Вымышленная страна Арти Мэнсона

Вымышленная страна Арти Мэнсона

«Дом №32, улица Мрака»

— Не надо, пожалуйста— шептал он пересохшими губами и слезы градом катились по его щекам. — Прошу вас, вы же знаете, что это не я.

Лесли стоял перед ним, решительно сжимая в руке большой разделочный нож. В свете колеблющегося пламени свечей его лицо выражало какой-то дикий восторг.

— Это безумие, — сказал кто-то из нас. Может быть этим «кто-то» был я. Неужели мы действительно готовы пойти на такое? Принести в жертву Моргана, чтобы спастись? Пенни отвернулась, уткнувшись лицом в грудь Споука.

— Остановите его кто-нибудь! — пронзительно вскричала Мелинда, не в силах больше вынести этого кошмара.

В воздухе повисло напряжение.

Морган знал, что умрет; знал что для него наступил конец, но до последней секунды боролся с узлами, сковывавшими его запястья у спинки стула, и безуспешно стремился отсрочить свою неизбежную смерть.

В одно мгновение раздались крики, отвратительный глухой звук ножа, протыкающего плоть. И кровь. Тонкими струйками кровь сочилась из раны по лезвию.

ГЛАВА №1

Это был невероятно долгий и мучительный разговор. Вернее, разговора-то как такового не было. Мы тупо молчали. Я сидел на маленьком неудобном стуле перед директорским столом, который возвышался надо мной, отчего казалось, что он каким-то чудодейственным образом уменьшил меня в размерах. Серьезно, еще немного и я бы слился с полом, превратившись в коврик, одну из декораций этой претенциозно-блевотной комнаты.

Директор занимался своими «важными» делами, пока я ждал его приговора: он что-то писал в документе, потом отложил его в сторону к остальным и пригладил свои вялые жидкие усы (к слову, они выглядели так, будто омерзительное волосатое насекомое сдохло у него под носом). Он отхлебнул из чашки с давно остывшим кофе, замачивая в нем усы, и приступил к другому документу, коих у него на столе было завались. Чиркнул пару раз шариковой ручкой, снова пригладил усы, потянулся рукой за кофе – мне казалось, длиться это будет бесконечно. Неужто, работа директора так уныла и бессмысленна? Иногда мне кажется, что вот-вот он не выдержит и, раскидав эту беспорядочную кипу бумаг, достанет пистолет и выстрелит себе в висок, прямо на моих глазах. Что он там постоянно пишет? – «Как меня это все достало», «Арти дурак» А может быть, когда в кабинете никого нет, он прыгает и танцует на столе?

— Мистер Мэнсон! — официальным тоном провозгласил директор, наконец-то обратив на меня свой взор. – Что на этот раз?

Его маленькие слоновьи глаза, обрамленные складками и морщинами, словно сморщенные яички динозавра, лениво глядели на меня из-под стекол очков.

— Ничего, — быстро встрепенулся я так, словно меня резко разбудили. — Я и сам не знаю, зачем меня к вам вызвали. Попусту отвлекать занятого человека от работы.

Он нахмурился и недовольно повел кустистыми бровями. Ничего хорошего это не сулило. Я давно научился разбираться в тайных посланиях и жестах студенистого директорского тела. Если он водил бровями-гусеницами, это значило, что он сердится.

Мистер Булщет тяжело встал из-за стола и прошел к старому полированному шкафу. Он взял с полки какие-то бумаги.

— Где твой галстук? – спросил он, не обернувшись.

— Я его снял. Он меня теснил, и я оставил его в классе.

Он вернулся на место. Стул заскрипел под ним как старая кляча, на которой тащат все сокровища мира. В этих скрипах можно было разобрать: пощадите…

— В последнее время ты слишком часто бываешь в моем кабинете, Арти, — утомлено пробурчал мистер Булщет. Как будто это моя вина.

— На урок английского ты заявился в мокрых штанах, — произнес директор, зачитывая с обвинительного листка, как в суде, — а затем при всем классе устроил драку с господином Ласкесом.

– Во время перемены, когда мы были в уборной, он облил меня водой. А потом заявил при всем классе, что я обоссался, — объяснил я.

Мистер Булщет недовольно покачал головой.

— Неделей ранее на тебя поступала жалоба от Сьюзи Холл, — продолжил он, нисколечки не унимаясь, словно вознамерился одержать надо мной верх.

— Старшеклассники заперли меня в девчачьей уборной, — сказал я.

Директор немного помолчал, видимо, припоминая еще какие-нибудь из моих заслуг, но поняв, что больше ничего нет, с досады воскликнул:

— Все-то у тебя складно получается! Все кругом виноваты, один ты не виноват.

— Я виноват…, — признался я, с забавно-покаянным видом опуская глаза в пол, и тихо добавил: — отчасти. Не следовало мне стучать в ту кабинку и проверять, один я в туалете или нет.

— Ты до смерти напугал бедную девочку.

— Но я перед ней извинился.

— Что мне с тобой делать? – спросил директор.

Ненавижу подобного рода вопросы – они попусту ставят тебя в тупик, ведь ясно же, что нихрена ты меня не отпустишь, даже если я попрошу. И потому – я лишь молча развел плечами. Мистер Булщет глубоко вздохнул, взял в руки очки и начал их протирать рукавом рубашки. Влажные усы зашевелились, словно тот труп насекомого у него под носом неожиданно воскрес и вознамерился сбежать.

— Мои предупреждения не бесконечны, — сказал он, одевая очки и сплетая толстые пальцы в замок, а затем он фальшиво ласково мне улыбнулся, как отец сыну, отчего меня чуть не передернуло: — И все же, я надеюсь, ты возьмешься за ум и перестанешь валять дурака, понимаешь? Можешь идти.

Я схватил свой портфель и быстро поднялся со стула – так сильно мне хотелось поскорее покинуть кабинет, который из-за своих небольших размеров и обилия вещей оказывал на меня давление не хуже, чем, если бы сам мистер Булщет сидел у меня на шее.

— Арти, — директор остановил меня у выхода, — кто были те старшеклассники, что заперли тебя в уборной? – поинтересовался он. — Я хочу с ними немного поболтать по душам.

Намек был понят.

— Я не знаю, как их зовут. Не успел разглядеть, простите.

— Если все же вспомнишь их, дай мне знать, хорошо? – я кивнул и быстро вышел из кабинета.

Конечно, дам знать! Чтобы они потом от меня мокрого места не оставили, за то, что я сдал их с потрохами. Директор сделает им выговор и, не придумав ничего лучше, отпустит. Им ничего не будет, а меня размажат по стенке или утопят в вонючем сортире – нет уж, спасибо, мистер Булщет.

Я шел по длинному широкому коридору с голыми окнами, покрытому заплесневело желтой краской десятилетней давности, которая от времени потрескалась и мало-помалу начинала отлупляться, словно кожа больного старика. Но основной слой сохранился, а стало быть, сгодится еще на одно десятилетие, — уверен, так подумает наш директор, когда удосужиться выбраться из своего кабинета наружу и осмотреться. Иногда мне кажется, что все наши деньги идут на обустройство его роскошного кабинета, в котором он проводит половину жизни. Попадая в директорскую, ты словно бы оказываешься в совершенно ином мире, непохожем на тот, из которого тебя вытошнило буквально пару минут назад: все такое изящное, утонченное и аккуратное, как будто ты прислуга в доме у богатых. Возможно, я малость преувеличиваю. Или преуменьшаю. Все зависит от того, где именно я нахожусь: в кабинете директора или в старых, обшарпанных коридорах нашего необъятного учебного заведения, которое по внутреннему содержанию и унылой атмосфере скорее напоминает тюрьму или школу-пансионат.

Еще один паршивый год в средней школе Гилмхара. Я так надеялся продержаться хотя бы сентябрь, чтобы ни в чем не накосячить. Каждый учебный семестр обязательно начинается с какой-нибудь подставы, в которую я непременно влипаю, а потом оказываюсь в центре всеобщего внимания. В школе за мной уже давно закрепилась кличка – Чокнутый Мэнсон.

