том, почему у вас в городе продаётся вода? Разве у вас нет источника?
- Есть, - ответила Фишер, - но гораздо удобнее купить воду, чем набирать самим. Это же надо туда идти, с водой можно набрать разной грязи…
- Спасибо мисс Фишер, - ответил Торн, - можете присаживаться на своё место. Вызывается свидетель Том Хобкинс.

Том Хобкинс, чернокожий и запуганный, буквально подбежал к трибуне и положил руку на Библию.
- Клянусь говорить правду, только правду и ничего кроме правды, - проговорил он.
- Хорошо, мистер Хобкинс, - спросил Торн, - а вы можете что-то сказать по делу?
- Да ваша честь, я видел как он убил Сименса.
- И как же?
- Это было ночью, во дворе дома Сименса. Я нёс груз в салун, когда увидел, что арестованный и Сименс о чём-то ругаются. Сименс очень злился, он погнал арестованного, а сам пошёл в дом. В этот момент арестованный напал на него сзади, обхватил руками и зарезал.
- Спасибо, мистер Хобкинс, - кивнул Торн и посмотрел на арестованного, - что Вы можете сказать в свою защиту?
- Это лож! Как можно верить свидетельству негра! - крикнул арестованный.
- Негр, или не негр, свидетельствуют его глаза и его память, а не кожа, - ответил Торн, - можете присаживаться на своё место, мистер Хобкинс.
Торн посмотрел в зал.
- Вызывается свидетель Эндрю Джонсон.

Джонсон, не молодой, но ещё и не средних лет человек, проследовал к трибуне.
- Клянётесь ли вы говорить правду, только правду и ничего кроме правды? - спросил Торн.
- Клянусь, - ответил Джонсон.
- Прошу вас, - указал рукой Торн.
- Что я могу сказать? - начал Джонсон, - я привожу в город мелкие товары, разные. Сименс и леди-мэр, которая тут заправляла раньше, прогнали с рынка спекулянтов, стало удобно торговать. И я не знаю что теперь будет когда на рынке не стало хозяина.
- Но ведь рынок общественный, - сказал Торн, - что же Вам мешает торговать дальше?
- Ну знаете ли, то что он общественный... - ответил Джонсон, - все знают, что без разрешения Сименса там нельзя было становиться. Торговал только тот кому разрешала леди-мэр. А разрешала она только людям Сименса.
- И при чём тут арестованный? - спросил Торн.
- Да при том, что из-за него теперь у меня будет... проблемы будут.
- Вы хотели сказать, что будут конкуренты?
- Да. Я разорюсь. Половину того что я привожу люди теперь смогут производить и продавать сами.
- Спасибо, мистер Джонсон, - ответил Торн, - можете присаживаться, а вызывается мадам Бликк.

Мадам Бликк, средних лет видная женщина, проследовала к трибуне.
- Клянётесь ли вы говорить правду, только правду и ничего кроме правды? - спросил Торн.
- Клянусь, - ответила мадам Бликк.
- Прошу Вас, что Вы можете сообщить по делу?
- Я содержу пансион для девушек, - сказал мадам Бликк, - к нам приходит много посетителей…
- То есть Вы содержите публичный дом? - спросил Торн и в зале раздались смешки.
- Ну зачем сразу «публичный дом»? Это увеселительное заведение и гостиница, - ответила мадам Бликк.
- Хорошо, но что Вы можете сказать по делу?
- Нашим спонсором был Сименс и его убийство... я думаю, как-то связано с его благотворительностью, - сказала мадам Бликк, - тем более что арестованный часто нехорошо выражался в адрес моего пансиона.
- Спасибо мадам Бликк, можете присаживаться, - ответил Торн, - вызывается свидетель Боб Лонг.

