Веле Штылвелд и Игорь Сокол: Под двойною звездой

Веле Штылвелд и Игорь Сокол:  Корневик, Нф-рассказ

1.
Лоции звёздного моря Зордака окончательно уточнили только к началу двадцать второго столетия. Много спорили. Случалось до хрипоты. Человечество расселялось. Возникли уже и первые земные колонии на Марсе, Луне и Венере. Космические расы древних марсиан и лунитов всё ещё оставались малоизученными, но даже первая корреляция знаний землян и новых соседей об их общем космическом доме привели к тому, что образовалась некая область реальных космических трассировок, соединяя крайние точки которой условно получили некий контролируемый объем, который и нарекли космическим морем Зордака.

А раз было определено море, то тут же последовало привычное обустройство космопортов - от давних до новых, от ближних до дальних. И тут же срочно потребовались звездные карты кратчайших безопасных проводок к этим и любым иным мыслимым космопортам непрерывно исследуемой Ойкумены, в глубинах которой организовывались региональные планетарные сообщества, именуемые традиционно Земля-2, 3. и так далее.

Марсиане первыми провели космотрассировку на Клос. Не поленились отметить эту планетку у себя в звездных лоциях и луниты. Обе косморасы-соседки почему-то очень коротко и отрывисто на своих языках называли эту планету с отхлестом, который вместе с названием земные космолингвисты перевели как неуважительно-презрительн>ое - «корневик».

Земляне нехотя почесали затылки и рискнули отправить на Клос-«корневик» крохотную экспедицию, скорее для навигационной пристрелки - мол де насколько точно всё так плохо, если реально сама планета была словно списана с пустынных, но поддающихся рекультивации районов Земли. Для землян подобная схожесть была шансом. А с шансом, как говорится, не шутят. К тому же располагалась планета Клос-«корневик» на пути к планетарному сообществу, отмеченному на звездных лоциях в качестве Земли-17.

2.
- Сироженко, расскажи о годовом режиме реки Конго.

- Зимой река замерзает...

Взрыв хохота, потрясший вслед за этим ответом стены 23-й николаевской школы, был подобен шуму Ниагарского водопада. Его слышали все четыре этажа плюс гардероб, находившийся в подвале. Самое обидное, что смеялись даже отпетые двоечники, сами способные сморозить если не такую, то подобную или же еще большую глупость.

А всё потому, что Сашины мысли были заняты хоккеем, точнее - вчерашним проигрышем команде соседнего двора. Он, далеко не худший ученик в классе - а по некоторым предметам даже лучший - так и не прислушался, о какой реке речь шла - о Конго или Тунгуске.

С тех пор этот эпизод из школьной жизни много раз приходил к нему во сне. Как правило, это случалось тогда, когда в реальной жизни, наяву, экзобиолог Александр Павлович Сироженко находился - как бы поточнее выразиться? - в интеллектуальном тупике.

В такие минуты ему подсознательно хотелось вернуться в то время, когда он был просто Сашкой, и утверждение о замерзающей африканской реке могло быть самым большим его промахом. Пять минут позора в надрывно гогочущем классе - только и всего. Впрочем, в те далекие времена он сам любил развлекающие всех клоунады, за что и нагорало ему порой на орехи.

3.
Александр встал из-за многофункционального приборного стола и, подойдя к иллюминатору, бросил бездумный взгляд на ровную как стол поверхность планеты, местами напоминавшую выгоревшую под знойным солнцем степь родной Таврии. Впрочем, сходство было обманчивым. Степь не таила в себе ловушек и тайников, кроме разве что сусликовых нор, неопасных для человека. Зато здесь.

Каждый колонист как личную беду воспринял известие о том, что недалеко от экватора пресловутые зыбучие пески, проклятые всеми мыслимыми проклятиями на доброй сотне языков космического расселения, засосали транспортный челнок «Норберт Винер» - столь же совершенный, сколь и дорогостоящий. Правда, по счастливой случайности, экипаж в то время отсутствовал.

Вернувшись из вылазки с впервые исследуемого квадрата планетарной поверхности, люди не обнаружили на месте своей челночной обители хоть бы нечто, что напоминало хотя бы остов разрушенного космического аппарата. Разве что безбрежный песок где-то ещё шевелился.

Словом, то, что на сей раз не погибла ни одна человеческая жизнь - высочайше ценимая в дальних экспедициях космической экспансии землян, конечно, могло быть утешением. Но при этом погиб совершеннейший аппарат с колоссальной начинкой длительной поддержки жизнедеятельности и всяческим научным оборудованием, без которого люди выглядели на Клосе не более чем бродягами в бесконечной вселенной...

К тому же каждый из исследователей не поддающегося укрощению Клоса хорошо знал, во что обошлась земным налогоплательщикам и многочисленным галактическим их собратьям нашпигованная всяческими техническими новинками керметовая громадина, и оттого каждый чувствовал себя в виноватых.

Но с другой стороны, возникал вполне законный вопрос - не могли уйти все, не оставив даже дежурного? Хоть что он смог бы сделать, этот дежурный, в такой критической ситуации?! Пострадавших расформировали и разослали на дальние орбитальные станции, что было равноценно вполне цивилизованной, но достаточно непрестижной космической ссылке, из которой никто более в Космос не вырывался, а так и оставался навсегда в поселенцах без права посещения даже ближайших планет.

Впрочем, этот случай был не единственным, просто самым впечатляющим по размаху. Проклятые зыбучие пески составляли едва не треть всей планетарной поверхности, и что самое страшное - никто никогда не мог сказать, где именно окажутся зыбучими эти пески сегодня, и где станут таковыми завтра.

4.
Приказав себе снова лечь, - до подъёма оставалось два часа, необходимо соблюдать распорядок дня! - Сироженко со злостью подумал:

«Как же так? Покоряем колоссальные расстояния между звездами, овладели секретом перехода в подпространство, а с зыбучими песками так не научились бороться. Даже на родной Земле! Что уж говорить о дальних планетах...»