Достигнув поворота, я спустился по безлюдной лестнице (уроки еще не кончились), миновал компьютерный класс миссис МакХолди, и вышел к веренице шкафчиков с одеждой. Набрал код на своем шкафчике, собираясь открыть дверь, когда намерения мои прервал внезапно громкий и пронзительный визг, от которого я буквально подскочил на месте. Школьный звонок прозвенел над самым ухом усиленно звонко, как будто нарочно, чтобы меня напугать. Да, одна напасть из тысячи – мне достался шкафчик, над которым висит этот паршивый звонок.

Коридор заполнился потоком говорящих детей, снующих туда-сюда, чтобы успеть к окончанию перемены закончить свои дела и отправиться на следующие занятия. Среди этой вялотекущей цветной массы я приметил одну девчонку, которая стояла у своего шкафчика и складывала в сумку нужные учебники. Миниатюрная девушка с блестящими черными волосами, волной спадающими ей на плечи и спину; роковым взглядом больших синих глаз, в которых, словно плавали две чуть подтаявшие льдинки, и ярко-алыми нежными губами, влекущими тебя как священный Грааль. Келли Шоу – она моя девушка… жаль только, что она об этом не знает. Думаю, она была бы не против встретиться со мной и обсудить пару деталей, касающихся наших отношений. Жалко еще то, что она не умеет читать мои мысли.

Она внезапно бросила в мою сторону взгляд и я засуетился. Келли улыбнулась мне. Только потом я понял, что не мне — мимо прошла лучшая подруга девушки, Сьюзи Холл, которую я случайным образом потревожил в уборной для девочек. Сьюзи прошествовала мимо меня, одарив презренным взглядом, но, приблизившись к подруге, ее лицо уже сияло от восторга, словно у ребенка, которому родители подарили грузовичек с красным кузовом на рождество. Мне от такого перевоплощения стало очень не по себе. Захотелось вытошнить это из своей памяти.

Благо из ступора меня вывел Тобиас Споук — кареглазый парень с густой шевелюрой черных не расчесанных волос и телосложением, типичным для геймера. Споук мой лучший друг. В его жилах течет немецкая кровь, хотя он прекрасно общается на английском, все потому что родился и вырос здесь, в северной Каролине.

Мы поприветствовали друг друга ударами кулаков. Я поморщился. Тобиас перестарался и знатно саданул кулаком по костяшкам моих пальцев. Нам следует еще подумать над другими вариантами клевых приветствий. Не такими болезненными, как этот.

Споук прислонился плечом к дверце соседнего шкафчика и принялся с любопытством наблюдать, как я пытаюсь вытащить из-под завалов книжек, спортивной принадлежности и других вещей пакет для ланча.

— Как прошел твой день в директорском кресле? – пошутил он.

— Ужасно, — буркнул в ответ, отодвигая модель научной работы. — Он как будто часами унижал мое достоинство.

— Ну, тебе не впервой такое испытывать, — рассмеялся друг. Я грозно на него посмотрел, но веселье его ничуть не уменьшилось. Конечно, у меня не очень хорошо выходит угрожать людям. Особенно взглядом, который у меня скорее напоминает взгляд сонной крысы. С таким выражением, какое всегда присутствует на моем вытянутом бледном лице, Будда бы непременно счел уместным заявить: этот человек знает, что такое нирвана. Это вовсе не правда. Просто я не привык выставлять чувства напоказ и по обыкновению все держу в себе. Но это не значит, что я ничего не чувствую. Мне может быть больно или страшно или дико смешно только кто-нибудь взглянет на меня и обязательно подумает «да этому парню на все плевать!». Может быть, поэтому все относятся ко мне как к чокнутому придурку?

Разбирая чудовищный хлам, и удивляясь тому, что внезапно открыл в своем маленьком шкафчике целую вселенную, рука пошарила по дну и наконец-то вытащила скомканный, как будто побывавший под тяжелым прессом, коричневый пакет. Нижняя его часть безнадежно промокла.

— Это сок, — предположил я, с грустью наблюдая за тем, как мутные капли отделяются от влажной поверхности бумаги и без усилий шлепаются на пол.

— Видимо, на обед сегодня будет каша.

— Я даже не хочу туда заглядывать, — скривился Споук. — Тебе следует это сжечь.

— Ты думаешь?

Я закрыл дверцу шкафчика. Мы собирались отправиться в кафетерий, чего-нибудь перекусить, но тут заметили в полупустом коридоре, переваливаясь с ноги на ногу и не спеша, шел Лесли Ласкес. Этот урод вечно в прескверном настроении. Ходит по школе и плюется, объясняя это тем, что у него изжога, и он не может глотать свою слюну. Полный кретин.

Кажется, он возвращался из столовой. Я так надеялся, что он пройдет мимо, но он остановился рядом с нами и, к большой неудаче, развернулся к нам, противно улыбаясь кривыми желтыми зубами.

— Как жизнь, парни? – лениво поинтересовался он.

— Нормально, — коротко ответил я за двоих, желая поскорее от него избавиться и выкинуть уже этот чертов пакет, который по-прежнему сжимал в руке.

— Что думаете по поводу вечеринки у Спира, демоны?

— Какой вечеринки? — недоуменно спросил я, вскинув бровь от его странного к нам обращения. И тут улыбка Лесли сделалась еще шире. Еще отвратительнее. Я заметил, как в его зубах застряли кусочки от остатков еды и по ним сделал вывод: сегодня подают макароны с сыром. Замечательно.

— Он вас не пригласил, — сказал Лесли, а затем медленно достал из кармана брюк какую-то черную карточку, которой торжественно покрутил в воздухе. — Смотрите, что у меня есть. Вечеринка для избранных. И вас на нее не пригласили. Как это забавно!

— Может быть, Морган решил приколоться и собирает в своем доме зоопарк. Вечеринка эта чисто для фриков, — с сарказмом отозвался я, победно скрещивая на груди руки.

Ласкес перестал смеяться, злобно наклонился вперед и сквозь зубы проскрипел:

— Я так не думаю.

Он плюнул в сторону моего шкафчика. Харчок беззвучно пролетел по воздуху и щучкой впечатался в кафельную плитку, растекаясь по ее потрескавшейся, грязной от сотен ног, желтой поверхности.

— Изумительно, — высказался я, созерцая вместе с остальными, кто проходил мимо, этот прекрасный шедевр абстрактного искусства, который, кажется, впечатлил всех здесь присутствующих. Мы напоминали тех людей, что приходят в картинные галереи и с одухотворенными лицами (от тех ассоциаций какие приходят на ум) любуются полотнами, богатыми ярких образов и красок.

Лесли же в этот момент потопал в своем направлении. Да и мы сразу же поспешили уйти. Времени до звонка оставалось немного, а мы еще хотели пообедать. Еще избавиться от чертового бумажного пакета, с испортившимся внутри него ланчем, который я по-прежнему сжимал в руке.

ГЛАВА №2

В столовой я узнал о том, что Тобиас тоже получил приглашение на вечеринку в дом Спиров. Он извлек из кармана ламинированную черную карточку с декоративной окантовкой. Вверху карточки располагался багряный полумесяц. Лицевой текст выразительным почерком провозглашал «Тобиасу Споуку».

— И когда ты собирался мне об этом рассказать? — спросил я.

— Вот прямо сейчас.

Он перевернул карточку и на обратной стороне бумаги мы прочли:

«Дорогой друг Бальтазар, надеюсь увидеть тебя Адской ночью, когда все демоны соберутся, чтобы отпраздновать великий праздник крови. Напитки, закуски, драйвовая музыка и просто безудержное веселье ждут тебя и всех представителей древнейшей демонской знати в эту субботу. Особняк Спиров, если не струсишь, 20:00 вечера. Не пропусти, но помни, что согласившись — назад дороги уже не будет…»

— Бальтазар? — недоуменно покосился я на друга.

— Да, это вроде как тематическая вечеринка, — объяснил он. — Имя демона— это персональный пароль для каждого участника. Как видишь, мне достался Бальтазар.

— Ты на него совсем не похож.

— Да, на кого же я по твоему похож? — с вызовом спросил Тобиас.

