Тропа ужаса

Тропа ужаса

Колька Баранов с трудом воздвиг свое чудовищное тело в положение «Стоя» и перевел дух. Он покачал в широком бокале янтарный напиток, понюхал его и залюбовался тем, как коньяк, вращаясь, успокаивается в хрустале. Колька еще раз вздохнул, вынул из кармана носовой платок и протер им лицо.
- Тридцать лет, - заговорил он. - Не могу поверить. Тридцать лет назад мы сдали последний экзамен и разбрелись кто куда. Мы были молоды и самонадеянны. Глупые и высокомерные, мы считали тогда, что сорокалетние люди – глубокие старики, которые утратили способность радоваться и творить. А ведь уже близимся к пятидесяти! Дорогие мои одноклассники, я предлагаю выпить за наш общий юбилей и пожелать всем встретиться здесь еще через двадцать лет в полном составе здоровыми, веселыми и по-прежнему любящими жизнь! Ура!
- Ура! – нестройно прокричали сидящие за столом зрелые тети и дяди, чокнулись кто чем, выпили и принялись за салаты.
- Ты камеру привезла? – спросила у Людки Ремизовой ее верная подруга Ольга Кичко.
- Ой! Я ее в машине оставила! – говорит Людка. – Сейчас сбегаю. Я мигом.
Народ переглянулся и заржал.
- Вы чего? – говорит Людкин третий муж, Илья.
- Да мы ее однажды за хлебом отправили! - говорит Ольга и смеется.
- Возьми с собой телохранителя, а то опять в историю попадешь, - серьезно говорит Серега Андреев.
Илья потемнел лицом. С годами он не стал менее ревнив. Людка смущенно топчется на месте, поглядывая то на мужа, то на веселую компанию за столом.
- Не, Илюх, ты не подумай чего, - говорит Колька. – Это давно было, в десятом классе. Мы майские у Ольги на даче отмечали. Пива набрали, сосисок там всяких, расселись уже. Смотрим, а про хлеб-то забыли. Вот Людка и вызвалась сгонять до магазина на велосипеде.
- А чего Ольга сама не поехала? – говорит мрачный Илья.
- Так у меня нога болела, - говорит Ольга. – Я сдуру на дачу на каблучищах отправилась. С платформы спрыгнула и подвернула ногу. Потом уже рентген сделали, там перелом лодыжки был.
Илья впился взглядом в Людку.
- И что дальше?
- Я поехала в магазин, - говорит Людка. – А там дорога через лес ужасная – колдобины, грязь. Пока доехала до магазина, все джинсы заляпала. Первые мои фирменные джинсы. Я их у мамы год выпрашивала.
- Она, как Красная Шапочка, короткой дорогой поехала, - говорит Ольга. – Там можно было в объезд по асфальту. Только это дальше на полкилометра.
- Ну вот, - говорит Людка. – Купила я хлеба. Еду обратно через тот же лес…
- А мы уже пиво хлещем вовсю, - встревает Серега Андреев. – Нам весело. Сосиски на мангале жарятся. Ждем хлеба.
- Еду я по этой ужасной дороге и чувствую, что кто-то за мной из леса наблюдает, - говорит Людка. – Я сначала подумала, что мне это чудится. А потом вижу – что-то мелькает за деревьями. Я остановлюсь, и оно останавливается. Я еду, и оно двигается вместе со мной.
- Причем заметь, Илюха, ведь ничего перед дорогой не пила, - перебивает Колька.
- Оно сначала двигалось бесшумно, - говорит Людка, - и я подумала, что это моя тень скользит по кустам. Но тут слышу, ветка хрустнула. Я давай на педали жать! А быстро ехать не получается – скользишь по грязи. Думаю, все, конец мне. В то время говорили про маньяка, который орудовал в Подмосковье. Он нападал на молодых девушек, насиловал их и зверски убивал.
Илья прищурился:
- О чем еще ты могла думать? У тебя всегда одно на уме.
- Ну зачем ты так, Илюш! Я думала только о спасении. Стараюсь изо всех сил, запыхалась, вся красная, оторваться никак не могу. Тот, который в лесу, не отстает от меня. В голову всякое лезет. Ну вроде того, что я совсем молодая, так и не успела жизнь повидать. Еще думаю - похоронят меня в выпускном платье. Мама сшила такое красивое! Буду отлично смотреться в гробу. Кручу педали из последних сил и слезами заливаюсь. Представляю, как друзья будут со мной прощаться, скорбные слова говорить на могиле.
