Ты ничего обо мне не знаешь

Подбросить, Рыжуля?

Я услышала звук подъезжающей машины и выглянула в окно, а через секунду раздался телефонный звонок, эхом отражаясь от пустых стен. Он был таким надоедливым, что я тут же вспыхнула раздражением и ответила злобно:

- Чего тебе?

- В смысле?! - взвился Саша, - я внизу, шевели булками!

- Поднимись за вещами, - бросила в приказном тоне и отключилась, снова прильнув к окну. Как раз в тот момент, когда он вышел из машины, громко хлопнув дверью, что указывало на высшую степень его негодования. Свою тачку он любил явно сильнее, чем меня, о чем неоднократно и заявлял в приступах бешенства, до которого я его доводила с завидной регулярностью.

Ну, что тут скажешь, у меня действительно паршивый характер, хотя я легко находила этому объяснение: во всем виноват мой брат. Моя мама во второй раз вышла замуж, когда мне было лет восемь, за мужчину, у которого был десятилетний сын. Не трудно догадаться, какие начались междоусобные войны. Максим оригинальностью не страдал и вовсю использовал свое главное оружие: мою нестандартную внешность, которую я моментально возненавидела. Природа на мне явно отыгралась, умудрившись уместить все самое неординарное: рыжие кудрявые волосы, усыпанное веснушками лицо, преимущественно на носу и щеках, а вишенкой на торте стали глаза разного цвета, один зеленый, второй карий. К тринадцати годам я уже мастерски научилась выпрямлять волосы, не прожигая их дотла, освоила весь ассортимент водостойких тональных кремов, а так же купила пару упаковок линз зеленого цвета, от которых жутко уставали глаза и делали меня еще более раздражительной. Сборы куда-либо занимали у меня около двух часов, а если была необходимость остаться где-то на ночь (чего я старательно избегала), приходилось собирать с собой такой саквояж, что проще было остаться дома.

Вот и сейчас, открыв дверь и ткнув пальцем в сумку я увидела столько негодования на лице своего парня, вперемежку с недовольством и злостью, что пожалела о согласии на эту идиотскую поездку за город.

- Мы едем на одну ночь, - попытался сказать максимально спокойно, но слово «ночь» сфальшивил, - на хрена тебе столько вещей?

- Тут только самое необходимое, - ответила надменно и прошла на лестничную клетку, глядя, как он стиснул челюсти и сжал кулаки, но сумку забрал, выйдя следом.

- Судя по весу, самым необходимым на повестке дня у тебя - выложить камнем каминную полку, - проворчал, заходя в лифт. - Когда ты уже сделаешь ремонт? Спишь, как бомж, на надувном матрасе, я даже остаться на ночь не могу, мотаюсь туда-сюда как пацан какой-то!

- Не начинай, - закатила я глаза, отлично понимая, что его уже не остановить.

- Не начинай, - тут же передразнил меня, скривившись, а мне захотелось заехать ему по глупой роже, - у меня ты жить не хочешь, а в своей чудесной квартире, где жилыми выглядят только ванна, да кухня – пожалуйста.

- Сделаю, когда будет время, - ответила туманно, отлично понимая, что это скорее всего не произойдет никогда.

На самом деле, кровать у меня есть. Широкая, двухспальная, но находится она в комнате, в которую он ни разу не заглядывал, в силу своей ограниченной любознательности. И там ремонт сделан весьма неплохой. А вот в другой комнате действительно валяется надувной матрас, прямо на бетонном полу. В еще одной и такового нет. Впрочем, заходила я туда не то что бы редко, скорее никогда, поэтому дискомфорта от своего жилища не испытывала. Зато, единожды проведя экскурсию и заявив что дверь в спальню – это кладовка, счастливо избежала необходимости вставать на два часа раньше, чтобы предстать перед своим мужиком в привычном виде: с прямыми волосами, зеленоглазой и идеальной кожей без единой крапинки.

Реально знали как я выгляжу только немногочисленные родственники, раскиданные по нашей необъятной Родине, да Макс с его отцом. С первым я предпочитала встречаться как можно реже, а второй укатил с моей мамой в Грецию три года назад погреться на солнышке и забыл вернуться, как и она сама.

Солнце палило нещадно, я нацепила широкополую шляпу, огромные очки и быстро прошла до машины. Несмотря на июльскую жару, на мне было хоть и легкое платье, но с рукавами три четверти, по той же причине: моя плечи моментально покрывались веснушками, едва я успевала появиться на солнце без одежды и толстого слоя крема от загара. Угадайте, кто ни разу за три года не навестил родительницу, придумывая все новые и новые отговорки, пока та не перестала спрашивать? Впрочем, она прекрасно понимала причину, от того довольно быстро перестала звать, чему я несказанно рада.

- Так это дача твоего отчима? - спросил Сашка, едва выехав на шоссе, потому что молчать попросту не умел.

- Я же рассказывала, - поморщилась в ответ. Больше всего на свете меня раздражала его исключительная болтливость, заставляя терпеть только по причине того, что он был чертовски хорош собой, богат и не особенно настаивал на том, чтобы жить вместе.

- И он туда не приезжает?

- Саша, я отвечала на эти же вопросы уже не один раз, ты можешь хоть пять минут помолчать? - не выдержала я, а он взорвался в ответ:

- Я тебя две недели даже не видел! Перекидывались сообщениями, как малолетки, а теперь ты мне заявляешь, что я много говорю? Да ты ахренела совсем! С какой стати я тебя терплю уже год?!

- Вот ты мне и скажи, - спросила язвительно и сложила руки под грудью, а он бросил быстрый взгляд и понял, что перегнул.

- Потому что ты красивая, хоть и сучка, - пробубнил в ответ и сосредоточился на дороге.

- Красивых много, - заявила я, - разуй глаза. Найди себе какую-нибудь тихую мышку забитую, будет тебе сидеть борщи варить и дома поджидать, названивая каждые полчаса с один и тем же вопросом: «где же Сашенька?». А Сашенька опять в баньке с мужиками, бухлом и девками за отдельную плату.

- Да завали ты уже, - поморщился Саша, потому что была то чистая правда: и баньку любил, и девок тарифных.

- Ты, главное, почаще проверяйся, - сказала в сто первый раз свое коронное.