— М-м-м… — я задумался, делая вид будто оцениваю его внешность. — Чучело? — перекинулся через стол и быстро взлохматил волосы на его голове.

— Ой, да иди ты!

— Неужели Морган решил устроить вечеринку у себя дома? — спросил я, возвращая друга к теме.

— Его родаки на этих выходных свалят из города по каким-то важным причинам, поэтому туса будет проходить у него, — сказал Тобиас, поправляя свою прическу.

Морган Спир переехал в наш город недавно. Для меня эта фигура по-прежнему остается загадочной. Год назад он поступил к нам в школу и за это время не заимел себе здесь друзей. На первый взгляд может показаться, что Морган ничем не примечательный тип: он не пользуется особой популярностью, красавцем его тоже не назовешь, да и в целом о нем мало что известно. Однако есть в нем что-то особенное.

— Я никогда не был у Моргана, — признался я.

— Я тоже, — сказал Споук.

— Серьезно, я даже не знаю как выглядит его дом.

— Как особняк, — сказал кто-то за спиной и я обернулся. Гарри Ллойд стоял перед нами с подносом в руках; его глаза возбуждено блестели. Он без церемоний подсел к нашему столику.

— У тебя такая же карточка? — спросил его Споук.

Ллойд кивнул.

— Какое у тебя имя?

— Ваал… Я тут недавно провел свое личное независимое расследование и узнал, что родители Спира довольно богатые личности, — заговорил он таинственным голосом. — У его отца вроде как своя фирма, где он занимается продажами недвижимости. Мать, кстати, работает там же. Семейный бизнес. — Ллойд смачно вцепился зубами в свой сэндвич.

— Как интересно, — сухо отозвался я.

— Ну, ну, продолжай, — сказал Тобиас, всерьез увлеченный рассказом Ллойда.

— Я уже закончил, — ответил Ллойд, прожевывая кусок. Он бросил беглый взгляд куда-то в сторону. — Говорят, Триша тоже получила приглашение, — полушепотом сообщил он, прикрыв рот рукой, словно боясь, что она его услышит. Мы втроем одновременно повернулись в ее сторону.

Триша сидела за дальним столиком в самом конце зала одна и читала какую-то книжку. Уж для кого грядущая адская вечеринка была и вправду как настоящий праздник, так это для нашей Триш Шервуд, которая всегда выглядела как сбежавшая с чьих-то похорон. Она использовала только черный макияж, ногти красила черным лаком и наносила на губы темно-красную помаду, а с пудрой баловалась так, что ее молочно-белое лицо бледнее белой розы контрастировало с нацепленной на нее черной одеждой. Сегодня темные волосы Триши были заплетены в две косички до плеч – красная и синяя. Она была среднего роста, с пухлыми губками, худой и угрюмо-молчаливой, редко когда позволяла себе засмеяться или пошутить, и шутки ее в основном все касались загробной темы, словно больше и поговорить было не о чем. Сказать по правде, она меня немного пугала; особенно ее ледяной взгляд, брошенный в твою сторону, был равноценен летящему в тебя кинжалу, от которого невозможно увернуться.

— Почему Морган пригласил Триш? – дивился я, уставившись на нее. Триша перелистнула страницу какой-то странной книги. Она не замечала нас и была полностью погружена в чтение. Еда нетронутая лежала на ее подносе.

– Морган ищет новые знакомства, – задумчиво проговорил Тобиас.

– Даже Триш желанная гостья на его празднике. А меня он оставил за бортом. Хотя однажды, помнится, я одолжил ему свой ластик.

– Надеюсь, это была не метафора, — усмехнулся Ллойд, закидывая в рот два ломтика картошки.

– Заткнись, – огрызнулся я. — Все придут к нему на вечеринку кроме меня.

— Не все, — сказал Ллойд. — Рыгающего Чарли он не позвал.

— Отлично! — раздраженно воскликнул я, стукая кулаками по столу. — Рыгающий Чарли и Арти. Теперь мне стало гораздо легче.

— Не расстраивайся, чувак, — попробовал ободрить меня Тобиас. – Возможно, там будет не так весело как описано в карточке.

В классе я никак не мог сосредоточиться на учебе и совершенно не слушал, что говорит мистер Холден — длинный, тощий, с седой залысиной преподаватель мифологии древности. Очень странный тип. Вечно держит левую руку в кармане брюк. Не удивлюсь, если пока он читает нам лекции, в это время этой левой рукой трогает себя за яйца или член – сейчас в нашем мире столько всяких фетишей для услаждения человека. В любом случае, меня волновало другое.

Я обвел взглядом помещение, думая о том, кто еще здесь из присутствующих идет на вечеринку в дом Спиров. Моргана в нашем классе не было, ему повезло, он учился в классе миссис Каламус, а она по слухам очень даже ничего. Ллойд со скучающим видом сидел у окна. За его спиной прятался Фуллер. Даже не знаю как его описать: Фуллер почетный шут класса, вечно несет всякую чепуху, которую ребята охотно принимают за его специфический юмор.

За последней партой ссутулившись, низко склонившись над учебником сидел Гупта – смуглый угрюмый черноволосый парень, приехавший к нам из заморских земель. Он почти ни с кем не разговаривает, и ведет себя как истинный волк одиночка. Всегда выбирает последние ряды, чтобы его не замечали. Конечно, половина детей, спасаясь от меткого взора учителя, стараются занять последние парты, но у этого парня, думаю, были и другие причины, по которым он отчужденно выбирал именно это место.

— Арти Мэнсон!

У меня мурашки пробежали по всему телу и засосало под ложечкой. Мистер Холден прожигал меня пристальным взором, а я этого даже не замечал. До сего момента. Руку он до сих пор скрывал в левом кармане, она у него вообще существует?

— Так ты ответишь на мой вопрос или нет? — спросил он.

— Нет…

— Что?!

— То есть… а какой был вопрос?

Все в классе просто покатились со смеху. Мистер Холден разозлился не на шутку. Его глаза сузились, брови были опущены, лицо потемнело будто набежали тучи.

— Я буду вынужден сегодня попросить тебя остаться после урока, Арти, — сурово произнесли сухие губы.

ГЛАВА №3

После звонка, когда дети покинули класс, мне пришлось остаться и перетереть с учителем. Это просто невероятно — сначала мистер Булщет, теперь мистер Холден — я не понимаю, почему им так хочется побыть в моей компании? Вечно они любят все усложнять. Вот и сейчас мистер Холден несколько минут делился тем, что он любит и нелюбит. Приводил в пример римлян и их образование, потом вдруг начал искать в нем минусы, при этом приводя в пример уже греческую науку. А я стоял рядом с его столом и нихера не понимал, что он несет; что он хочет от меня и какую роль во всех этих греко-римских противостояниях играю я. Уже в конце своей эпичной речи мистер Холден заявил, что у меня отвратительное поведение, и что мне следует по ответственнее подходить к учебе. Можно было только это и сказать! — чуть не вырвалось у меня, но вовремя сдержался. Только смирено кивнул, вскинул на плечо рюкзак и поспешно вышел из класса, испугавшись, как бы мистер Холден не затянул очередную историю из мира древности. Забавно, но все это время, пока он читал нравственную лекцию я неотрывно смотрел на ту руку, которую он держал в левом кармане. Какие движения происходили под этой грубой тканью. Что он делал левой рукой — гладил бедро, сжимал куклу-вуду какого-нибудь из своих ненавистных учеников? Множество мыслей роилось в голове. Когда-нибудь я обязательно его спрошу, что он делает левой рукой в кармане.

Я медленно плелся по длинному тускло-желтому коридору, освещенному светодиодными потолочными светильниками. Прямо как в больницах. У нас и школьная форма у всех одинаковая, как у пациентов или заключенных в тюрьме. На мгновение мне даже реально показалось, что я нахожусь среди неизлечимо больных, зараженных вирусом или еще чем-то. Сразу стало как-то нехорошо. Если бы не оживленные голоса и смех — я бы и вправду решил, что попал в клинику.

К счастью, идти далеко не пришлось. У шкафчика я набрал нужный пароль, дверца открылась и вещи прорвой посыпались из него, как мусор. Тройка ребят, стоявших у стены, увидев «обвал», громко загоготали.