- Ты этого не рассказывала, - говорит Ольга. – Мы думали, ты разозлилась, что без тебя пить начали.
- Да разве с вами можно серьезно говорить! Вам лишь бы поржать над кем-нибудь.
- Ну ладно, не кипятись, - говорит Серега. – Рассказывай дальше.
- Еще думаю: «Запоет теперь математичка! Как будет маме в глаза смотреть? Жалко было пятерку в году поставить. До конца своих дней будет совестью мучиться». Тут у меня переднее колесо соскальзывает в глубокую колею, и я со всего маху лечу в грязь вместе с велосипедом и хлебом.
- Ты б ее видел, какая она приехала! – смеется Ольга.
- А ты б себя тогда видела, - говорит Людка. – Хорошо хоть матери своей на глаза не попалась.
- Девочки, не ссорьтесь! - Серега с детства не переносил повышенных тонов. Мог ни с того, ни с сего заплакать, когда другие ругались. Это у него из-за пьющих родителей, царство им небесное.
- Лежу я, значит, в канаве на животе, авоська с буханками рядом. Сердце стучит, аж в глаза отдает. Пошевелиться не могу, как парализовало меня. Все, думаю, конец. Хоть бы сначала по голове ударил, чтобы сразу сознание потерять. Слышу, как в кустах хрустнуло. Потом еще. Мне бы вскочить и бежать, а я лежу без движения. Только чувствую всем существом своим, как он приближается. Ну бей, бей скорее! Все равно мне не жить. Я уже, кажется, и дышать перестала. А он все ближе. Тихо крадется, как опытный хищник. Скольких несчастных ты уже так подстерег?  Думаю: «Мамочка, прости меня! Я нашла в твоем столе презервативы и показывала подружкам. А еще я выпила почти все вино, которое стоит в серванте. И водой потом разбавила…».  И тут как будто легонько меня в волосы ткнули. Они прям сразу дыбом встали. Я бы заорала, да не могу. Пискнула только и взмокла вся в одно мгновение. А у него что-то тихо затрещало, механизм какой-то. Сейчас, думаю, будет мне голову отпиливать, как в том ужастике, помнишь, Илюш? Там у маньяка такой электролобзик был в виде петли. Прям чувствую шеей, что сейчас будет пилить. «Прощайте, - думаю, - друзья! Ольга, забери мои шмотки. Те, которые мама из Венгрии привезла». А этот трещит своей машинкой и трогает меня за шею. Мягко так. Последнее, что я подумала, это что умирать совсем не больно, даже немного приятно. И все погасло...
Как смогла поднять голову, не помню. Вижу - здоровенный рыжий кот! Мурлычет в голос, трется об меня! А того, который с лобзиком, и след простыл. Я так осторожненько головой покрутила, шею потрогала — вроде все на месте. Бог мне тогда этого кота послал, чтобы спасти. Странно только, что маньяк его испугался.
- Она там с котом развлекается, а мы уже беспокоиться начинаем, - говорит Колька. – Смотрим, едет. Грязная, лохматая. И прям светится вся, как будто год нас не видела. Я говорю: «Ты откуда такая красивая приехала? Тебя только за участковым посылать. Хлеб на помойке, что ли, подобрала?». А она вытаращилась на меня, рот открыла, воздуху набрала, а сказать ничего не может. Потом как зарыдает! «Я, - говорит, - вам совсем не нужна! Я такое пережила, а вам все равно! Вам хлеб важнее человеческой жизни! Какие же вы друзья после этого!». Ревет и ревет. И воды ей давали, и пива. Успокоится вроде, а потом вспомнит что-то и давай по новой. Так до ночи с ней и провозились. Пиво допили, пожевали сосисок без хлеба. Кое-как уложили ее спать и сами разбрелись по комнатам. Все равно праздник не удался.
- Постой, - говорит Ольга. – Так это за тобой тогда Маркиз пришел? Представляешь, Илюха, является к нам на дачу котище рыжий, ухоженный такой. Мы его подобрали, так он еще лет десять у нас в квартире прожил. А я и знать не знала, что он маньяк-оборотень. То-то он все ко мне под одеяло норовил пристроиться!
Колька Баранов грузно встал, поднял бокал с янтарным напитком и говорит:
Давайте, девочки, выпьем, за то, чтобы под вашими одеялами всегда был здоровенный, ласковый и нежный зверь! Ура!
Ура! - нестройно прокричали взрослые дяди и тети. Только Людка молчала, а Илюха мрачно уставился на нее.