Весь мир к твоим ногам

Памяти друга.
Я не верю в загробную жизнь,
но я знаю, что ушедшие бессмертны
в нашей памяти.

Серое небо тяжёлым щитом нависло над крышей террасы. Ненасытный песок жадно глотал кровь павших воинов.
Вечерняя духота сжимала горло. Казалось, воздух плавился, и царю чудился в закатном мареве смех богов, таких же лживых и непримиримых, как земные люди

Лекс Короткопалый отошёл от парапета крыши, откуда наблюдал исход последней битвы. Враги его были разбиты, снесены вчистую, и этот город теперь принадлежал ему. Разорённый и окровавленный, он лежал у его ног. Победой он был обязан ей - Безумной Птице – лучшей своей военачальнице.

Вот и она сама. Идёт, тяжело ступая подбитыми железом сапогами, чуть покачиваясь от выпитого вина и кровавой сытости. Пластины доспеха на груди залиты кровью, но ступает ровно, значит, не ранена, значит, то кровь врага. В одной руке держит двуручный топор, в другой, как связку репок в пучке, несёт за волосы три отрубленные головы.

Остановилась, дождалась, пока правитель спустится вниз и неспешно воссядет на золотой свой трон, подошла, опустилась на колено у нижней ступени и положила на неё свою страшную ношу.

Царь глянул мельком - градоправитель, что ещё утром бахвалялся распять его на городских воротах, и лучший его военачальник. А третий кто? А, первосвященник их, верховный жрец.

Безумная Птица подняла голову, встретилась с ним взглядом. Огонь войны ещё не угас в её глазах, и внутренне содрогнулся царь. Она и впрямь была безумна. Её глаза цвета тёмной воды погружали в бездну безрассудства и отчаяния. Цена её жизни равнялась одной прожитой битве и золоту, что он платил ей.

- Что ты таскаешь мне всякий раз эту падаль? - Лекс брезгливо скривил губы. - Точно помойная кошка, что душит крыс и волокёт на подушку хозяину!

- Прости, государь! Подобное боле не повторится! - она опять опустила голову, но он успел увидеть, как краска стыда залила её щеки.

Так. Нечего их баловать. Пусть место своё помнят.

Лекс небрежно стряхнул севшую на золотую пряжку хитона ночную бабочку, встал, спустился по ступеням вниз.

Безумная Птица так и стояла, коленопреклонённая, ожидая похвалы или хулы и нового приказа.

- Встань! - потребовал государь.

Она выпрямилась и смотрела на него открыто и прямо.

Большая, крепкая девка. Пышную грудь безжалостно стянула толстой кожей доспеха, сильные руки в запястьях и повыше локтя закрыла браслетами с толстыми шипами.

- Я доволен тобой, - медленно проговорил царь, не смея сознаться себе, что падает в пучину её взгляда, - сходи к казначею, получи свою награду.

- Благодарю, государь! - она поспешно наклонилась, почтительно взяла в ладонь край его хитона, прикоснулась к нему губами.

- Ступай! - Лекс небрежно махнул рукой. - Утром приходи на совет. Новая битва предрешается. Мне нужна вся эта дерзкая страна, слышишь? Вся! А не один жалкий город!

- Государь, это не первый город, что я принесла тебе на острие меча! - осмелилась возразить Безумная Птица.

- Что? - Лексу показалось, что он ослышался. – Ты смеешь считать мои победы? Пшла вон с глаз! Прощаю тебя лишь потому, что нынче добр! И ты пьяна, не соображаешь, что говоришь! Что стоишь? – добавил с досадой, видя, что она не уходит. - Пошла вон!

Тонкая улыбка скользнула по губам Безумной Птицы, она качнула головой и коротко рассмеялась.

- Это мои победы, государь! - отчётливо прозвучал её голос. - Мои победы для тебя!

Громкий издевательский хохот ударил в колонны, отразился тихим эхом и погас где-то в тёмных уголках террасы.

- Твои победы? - Лекс подошёл к воительнице вплотную, приподнял кончиком пальца её подбородок. - Смотри на меня! - потребовал. - Чтобы я мог хорошенько разглядеть твоё смешное лицо! Ты считаешь победы войска, которым руководишь, своими? - он насмешливо вздёрнул бровь. - Какая ты глупая! - проговорил медленно, смакуя каждое слово, и так же медленно провёл по её щеке печатью золотого кольца, что носил на большом пальце правой руки. - Я дал тебе это войско! Я позволил тебе им управлять! Мою конницу ты ведёшь в поход! Моим оружием вооружены воины, которых ты направляешь! И ты считаешь мои победы своими? Что бы ты сделала в одиночку, Безумная? Что бы ты сделала и кем бы ты стала, не приди ко мне годами ранее и не умоляя взять тебя в воинство?

- Что бы я сделала? - воскликнула Птица. – Это твои воины, государь, но в бой вела их я! Их удар направляла моя рука! И я билась среди них, на равных! Твоих врагов сразила я, лично, не доверив это дело никому! Потому что твой враг - это мой враг, государь! За один твой благосклонный взгляд я разрушу самый неприступный город! За одно твоё доброе слово потоплю в крови самую могущественную империю! А за твой поцелуй я готова перевернуть всю землю!

- Правда? - усмехнулись синие глаза царя. - Всю землю? За один мой поцелуй? Готова перевернуть? Так переверни! - и схватив за плечи Безумную Птицу, рывком притянул её к себе, и его горячие губы коснулись её сухих, обветренных губ.

Она рванулась навстречу, обняла ответно, губы её раскрылись, и живой огонь хлынул на царя с первобытной силой, грозя затопить в себе и сжечь дотла. И время остановилось, и серые тучи в небе замерли, не решаясь разразиться громовыми раскатами сейчас, когда самый тщеславный и безжалостный захватчик земель и народов пробовал вкус победы с губ своей лучшей военачальницы.

Миг забвения длился бесконечно, но почувствовал царь, что та, которую считают несокрушимой, слабеет, что сбилось её дыхание и дрожь ступила в тело, и остановился, потому что понял: ещё миг, и не выбраться ему из этого тёмного блаженного колодца.

Взгляды их встретились. Её глаза, полные волнения, широко распахнутые, и его - смотрящие серьёзно, изучающе, без насмешки. Потом она коротко кивнула, подняла обронённый топор, заткнула за пояс, повернулась и зашагала прочь.

- Стой! - Лекс бросился за ней, схватил её за руку. - Куда ты идёшь?

- Переворачивать землю. Для тебя, - голос её был полон суровой решимости.

- Переворачивать землю для меня - этого мало, Безумная, - он опять притянул её к себе, - разрушь для меня всю вселенную, свергни с Олимпа всех богов, и посади меня на трон Зевса!

- Как скажешь! – она коротко кивнула, хотела идти.

- Да стой же! - царь опять удержал её. - Это большая работа и награда будет немалой! Пойдём в опочивальню!

Она отшатнулась, распахнула глаза, решив, что он опять смеётся, но мягким, нежным было прикосновение руки царя к её щеке и так же нежно, успокаивающе прозвучал его голос:

- Довольно, Птица! Твоя преданность безгранична и несравнима ни с кем из моих солдат. Я ничего не требую от тебя, я пошутил, не нужно безумной бойни ради потехи моего тщеславия. Просто останься со мной в эту ночь!