— Лу-у-узер! — крикнул кто-то.

Из глубины утробы вырвался рык и я принялся утрамбовывать все обратно в шкафчик. Ползал по полу, собирая листки, пока не наткнулся на чьи-то лакированные туфли. Поднял голову, чтобы узнать кому они принадлежат. И столкнулся с Морганом.

— Чем занимаешься? — с безразличием поинтересовался он.

— Собираю сочинения по английскому языку. Набираю очки для прохождения уровня, — мрачно пошутил я, выпрямляясь во весь рост.

— Круто, — равнодушно произнес он.

Он замолчал и мне стало неловко. Я уже говорил, что мы с ним почти не общаемся?

— Думаю, ты уже знаешь о том, что в эту субботу готовится нечто грандиозное.

— Еще бы не знать! Вся школа об этом трубит. Только глухой не услышит.

— Но приглашения только для избранных, — отчеканил он каждое слово, не без удовольствия. — Никого лишнего.

Он снова замолчал; задумался, внимательно изучая мое лицо, вспотевшее от недавних изображений горестных судеб червяка.

— Ну да, — сказал я смущенно. — Это, конечно, правильно.

«Какого хера ему нужно?»

И тут, будто прочитав мои мысли, Морган достал из внутреннего кармана пиджака и протянул мне черную прямоугольную вещицу, блестевшую в свете ламп.

— Вот так просто? — удивился я, с сомнением поглядывая на нее.

— Да, — спокойно отвечал он. Лукавая ухмылка исказила уголки его губ, чуть приоткрывая клыки. В этот момент он выглядел обольстительным вампиром, зазывающим к себе в замок.

— Ну… спасибо, что ли.

— Увидимся в субботу, — бросил он напоследок и слился с людским потоком.

ГЛАВА №4

В Уэлбридже заняться особо нечем. Это обычный ничем не примечательный городишко, один из тысячи в Соединенных штатах. С теннисными лужайками, супермаркетом Louri, церковью, воздвигнутой первыми колонистами на каменной площади в центре города, тихим зеленым парком, где бегают по утрам спортсмены и гуляют с собаками. Идиллия, не так ли? Разве что есть у нас одна улица, куда не смеет ступать ногой ни один здравомыслящий человек. Улица Мрака, от которой пробегает мороз по коже — самое нехорошее место в городе, кровавый след убийств всегда тянулся именно оттуда. Все нераскрытые дела в полиции так или иначе связаны с этой проклятой улицей. Помню историю про одного парня, переехавшего с женой и детьми в дом №8. Говорят, не прошло и трех дней он разделал свою семью, как охотник мертвую дичь — выпотрошил их, а внутренности съел. Давился, плакал, но ел, как будто кто-то заставлял его это делать. Полиция вовремя подоспела к совершению данного пиршества: в участок поступил странный звонок, в котором некто неизвестный признавался в убийстве трех людей. Когда они приехали на место преступления, тот парень с ног до головы облитый темной кровью и с ножом в руке копался в брюхе своей мертвой дочери, энергично вынимая кольцеобразно свернутые кишки, как фокусник вытаскивает из шляпы метров сорок цветной ленты. Зрелище леденящее кровь — я не про фокусника, конечно.

Несколько лет назад наш город потрясали жестокие убийства. Свое первое преступление убийца совершил в заброшенном доме на улице Мрака: изрезал девушку ножом, при том нанес ей более двадцати ударов. А через год после того в газетах писали о том, как компания детей устроила празднование Хэллоуина в том самом заброшенном доме. В ту злосчастную октябрьскую ночь один из них бесследно пропал. Его и по сей день ищут, но не могут найти. Многие уже поговаривают, что злые духи забрали его в качестве жертвы.

Забавно, но Морган проживает на этой улице в доме №32. Напротив еще стоит старое кладбище, чьи каменные стены и ржавые ворота обвивает густой плющ. Оттуда порой доносятся жуткие вопли и стоны. Говорят, что сторож развлекается. Только вот сторожа там никакого нет.

— Ма, я дома! — крикнул с порога, хлопая входной дверью. Молчание. В середине длинного узкого коридора с кухни струился желтый свет, отбрасывая на пол неподвижную длинную тень, которая переламывалась у стены и скользила по ней вверх к потолку.

— Мам? — громко позвал ее еще раз. Никто не отзывался. Брошенная на полу тень не напоминала человеческую. К ее голове как будто был приделан колпак. Молчание длилось слишком долго и я всерьез занервничал, но потом:

— Арти, — донесся с кухни тихий, чуть усталый женский голос, и тень зашевелилась,— ты уже вернулся. Как прошел твой день?

— Как в концлагере, — ответил я.

— Хорошо, милый, иди мой руки и усаживайся за стол. Ты наверное сильно проголодался.

После ужина я лежал у себя в комнате на кровати и размышлял над тем как поступить с предложением Моргана — я вовсе не горел желанием посещать улицу Мрака и становится очередной ее жертвой, но и прослыть трусом тоже не хотел. Все пытался понять по какому принципу Морган отбирал гостей на свою тусу, сборище у него в самом деле причудливое. В итоге остановился на том, что домашнее задание по математике само собой в тетради не появится и решил приступить к нему, чтобы не тратить время в выходные. Только я сел за написание сложных уравнений, как позвонил Споук и мы пол часа проговорили с ним по телефону. После звонка я снова вернулся к заданию, по-турецки расположившись на кровати и склонившись над тетрадкой, на которой были намалеваны какие-то знаки и символы по-хлеще кода Да Винчи. Эти задания по математике всегда вводили меня в тоску смертную. Вскоре с работы вернулся отец. Из-за тонкой двери стали доноситься крики, сопровождаемые хлесткими ударами тяжелого металлического ремня. Я сидел на кровати неподвижный, как будто скованный невидимыми цепями, и уже ни о чем не мог думать. Вслушивался в каждый удар, словно пытаясь отыскать в них смысл; что помогло бы мне сохранить реальность в ее нормальном виде. Но боль была единственной, что звенела в ушах, как громогласные судейские удары большого церковного колокола. Так продолжалось около часа равного трем векам…

Да, отец не всегда был ублюдком. Раньше у нас была дружная семья, имелась собака. Но однажды папа вернулся с работы в скверном настроении и что-то изменилось в нем. В тот день он был сам не свой. Тот папа, который еще несколькими часами ранее играл со мной, с усмешкой критикуя колонку анекдотов в утреней газете и попивая горячий кофе, ушел на работу, и больше не вернулся. На его место пришло совсем другое существо. Как будто что-то вселилось в него — что-то враждебное, злое, холодное. Мама боялась его возвращения, словно ждала появления монстра. Он перестал быть счастливым. Превратился в жалкое подобие себя прошлого. И я так и не понял в чем причина этих изменений. Почему наш прежний папа, любящий и заботливый, от нас ушел, отдавая в лапы чудовища?

За стенкой раздавалось свирепое рычание, надломленный женский голос сорвался на писк, похожий на скуление беззащитной бродяжки.

— Заткнись! Заткнись, сука! Заткнись!

Я и не заметил как стиснул зубы от напряжения так, что заболела челюсть, и поспешил к подоконнику подышать уличным воздухом. За окном сгустились сумерки. Ветра не было. Солнце уже село, а луна еще не отобразилась на удивительно светлом лилово-синем небосводе, который время от времени будоражили маленькие серебристые огоньки звезд. Как прекрасно, подумалось мне в этот момент… и вот эти крики, которые кажется незримыми лазерами сверлили в моем сердце дырки.

Крики смолкли и наступила мертвая тишина. У лестницы раздались шаги. Через пару минут я услышал жалобный скрип: дверь в мою спальню тихо отворилась и едва протискиваясь внутрь (из-за своих габаритов), позвякивая металлической пряжкой для ремня, в комнату вошел отец.

ГЛАВА №5

— Так, народ, признавайтесь, у кого день рождения в апреле?

— Иди в жопу, Фуллер!

На большой перемене, когда мы отдыхали на лужайке перед школой, жмурясь от яркого солнца, Фуллер донимал ребят своими тупыми теориями на тему того, что нас всех приглашенных на вечеринку вместе объединяет.