Боб Лонг, высокий, седой человек в старом костюме проследовал к трибуне.
- Клянусь говорить правду, только правду и ничего кроме правды, - произнёс он и глянул на Торна.
- Что вы можете сообщить по делу, - спросил Торн.
- Только то, что Сименс и леди-мэр были нашими благодетелями, - сказал Лонг.
- Вы работаете школьным учителем? - спросил Торн.
- Да, ваша честь, - кивнул Лонг, - я школьный учитель в местной школе.
- Как обстоят дела в школе? У меня информация, что школа бедная.
- Это было, пока леди-мэр не помогла нам найти достойного мецената, - ответил Лонг, - друга убиенного мистера Сименса.
- И в чём проявляется его меценатство?
- Он привёз нам новую школьную доску, отремонтировал здание…
- И?
- Разве это не помощь?
- Ну, насколько я знаю, школа до сих пор нуждается в учебниках, тетрадях, чернилах для детей. Я не понимаю в чём проявилась помощь от друга мистера Сименса.
- Новая доска... ремонт...
- Да где там ремонт здания! - вышел к трибуне и встал рядом с Лонгом здоровенный, усатый ковбой.
Лонг съёжился и оселся.
- Я Генри Лоу, - ответил ковбой, - я тут сторожую по найму время от времени и клянусь говорить сейчас только правду.
- Говорите, а мистер Лонг мжет быть свободен, - кивнул Торн.
- Ну так вот, - сказал ковбой, - он врёт! И он знает что врёт! Он боится как перепуганный койот.
- Чего же он боится?
- Да всего, потому что тот материал, который привезли из соседнего штата, спустил на следующей же неделе. И как вы думаете, кто прикарманил выручку? Сименс! И Лонгу перепали гроши, чтобы молчал. И новая доска тоже сейчас неизвестно где.
- Откуда Вы это знаете, мистер Лоу?
- Да я охранял школу когда приехали люди Сименса и забрали всю эту помощь. Я думаю, что она и не предназначалась школе. Сименс, очевидно, не хотел платить налоги и оформил товар как благотворительную помощь школе. Ну Вы же лучше меня знаете законы, ваша честь?
- Да, благотворительная помощь не облагается в нашем штате налогами, - ответил Торн, - спасибо, мистер Лоу. Вызывается свидетель Майкл Бэгманн, прошу пройти к трибуне.

Майкл Бэгманн — старик, медленно, кряхтя, но уверенно проследовал к трибуне.
- Этот Сименс был отъявленный негодяй, как и беглая дама именовавшая себя нашим мэром. Никакой она не мэр! Её не выбирали!
- Но ведь были же выборы, результаты которых утвердил губернатор штата? - сказал Торн.
- Были, - кивнул Бэгманн, - старый мэр, Тони Паулюс, правил в городе очень долго и не хотел, чтобы говорили, что он прибрал город к рукам. Старик Паулюс, которого я знал очень хорошо, предложил выдвинуться на выборах своей... как бы это сказать... даме сердца. Она была молодая, красивая, могла очаровать кого хочешь. Но было условие, что ежели, в случае её избрания, она снимет свою кандидатуру в его пользу. Старик хотел умереть мэром, честно скажу, и хотел остаток жизни посвятиь заботам о горожанах, то есть о нас.
- И что было дальше?
- А ничего. Когда её выбрали она заявила, что не собирается отдавать власть старику, что мол у неё хватит ума править городом. Но на самом деле у неё ума не было, а был дружок, пьянь и забулдыга, который не вылазил из драк в нашем салуне, этот самый Сименс. Едва только её выбрали он прибрал к рукам всю городскую казну и думаете на какие деньги он купил эту самую песчаную гору, на которой, к несчастью, находится наш источник? На деньги города украденные у нас! На наши налоги и за наш счёт! Конечно же они разбогатели, оба. И заводик под Мехико они купили на пару. И гору они срывали для этого, оставляя нас без воды.
- То есть, вы утверждаете, что беглая леди-мэр была в курсе всего происходящего в городе и это она организовала торговлю водой с общественного источника?
- Да не просто в  курсе, - прокряхтел старик, - это был её план. Вы же знаете, ваша честь, что грязный человек переступит через что угодно, лишь бы набить себе карманы?
- В курсе, мистер Бэгманн, спасибо вам за информацию, - ответил Торн, - а что вы можете сказать по делу убийства?
- Да ни один свидетель не будет тут свидетельствовать против арестованного, - правильно он и сделал, что порешил этого негодяя.
Зал одобрительно загудел.
- Прошу тишины, - сказал Торн, - присаживайтесь, мистер Бэгманн.

Торн посмотрел в зал и дождался когда гул стихнет.
- Вызывается свидетель Джо Кориер.
Джо Кориер, молодой человек, маленького роста, с шустрыми глазами и кроткой стрижкой, франтовато вышел к трибуне.
- Клянусь говорить правду, только правду и ничего кроме правды, - заявил он.
- Хорошо, мистер Кориер, что вы можете сообщить по делу? - спросил Торн.
- По делу? Да ничего, я здесь, чтобы свидетельствовать против мэра и Сименса.
- Но ты же вместе с мэром работал, Кориер! - раздался голос из зала, но Торн, посмотрев в зал, заставил голос замолчать.
- Говорите, мистер Кориер, - сказал Торн.
- Когда я работал на мэра, я помог мэру в одном грязном деле. Но я был ни при чём! Я оформил документы, что городская казна была украдена…
- Ах ты грязная тварь! - раздался другой голос из зала, - и сейчас мы, чтобы построить нашим детям школу, берём в долг у соседнего штата?
Зал загудел, но Торн опять попросил тишины.
- И куда же пошли деньги на самом деле?
- Я переправил половину в штат, на покупку Сименсом песчаной горы, а половину в Мехико, на покупку завода и имения для мадам Мерилин Вуменс.
- То есть для беглой леди-мэр?
- Совершенно верно, - ответил Кориер, - только прошу меня не винить. Если бы я этого не сделал, то меня бы убили по приказу Сименса.
- Хорошо, мистер Кориер, - сказал Торн, - вы можете присаживаться, а к свидетелем вызывается Винченцо Мазари.

