Выгул

Выгул

Пришло сообщение: “Приходи к нам. Срочно!”

“Кому срочно — тот пусть и идёт. Мне не срочно. Люди вспоминают про других, только когда что-то вдруг резко понадобилось от них”, — подумал Хоппо и продолжил увлекательное чтение про историю Хайдарабада. Чтение отвлекало от голода. Ведь жрать было нечего. В доме не имелось даже сойлентовой болтушки. Оттого двигаться совсем не хотелось. Фенечка была на своей очередной работе-подработке. Хоппо не работал последние лет пять. А может и больше. Подзабыл уже.

Опять пришло сообщение: “Если ничем не занят, а ты ведь ничем не занят, подходи к нашей квартире, плиз. Кто-то ломится в дверь. Ааааа. Пожалуйста, приходи! Ау! Помоги! (плачущие рожицы)”

Чёрт. Ладно. Хоппо отложил читалку, почесал небритый острый подбородок, под которым торчал такой же угловатый кадык. Оглядел вещички. Соображая, что бы такое надеть на своё тощее тело, находящееся в данный момент в одних трусах, чтобы не совсем страшное и не порванное. Из своего ослепительного гардероба. Поднялся. Начал рыться в шмотках. Нашёл заношенные, но пока целые джинсы, растянутую кофту — напялил их.

Потом вспомнил про грозившую неведомую опасность — хм, а что если там всё серьёзно? Мир снаружи кишит придурками и мерзкими типами. Надо поискать какое-то оружие, ведь далеко не все настроены на дипломатию. Был топор, но брать его не хотелось — тяжеленный, куда такая алебарда. Хоппо нашёл на кухне огромный треугольный нож, предположительно для резки моржатины, только данный нож тоже не помещался в карман кофты. Тогда он взял минимальный вариант — острую отвёртку из коробки с немногочисленными инструментами, ею можно ткнуть врага. На-а, в бочину! Как-то так, наверное. Только бы драться не пришлось. Нет ничего ужаснее вида кровищи. Нападать он точно ни на кого не собирался, если только отбиваться. И скорее был трусоват, чем храброват. Но оружие делает мужчину. С оружием уже не так страшно. Глянул в глазок — никого. Вышел и закрыл дверь.

Зашагал по длиннющему грязному коридору с одинаковыми железными серыми дверями, отличающимися лишь номером. Редкие лампочки местами разгоняли мрак островками света, а одна мерцала с бешеной частотой — сущая смерть эпилептикам. У лифтов стояла-сидела кучка подростков, они разглядывали экранчики смартфонов и ржали. Но в лифт Хоппо и не нужно. Он поднялся мимо молодёжи на один этаж выше. И пошёл по точно такому же долгому пролёту многоэтажки когда-то новой оригинальной планировки, как казалось её проектировщикам. Нашёл нужный номер. Позвонил.

Дверь открыли сразу обе близняшки, кудрявые, мышиноволосые, курносые и маленькие. Между ними скакал белый озорной пёсик средней величины с хвостом-бубликом — он обожал всех людей, а пахучего Хоппо особенно, часто забывавшего помыться неделю.

– Ох, ты пришёл, как хорошо, — заверещали тоненькими голосками близняшки. — Целый час кто-то топтался в коридоре. Залепил глазок. Барабанил в дверь. Мы чуть не умерли со страху. Страшно выйти!

– Но тут же никого нет, — возразил Хоппо. Вот, гляньте.

– Нет-нет-нет, — попятились они опять внутрь спасительной уютной пещерки с цветами и красивыми безделушками на стенах. — Он, скорее всего, спрятался ненадолго, мы сегодня точно никуда не выйдем из дома.

– А зачем тогда вам я?

– Собак! Нужно с ним погулять, иначе он сейчас нагадит прямо тут. Мы знаем, что тебе не очень хочется, ты никуда не выбираешься неделями, известный затворник. Но выручай. А чтобы ты не скучал, мы сделаем тебе бутерброды. Сходи с Миксером и сам в кои-то веки прогуляешься. И перекусишь заодно.

– И сигаретки две штучки тогда!

– Будут тебе и сигаретки.

Ему выдали бумажный большой пакет с яствами класса “большой бутерброд” (6 шт.), белого пса (1 шт.) и сигареты (2 шт.). Что ж. День уже не бессмысленный — пища добыта, остаётся наслаждаться прогулкой и временем до сна. Бог дал зубы, бог даст хлеб. А маньяк? Да вроде нет никого. Напридумывали близняшки, навоображали. Или пьянь шатается просто.

Хоппо спускался с довольным хвостатым зверем. (Забывал всё время — как эта порода называется. Это ведь вроде порода.) Пешком по лестнице вниз, насвистывая храбрящую мелодию. На всякий случай сжимая в кармане кофты отвёртку.

Коридорные пролёты наверху ещё хоть немного берегли, и сами жильцы убирались там даже иногда, чинили свет, ощущая свои временные жилища практически домом. Но подъезд и коридоры на нижних этажах, куда постоянно селили новых алкашей с нулевым СР, выселенных за долги из нормального жилья, и беженцев с горячих точек— были совершенно разбиты, повержены, разбомблены, как ничейная земля между враждующими траншеями. Стёкла разбиты, лампы раскурочены и выдраны с проводами. Углы зассаны и, да, к сожалению это так, засраны натуральным человеческим говном. Стояла плотная вонища. Здесь необходимо было шустренько проходить, задержав дыхание. Каждый клочок облезлых стен был исписан тэгами банд и сумбурными каракулями, искрашен баллончиками. Из обновлений стены глаз автоматически засёк новую фигурную надпись “Соня — шлюха”. Ну, с этим сложно поспорить, что правда то правда. Соня с третьего этажа стяжала славу.

Из-за дурацкой политики заселения, когда дегенератов, вместо того чтобы селить в отдельные дома или хотя бы подъезды, селили на нижних этажах обычного соцдома — образовалось заметное расслоение: умиротворённые верха и адское дно. Но без чёткой границы, а градиентом. Серединку занимали мелкие барыги, полулегальные проститутки, самоделкины по железякам и прочие ремесленники, а также перебивающая случайными заработками в интернете мирная молодёжь на скромном бейсике — в общем, все кто старался жить ровно, выдвинулся из люмпен-пролетариата внизу и теснил бабулек наверху, по мере естественного отбора тех. Хи-хи, вот он средний класс района, буржуа-с, мещане. Но шутки шутками, а так как переезды людям с нормальным СР внутри дома были разрешены, в абсолютно типовые квартирки, то каждый старался держаться своего слоя, тянулся к похожим соседям. Они с Фенечкой тоже думали, что ненадолго сюда въехали. Но уже который год обитают и поняли что к чему, адаптировались, перебрались в свой класс.