— Да ладно вам, ребята, — не унимался он. — Как пить дать, Морган маньяк, которому мы все когда-либо переходили дорогу. Он хочет мести, поэтому жестокая рассправа в его же собственном фамильном доме подходящий вариант.

— Ты слишком много читаешь детективов, — сказала ему Мелинда, растянувшись на солнышке и нежащаяся под его теплыми лучами.

— Возможно это меня и спасает от разного рода глупостей, — парировал он. — Ну согласитесь, это идеальный сюжет для книги или фильма. Всегда нужно думать о причинно-следственной связи! Вот ты, Патрик, — он ткнул пальцем в парня, — ты брат Моргана?

— Еще чего, — отмахнулся тот.

— Вот, — продолжал Фуллер, энергично жестикулируя, — ты ему даже не друг, но он позвал тебя. О чем это говорит?

— Ну не тяни.

— Это говорит о том, что он хочет с тобой поквитаться! За все дерьмо, что ты ему творил.

Мелинда фыркнула.

— Я же ничего ему не сделал, — взволновался Патрик.

— Когда-то сделал, — настаивал Фуллер, — просто ты этого не помнишь, но в субботу все наши потаенные грехи выплывут наружу.

— Бред какой-то, — подал голос Ллойд.

— Твоя теория полный отстой, — сказала Мелинда и в поддержку ее над бреднями Фуллера все дружно засмеялись, даже Патрик, правда немного нервно.

Последующие дни до наступления субботы ребята настолько глубоко прониклись предстоящим тематическим праздником, посвященным аду, что даже в школе называли себя исключительно по демоническим прозвищам. Данная идея среди узкого круга «избранных» плотно вошла в обиход. Они считали это клевым, будто те магические имена придавали им черты уверенности и крутости. Например, у Фуллера на карточке было обозначено имя Нибрас, у Патрика — Асмодей, Споук, как уже известно, был Бальтазар, Мелинда — Нахема, Триша — Прозерпина, Келли — Астарта, Ллойд — Ваал. Морган же, зачинщик всего этого безумного хаоса, выбрал себе для того соответствующее (без тени гордости) имя — Вельзевул. И как бы настойчиво мы ни пытались вызнать у него какой-либо информации о предстоящем событии, он все время подозрительно отмалчивался, давал уклончивые ответы, тем самым подогревая еще больший интерес.

В субботу ранним утром мы со Споуком отправились на службу в церковь. Вообще-то мы не особо верующие, но в церкви служил наш добрый друг отец Майкл, который читал отличные проповеди; даже многие неверующие, кто приходил послушать, признавали пламенную силу его речей. Мы познакомились с ним еще когда мне было девять: родители привели меня в храм, чтобы по-крестить, и в поисках достойного священника столкнулись с добродушным и смиренным отцом Майклом, который так им понравился, что впоследствии он окунал меня в купель и читал надо мной молитвы.

— Теперь ты под защитой Господа нашего Иисуса Христа, — говорил тогда отец Майкл и улыбался мне самой теплой и дружелюбной улыбкой. — Бог всегда будет оберегать тебя, Арти, и в минуты отчаяния служить утешением твоему сердцу. — Его кроткие синие глаза, окруженные паутинками морщинок, как будто смеялись и полнились молодостью; внимательно смотрели на меня и их синева проникала в мое сердце, действуя успокаивающе, словно я глядел на родного мне человека. Тогда я действительно поверил ему, хотя до конца и не понимал о чем он говорит и от кого это следует защищаться.

Я часто приходил в церковь, чтобы помолиться. Храм Божий сделался мне прибежищем, куда я мог сбежать от всех проблем и домашних кошмаров, когда они достигали пика, накрывали меня с головой и душили безжалостно как змеи. А отец Майкл, в минуты скорби утешавший меня и внимательно слушающий крики детской души, сделался для меня самым близким родным человеком на Земле.

Сегодня на богослужебной литургии пришло почти половина города. Я успел заметить нашего директора, мистера Булщета, когда протискивался внутрь. Он тоже заметил меня, лениво подошел, провел толстой потной ладонью по моим волосам и обронил пару назидательных фраз, но и этого хватило, чтобы меня чуть не вывернуло наизнанку. Я уже подумал сегодня пропустить молитву, но вот служба началась и все в спешке принялись рассаживаться по местам, то и дело толкаясь и ворча друг на друга.

После службы мы дождались выхода отца Майкла, чтобы рассказать ему о том, что идем на вечеринку в особняк Моргана. Ему это не очень понравилось. Наверное, все дело в этой чертовой улице, на которой покоился особняк Спиров и от которой отец Майкл всегда говорил нам держаться подальше, ссылаясь на ветхозаветные тексты о проклятой земле, дьяволе и его слугах. Споук относился к таким заявлениям как к бредням, однако на улицу Мрака никогда не совался, даже на Хэллоуин. Не знаю почему он вдруг решился сейчас. Может быть в нем проснулся мальчишеский дух гордости и озорства, который подталкивал совершать рискованные и глупые поступки.

— Вам должно быть известно, что это за место, — встревоженно начал отец Майкл. — Нечистая земля, пропитанная кровью множества убиенных на ней невинных людей, которые были такими же как вы: тоже молоды и беззаботны. Зло сгубило их души…

— Но ведь в случае чего Господь защитит нас, ведь так? — возразил я священнику.

— Не искушай Бога, — отвечал он.

— Но там будут телочки! — заныл Споук.

— Послушайте, мальчики! — пастырским тоном провозгласил отец Майкл, склонившись над нами и положив руки на наши худые плечи; он понизил голос и поведал как тайну:— В этой жизни есть вещи и поважнее просто телочек.

И тут я увидел, как прежде туманные глаза Тобиаса, расширившиеся от удивления, стали такими ясными и просветленными, что чуть не прыснул от смеха. Он смотрел на отца Майкла с восхищением, словно юнец на тренера сборной, толкающего вдохновенную речь команде перед финальным матчем. Тобиас уверовал, подумал я, аминь! И чуть было не зааплодировал, но вовремя остановился.

— Не забывайте, дети, историю, случившуюся тем ужасным октябрем, когда во время празднования Хэллоуина на улице Мрака бесследно исчез один из учеников. Его звали Уэс Дэвис и он учился в вашей школе.

Из дома я выбрался в пол девятого, когда зажглись фонари на столбах и улицы города погрузились в мягкую бархатную темноту. Мать не знала, что я ушел — она сидела в гостиной и тихо пряла, отец был в баре и должен был прийти только к утру.

Я выбрался через окно спальни и отправился по направлению Парк-драйв в западную часть города, намереваясь встретиться у школы с Тобиасом и вместе двинуться на улицу Мрака. Дул легкий ветерок, но в душе было зябко. Тихо, спокойно — улицы мертвы в это время суток, иногда откуда-нибудь из глубины их доносится смех компании или лай бродячих собак. Луна светила на небосводе. И звезды, с которыми я встречался каждую ночь...

Нет ничего особенного в этих тлеющих звездах. Не понимаю, почему многие ими так восторгаются, слагают им стихи, легенды и песни. Если так задуматься, под этими звездами было пролито немало крови, сожжено и распято миллионы людей, и еще Бог знает, что творилось под этими чертовыми звездами. Но они всегда оставались прежними и продолжали безучастно светить — они были последним, что видели умирающие глаза, прежде чем погружались в бездонную, пугающую неизвестностью темноту, которая навсегда разрывала их отношение с этим миром, и говорила о том, что скоро они перестанут быть людьми; звезды служили маяками для тех, кто отправлялся в дальнее плаванье по затянутой илом туманной реке смерти, ведущей их в невесть какие земли.

Сии зверства вызывают у меня лишь отвращение, люди вызывают тошноту. И звезды, при виде которых, я вспоминаю об этом, вспоминаю о смерти. К горлу подкатывает все та же тошнота... мне противно все это.