Винченцо Мазари подошёл к трибуне и произнёс слова клятвы как то обыденно.
- Кто Вы, представьтесь, мистер Мазари.
- Я вор, - ответил Мазари, - точнее был, мы уже встречались с Вами, ваша честь.
- А, помню, помню, в Вегасе? Я Вас тогда судил за мошенничество, кажется? - ответил Торн.
- Я честный шулер! - ответил ему Мазари, - те ребята просто не знали правил покера!
- Давайте к делу, мистер Мазари, что Вы можете сказать?
- Около десяти лет назад, - начал Мазари, - я выставил домишко мэра со своими дружками Говардом и Финном. Мы взяли тогда хорошие деньги, золотишко и кое какие побрякушки с брильянтами. Именно их я и спусти потом в Вегасе, когда попался. Почему я здесь? Ну потому что все говорят, что мэр просто святая, и спала и видела как бы сделать хорошо этому городку. А сама — жулик, по сравнению с которой я просто мальчик из католического пансиона! Сейф у неё был забит золотом. А когда шериф, не этот, а старый, уже покойный, начал расследование, то я оставался в городе. Она даже не могла вспомнить сколько колье я у неё вытащил, два, или три. Разве это не примечательно для дела?
- Это о многом говорит, мистер Мазари, спасибо, - ответил Торн и посмотрел на арестованного.
- Что может сказать защита?

Толстый адвокат приподнялся с места.
- Ваша честь, - произнёс адвокат, - я много лет прослужил шерифом в соседнем городке. Вы же слышали о грязных делишках убитого Сименса и его подельницы? Что можно сказать? Убийца убил преступника. Прошу Вас о снисхождении для этого человека.
Адвокат сел на место.
- Обвинение? - посмотрел Торн на шерифа.
- Я всё сказал, - ответил шериф, - он виновен только в убийстве. Но виновен ли он?
- Что Вы можете сказать в свою защиту, подсудимый? - посмотрел Торн на арестованного.
- Я не убивал, - ответил арестованный, - они сами себя убивают, когда под видом благодетели совершают грязные преступления, переступая через людей. Что люди? Люди или запуганы, или стараются даже в момент нужды видеть хоть что-то хорошее в этой нужде... А я? Я не человека зарезал. Я свинью зарезал…
- Понятно, - ответил Торн.
Он посмотрел на дело, закрыл его и поднялся с места.
- Именем штата Невада, я, судья округа Мохава, Томас Джейкоб Торн, признаю подсудимого  Виктора Сэмюэла Корнада — невиновным по всем пунктам обвинения. Так же объявляю об открытии судебного делопроизводства в отношении мэра города Юстило-де-Гуэро Мерилин Вуменс. Указанную мисис Мерилин Вуменс шериф города Юстило-де-Гуэро обязан арестовать при её первой же возможности. Такое же распоряжение будет передано в полицию штата Невада.
Торн посмотрел в зал. Зал роптал и тихо гудел.
- Она же наша благодетельница... - слышалось из зала.

Торн собрал со стола бумаги, сложил их в папку и проследовал к выходу.
- Здравствуйте, сэр! - увидел он стоящего на входе Джека, - я готов отправиться с Вами хоть на край света! Хорошо Вы их сегодня на место поставили! Когда я вырасту, я тоже хочу быть судьёй, как и Вы!
Торн улыбнулся.
- Надеюсь, когда ты вырастешь, судить будет некого. А уж я об этом буду заботиться…
Солнце всходило над пустошами. Джек протёр очки и посмотрел на красное восходящее солнце, которое становилось розовым, а потом белым... 
Он перезарядил винчестер и закинул его за спину, встал, присыпал остатки костра песком и подошёл к коню... Шёл 2297 год... И за тридцать лет на пустошах многое изменилось... Кроме судьи и палача в одном лице — Дрогга…