Из-за ряда подстриженных кустов в свете яркой бледной луны вырастал приземистый трехэтажный «замок», обрамленный террасой, и с низкой красной крышей, над которой вздымались две черные трубы в центре коих гордо высился фронтон. Прямоугольные окна были плотно занавешены шторами, подогревая тайну этого коварного вида жилища, будто бы намеревались что-то скрыть от нас. Резные перила старой лестницы украшали иллюстрации из древних мифов; на них изображались сатиры, фавны, горгоны и прочие чудовища, когда-либо вошедшие в легенду.

— Крипово, — в шоке высказался Тобиас, а после небольшой паузы добавил: — Мне это нравится!

— Угу, тебе все нравится, — буркнул я, хоть и сам пребывал под впечатлением. — Смотри как бы в определенный момент не наделал в штаны от испуга, я не захватил тебе клееночки.

— Зато я взял тебе, — с легкостью отразил он атаку.

— Какой ты заботливый, дай я тебя поцелую.

— Отстань от меня, Арти! — сдался наконец Споук, отчаянно защищаясь руками от моих цепких объятий.

Мы топтались у двустворчатых входных дверей, переминаясь с ноги на ногу, как будто не решались войти. Дом Спиров действительно выглядел огромным. Как старый замок. Я уже говорил? Ну да ладно. Он был построен рядом с кладбищем, существовавшем здесь еще до появления самого города и его обитателей. Здесь, на улице Мрака, много таких домов, похожих друг на друга, словно неродные братья близнецы. Обычные дома из черного дерева и кирпича, но странными их делает не материал, из которого они изготовлены — а люди, жившие в них когда-то, из чьих трагедий, слез и неудачных судеб строился фундамент истории. Их душевная боль и невыразимые муки, если таковые когда-либо имелись в застенках, скапливались внутри; искали физическую оболочку, чтобы выплеснуться на нее, и воплощались в жутких образах, которые могли видеть в виде призраков или тех же нечистых духов, умножающих боль и подпитывающих то, что возникало, как страшный нарыв.

— Какое тебе дали имя? — спросил Споук.

Только сейчас я вспомнил о том, что к пригласительному прилагается персональный пароль — и поскорее захотел узнать имя демона, которое буду носить в течении всей ночи. Достал из кармана карточку, перевернул ее, внимательно вчитываясь в текст. И тут же поник.

— Артибес, — сквозь зубы процедил я.

— Как? – переспросил Тобиас. Уверен, что нарочно.

—… Артибес.

— Круто! — восторженно воскликнул он.

— Издеваешься! — вскричал я и с досады пнул ногой по воздуху. – Это же мое настоящее имя просто совмещенное с рангом самого низшего демона. С тем же успехом можно было и назвать меня просто черт. Тебе достался Бальтазар, а я Артибес. Почему они это сделали?

— Не знаю, — сказал Споук. — Имена выбирал Морган, это его затея. Ты не должен переживать из-за этого.

— Знаю, но мне надоели эти постоянные подколы! Они тянутся за мной полосой с самого детства. Я устал от них. Мне нужен триумф, понимаешь, Споук? Триумф, который бы возвысил меня среди окружающих.

— И ты его получишь, — заверил меня он.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что эта ночь особенная, Арти. Одна из тысячи. Ну скажи мне, когда еще случится нечто подобное?

Я пожал плечами, не совсем понимая к чему клонит друг.

— Сегодня сбываются мечты, — говорил он. — И…

— Погоди-погоди, — прервал я его, — ты перепутал с рождеством.

— Нет! Я хочу сказать, чтобы ты расслабил булки и как следует оттянулся.

— Нельзя было сразу так и сказать? К чему весь этот каламбур с арабским эпосом? Хорошо, — я набрал в легкие побольше воздуха. — Ну что, идем?

Споук взялся за железное ржавое дверное кольцо и три раза громко постучал. Как-то торжественно-мрачно отзвучали удары, оставляя глухой звон и в сердце, и в ушах, и в голове, но внутри «замка» стояла тишина. Через несколько секунд двери медленно, без лишних церемоний отворились — повеяло прохладой свежевырытых могил, отчего я вздрогнул. Сначала в темноте за дверью появился слабый огонек, парящий в воздухе, а за ним возникла зловещая козлиная фигура.

ГЛАВА №6

Тот кого я поначалу принял за какого-то дьявола оказался всего-навсего безобидным стариком, облаченным в черную одежду. Лицо его было все заросшее густой серой бородой, которая обвивала его подобно трем волосатым мерзким крысам, чьи омерзительные вялые хвосты извивались на груди старика всякий раз как он заговаривал с нами. Конечно, выглядел он отталкивающе: сгорбленный, низкого роста, с большим носом, похожим на клюв орла и подозрительными глазами, удивительно темными, которые зло сверлили нас, словно выпытывали какой-то секрет. Мне не понравился его взгляд; он наводил на нас ужас. Под его тяжелым взглядом Споук превратился в ледяную статую.

— Я старый друг семьи, — вкрадчиво и сухо произнес он, поклонившись нам, — Асфоделиус Гиббонс. Хозяева зовут меня Асфодель. Вы пришли на вечеринку?

— Д-да, — запнулся я, засмотревшись на его грязно-серую бороду.

— Ваши пароли, — потребовал старик повелительно злобно.

— Бальтазар.

—… Артибес, — с усилием выдавил я из себя.

Старик в свою очередь заглянул в список, который держал в руках.

— Я провожу вас в гостиную.


Асфодель жестом указал следовать за ним и прихрамывая повел нас по дому. Мое сердце замерло в груди и застучало в висках… Почему я так волнуюсь? Но волнение оттеняет гораздо более сильное чувство тревоги, словно что-то неотвратимо должно произойти здесь и помешать этому я не в силах; что-то плохое, что невозможно даже вообразить, если попытаться. Однако то, что предстало перед нашими глазами сейчас, сложно осмыслить в первые секунды. Мы словно попали в кинофильм. Осталось только выяснить: драма это или комедия?

Нет, дом вполне обыкновенен, и даже не так уж и ужасен, как могло показаться снаружи, но обстановка, которая стремительно нас погрузила в него, атмосфера настоящей взрослой вечеринки, в устройстве которой Морган по всей видимости не гнушался совмещать современный молодежный стиль с темным духом средневекового времени, произвело на меня приятное впечатление. В полумраке комнат и коридоров, заставленных старинной меблировкой, покорно горели вставленные в подсвечники и канделябры свечи. Воздух наполнял аромат трав, спиртовых напитков и почти неуловимый, дразнящий кончик носа, запах благовоний. Все это, как бы насмехаясь над условностями и здравомыслием мира, объединялось бурным весельем, драйвовой музыкой и мрачными «адскими» декорациями (вроде картонных дьявольских рож, бутафорской крови или железных цепей, свисающих с лестницы).

Невольно у меня задрожали колени. Глаза, воспринимающие визуальные образы, отчаянно посылали в мозг сигналы, к которым тот был совершенно не готов.

Да, на вечеринке у Моргана оказалось не так уж и много гостей. Пока Асфодель вел нас, я насчитал шесть человек, еще в гостиной десять человек. Собственно, у входа в гостиную слуга дома нас и покинул (чему бесконечно был рад Тобиас), поковыляв обратно, как старый, но верный сторожевой пес.

Комната была уютной и просторной: с высоким потолком, тремя книжными шкафами, разбитыми по углам, кожаным диваном и мягкими креслами; лампа с широким черным абажуром сгущала легкий полумрак в гостиной. Камин источал приятное тепло; в открытом очаге плясал яркий огонь, посылая на стены косые тени, дергающиеся, словно в клетке, изнывая от горькой злобы перед теми кто их породил.

Я сразу заметил Лесли, вертящегося у подноса с сэндвичами; трое ребят, в числе которых был и сам виновник торжества Морган, одетый в роскошный парадный костюм, стояли и весело переговаривались друг с другом, держа в руках стаканы с кровавым пуншем. Ллойд лежал на диване и играл роль мертвеца; его отчаянно пыталась спихнуть на пол Мелинда Бауман, которой тоже хотелось полежать на мягких подушках; она все просила его подвинуться, но Ллойд не реагировал, забавляясь ее смешной реакцией. В противовес всему замогильному и мрачному из динамиков рвалась энергичная музыка группы «Blink 182», которая как дикий ветер прерий сметала все на своем пути и пробуждала в груди чувство восторга, желания веселиться и отрываться на всю катушку.

Мы со Споуком поздоровались с Морганом и двумя его товарищами, а затем отошли к задней стенке, чтобы налить себе кровавого пуншу.

Вскоре я решил немного пройтись и осмотреться вокруг, к тому же тут было на что поглядеть. Различные фигурки и статуэтки, фарфоровые вазы. И как это Морган не боится, что кто-нибудь с пьяни эдакие сокровища случайно разобьет? Или еще хуже — украдет их. Или же кого-нибудь стошнит в одну из этих древних китайских ваз династии Цзинь. Интересно, что может быть хуже обнаружить утром внутри данной драгоценной реликвии чью-то мерзкую блевотину, покоящуюся там, как прах?

Пригубляя стакан с пуншем, я глядел по сторонам и в знак приветствия иногда кивал головой. К собственному удивлению заметил здесь Триш. Она была, как всегда, одета во все черное: тени густо были обведены вокруг глаз, губы украшала темно-малиновая помада. Она сидела в кожаном крылатом кресле, сложив бледные руки на коленях. Ее угрюмый взгляд был направлен в центр комнаты, где Пенелопа и Дух организовали танцплощадку. Весело смеясь и дурачась, они танцевали вместе. Дух был широкоплечим парнем с гордой осанкой, подчеркивавшей его спортивную мускулатуру. Он обладал симпатичным лицом, с утонченными чертами (немного женственными), красивыми глазами карего цвета и добродушной улыбкой, от которой на щеках у него образовывались ямочки. Смолянистые волосы чуть касались могучих плеч. Под кожаной курткой с заклепками тело Духа обтягивала черная майка, на груди которой было разукрашено черно-белым гримом лицо рок-звезды; под рисунком зияла надпись, сделанная кривыми белыми буквами «The cure». Девушка с которой он танцевал была низкорослой блондинкой с янтарными жизнерадостными глазами, на дне которых плавали светлые крапинки задора, и белоснежной улыбкой. Пенелопа была ярким солнцем, с появлением которого в комнате всегда незаметно у всех улучшалось настроение. На ней была ярко-желтая блузка с вырезами на плечах и короткая зеленая юбка поверх черных колготок.

Среди всех гостей больше всего меня изумило присутствие здесь нашего мрачного одноклассника Гупты, отчужденно сидевшего в углу гостиной с бумажным стаканом. Что он здесь делает? Неужели Морган его пригласил? Зачем? Морган совсем из ума выжил? И главное как это Гупта решился откликнуться на его приглашение? Было такое ощущение, что он хочет уйти, словно был не здесь — думал совершенно о чем-то другом, явно не о сырных палочках. Как же он решился прийти сюда, мысленно задавался я вопросом. Я не хотел показаться слишком грубым, но он действительно выглядел странно на этой вечеринке…

— Ай! — вскричала девчонка, с которой я случайно столкнулся, погрузившись в свои думы. Девушка потерла ушибленный лоб.

— Прости, — сказал я, заглядывая ей в лицо. Девушка откинула назад свои темные волосы. Это была Келли! Ее глаза блестели как редчайшей драгоценности топазы. Мир внутри них был бескрайним, заледенело синим; загадочным как Атлантида. Я давно был влюблен в эти глаза, в эту улыбку, как последний идиот. Она украла у меня не только сердце, но и мозги. При ней я чувствую себя неуклюжим, жар охватывает лицо, не могу даже нормально ходить — мне кажется, что она все время смотрит на меня и мне следует как-то выделиться, показать себя, и потому все мои попытки отчаянно глупы и неумелы. Она точно решит, что я полный кретин!

— Ничего страшного, — ответила она с очаровательной улыбкой. Сердце бешено заколотилось, разгоняя в голове все мысли.

— А, эм… в общем… эм… ну и славно, — я не знал, что сказать и, глупо улыбнувшись, поспешно ретировался, чтобы не показаться еще большим идиотом.

Я собирался покинуть комнату, замечая на себе беспокойный взгляд Келли, но в это мгновение в гостиную с шумом ввалились Фуллер и Патрик — бледные и перепачканные в крови. Патрик опирался на плечо Фуллера. Рубашка его была расстегнута, из живота торчал нож; из под лезвия вырывались струйки крови, брызгая во все стороны.

Послышались испуганные крики. Музыка стихла.

— Помогите… — в отчаянии захрипел Патрик, — помогите мне кто-нибудь, я умираю… помогите мне…

От бессилия Патрик свалился на пол, вдавливая нож еще глубже… и перестал шевелиться. Вокруг его тела медленно расползалась огромная лужа крови, которая зловеще увеличивалась, как идущая из-за горизонта черная волна туч.

Склонившийся над ним Фуллер долго молчал, наконец поднял голову и дрожащим голосом сообщил нам.

— Он… он мертв.

ГЛАВА №7

Холод. Смертельный холод забрался под кожу и с неприятной медлительностью скапливался в сердце.

«Убийство… убийство… убийство… убийство… убийство…»

Сколько это может продолжаться? Словно где-то в отдалении с помехами на одной и той же невыносимой волне играла заевшая пластинка. Все мысли отсылали к прошлому: в голове стояла картинка жестоких убийств — расправа над детьми пятилетней давности, изможденное лицо мужчины, жрущего сердце своей мертвой дочери, которая лежала на полу бледной головкой на его коленях.

Шепот голосов сводил с ума и действовал угнетающе.

— Кто это сделал?

— Нужно позвать на помощь.

— Он умер?

— Это происки злых духов…

Я не задумываясь двинулся к телу Патрика, словно хотел удостовериться в его смерти. Наклонился к безжизненному телу… внезапно мертвец зашевелился и потянулся рукой к моей шее. Ребята в комнате вскрикнули. Я молниеносно отпрянул как от разряда тока, готовый разразиться диким воплем, но горло будто сдавил невидимый обруч и крик так и остался внутри меня.

Фуллер просто взорвался от дикого хохота. Патрик вскочил на ноги и тоже громко заржал. Рукоять ножа, торчавшая у него в ребрах, тряслась от его неконтролируемого смеха. Присмотревшись получше, я обнаружил, что нож был ненастоящим — подделка какие продаются в любом магазине приколов. Но какая реалистичная!

— Купились, — ликующе кричал Патрик, брызгая в нас фальшивыми струйками крови. — Чуть в штаны не наложили!? Вот это прико-о-о-о-ол!

— Это был прикол? — наконец-то дар речи обрел Споук. — И ты Морган знал об этом? — обратился он к тому. Все повернулись в его сторону. Морган покачал головой. По его выражению лица было видно, что в данный план его не посвятили, однако он вел себя достаточно сдержанно, слишком хладнокровно и даже посмеялся над шуткой. Некоторые ребята присоединились к нему, правда смех их был нервный и какой-то вымученный.

— Какие же вы кретины, — выступила вперед Мелинда, злобно ругаясь на Патрика и Фуллера. — Это совсем не смешно.

— А по моему смешно, — возразил Фуллер. — Не забывай, Мелинда, у нас тут адская вечеринка. Нужно соответствовать ее духу.

— Я сейчас из тебя дух выбью, — огрызнулась она, угрожающе сжимая кулаки.

— Полегче, — вступился Дух, разнимая их. — Да, ребята малость перестарались, но это всего-навсего глупая шутка.

— Всего лишь шутка?! — срывающимся голосом воскликнул Споук.

— Да брось, Мел, мы не хотели пугать тебя, правда. Зная, как ты за меня волнуешься, я бы ни за что не согласился на такую шалость. — флиртующе отвечал девушке Патрик. Он дал пятерню Фуллеру и они снова залились безудержным смехом.

Мелинда нахмурилась.

— Какие же вы все-таки придурки, — сказала она и выбежала из комнаты.

— Это действительно было очень глупо, мальчики, — укорила их Пенелопа.

— Но ведь это то, чего вы весь так долго ждали, — улыбнулся Фуллер, рукою приобнимая Пенни за плечи, отчего пара капель крови попала на ее желтую блузку. — Признайся, я был неотразим в этой роли.

— Твоя роль состояла всего из одной фразы, — усмехнулась девушка.

— Актер уязвлен, актер уязвлен!

Патрик выступил в центр комнаты.

— На самом деле у меня для вас кое-что есть народ! — громко объявил он. — Смотрите что я стащил у своего старшего брата.

Он вытянул вперед руку и показал на ладони желтые таблетки овальной формы.

— Что это? — спросил Ллойд. — Слабительное для Арти?

Кто-то из ребят прыснул от смеха. У меня же появилось стойкое желание задушить Ллойда диванными подушками, однако я был так напуган пережитым, что решил воздержаться. До сих пор перед глазами отчетливо стоял мертвый Патрик — его распластанное на полу безжизненное тело, обагренное кровью, и нож всаженный глубоко в живот.

— Ну что, кто готов рискнуть и развлечься по-настоящему? — распылялся Патрик; поддельный нож по-прежнему торчал из него. — Давайте, ребята, сбросьте с себя эти оковы приличия и начнем наконец нормальную тусовку. Что скажешь Вельзевул, король нашего шабаша? — обратился он к Моргану. Тот колебался, но Патрик сумел его убедить.

После этого согласился Дух. Фуллер настаивал на том, что делать это неразумно, продолжая втирать нам старую теорию о каких-то зловещих кино сюжетах и о том, что мы находимся в одном из них. Правда потом все же взял из ладони Патрика одну таблетку. Келли, Триша и Лесли закинули таблетки в рот. Отказалась только Пенни и Гупта, который даже не участвовал в нашем собрании, оставаясь сидеть в кресле и только поглядывая на нас со странным выражением лица. Я тоже взял, но свою таблетку положил в карман, наблюдая за состоянием друзей. Ничего особенного не произошло.

Включили магнитофон и в сумрачной гостиной заиграла энергичная музыка. Тусовка продолжилась. Ребята стали танцевать и веселиться. Все вернулось на круги своя. Только Патрик с Фуллером отправились в уборную, чтобы отмыться от «крови».

— Дамы, вам налить кровавого пуншу? — предложил я, улыбаясь и заигрывающе подмигивая двум красоткам. Они промолчали, демонстративно направившись в другую часть комнаты. Когда они проходили мимо, я манерно провел ладонью по вздернутым волосам, прямо как в замедленной съемке — одна из «гордых» особ не выдержала и засмеялась. И я с невозмутимым видом продефилировал к столику с напитками, присоединившись к одинокой компании Споука.

— Наблюдаю за твоими успехами, — прокомментировал мою неудачную попытку подкатить к девчонкам Споук.

— Ерунда.

К нам присоединился Фуллер со стаканом пива.

— Как настроение? Бальтазар, — он бросил взгляд на Споука, затем, нарочито замешкавшись, посмотрел на меня, — … Арти.

— Очень смешно! — сказал я. — Не помню, чтобы кто-нибудь не подходил ко мне с такой шуткой! Арти дали имя Арти, ха ха, сейчас упаду от смеха!

— Из твоих уст это звучит еще смешнее.

Споук проследил за моим взглядом и увидел, что Келли, раскованная, танцует с Патриком какой-то причудливый быстрый танец.

— Тебе не хватает уверенности.

— Что?

— Ты весь вечер на нее пялишься, — глядя на мое недоумевающее лицо объяснил друг. — Просто подойди к ней, — посоветовал он.

— Это не так просто, чувак.

— Я бы даже сказал, у агента 007 миссия была проще, — сострил Фуллер, хлебая из стакана пиво, как заправский сельский выпивоха.

— Ты сам все усложняешь, — говорил Бальтазар. — Просто будь увереннее, напористей.

— Не забывай про комплименты, — советовал пьяный Фуллер, — девушки это любят.

— Не знаю, я не уверен, что это прокатит, парни, — признался я возбужденно сжимая в руке свой бумажный стакан с напитком; ладони вспотели, показалось, что в комнате стало душно. — Я сочинил для нее стихи и…

— Отлично! — поддержал Бальтазар. — Если они не бездарные, у тебя есть все шансы покорить Астарту поэзией.

— Да, — разошелся Фуллер, — в средневековье трубадурам только так и давали.

— Заткнись, Нибрас, — одернул его Споук. — У нас здесь любовь, а не случайные потрахушки.

— Ну… это все меняет, — тихо усмехнулся он.

— Знаете, — прервал я их. — Есть одна легенда об очень мудром старце. Ее поведал неизвестный, живший когда-то давно на Востоке. Так вот он говорил: «я нашел мудреца и спрашивал его, могу ли я переплыть это море? И он отвечал: все ты можешь. Я спрашивал, могу я повелеть горе сдвинуться и дать мне пройти? И он отвечал: все ты можешь. Я спрашивал его, могу я победить льва, самого грозного хищника в наших лесах? Он отвечал: все ты можешь. И что бы я у него не спрашивал, на все мои вопросы мудрец спокойно отвечал: все ты можешь. И тогда я не выдержал и спросил: да как же я могу, когда я такой маленький и совершенно бессильный?! Он сказал: ты можешь, но кто сказал, что у тебя это получится...

— Это очень ужасный пример, Арти.

— У тебя какой-то неправильный мудрец, — с невнятной критикой полез на меня Фуллер, разгоряченный текущим в его жилах алкоголем. — Я думал, все закончится тем что он скажет: ты можешь построить лодку и переплыть море, ты можешь сделать взрывчатку и взорвать гору, ты, мать твою, ублюдок, можешь срубить дерево, сделать себе оружие и убить льва!!!

— Сделать взрывчатку? Серьезно? Неужели ты думаешь, что мудрец стал бы говорить о взрывчатке? Это же бред полнейший.

— А то, что говоришь нам ты вовсе не бред? — возразил он. — Кончай эту просветительскую муть! Нашего Артибеса сгубили монахи, — сказал Фуллер и взъерошил на моей голове волосы.

— Не называй меня так! — вскричал я.

— Думаю, с тебя хватит, Фуллер, — забеспокоился Споук.

— Ты прав, друг мой, — вяло согласился он с ним, а затем лениво положил руку ему на плечо. — Ты как всегда прав… мне нужно… где-нибудь поссать. А потом мы продолжим! Не прощаюсь, парни.

Нибрас отделился от нашей компании и направился к выходу, странно покачиваясь, будто шлюпка, швыряемая волнами при шторме.

— Знаешь, я бы проследил за ним, — сказал Бальтазар, наблюдая за движениями Фуллера, — но мне неохота.

— Ладно, я тоже пойду, — сказал я.

— Удачи, тигр! Иди и свяжи свою жизнь с этой горячей цыпой.

Что? Нет, нет, нет! Если Споук полагал, что подобная речь должна была послужить мне отличной мотивацией, то он чертовски ошибался.

Медленный и глубокий выдох. Я достал из кармана заветную таблетку, и без лишних раздумий закинул ее себе в рот. Может быть это поможет.

Я был похож на заржавевшего робота. Каждый шаг давался с трудом. Келли стояла у камина и грелась. Морган ворошил кочергой потрескивающие угли в камине. Красные отблески пламени прыгали и жадно скользили по их белым лицам, придавая пугающие черты, будто они корчились в адском огне.

— Здесь становится холодновато, — заметил я, приближаясь к ним. — Морган, у тебя такой роскошный особняк...

— Он достался моим родителям по наследству. От одного очень дальнего родственника, — бесстрастно объяснял Морган, уставившись в огонь; в свете камина в его пустых и туманных глазах отражался пожар, которым он был целиком поглощен. За тем пожаром я увидел силуэты людей, но быстро встряхнул головой, чтобы отогнать наваждение.

— Эм, Келли, можно с тобой поговорить наедине?

Она кивнула. Мы вышли из комнаты, поднялись по лестнице и остановились в коридоре. Отдалено еще звучали звуки музыки с первого этажа и приглушенные голоса подвыпивших разгоряченных подростков. Я хотел начать разговор, но взгляд приковала картина, висевшая на стене: старик и ребенок в порванных лохмотьях стояли на коленях перед мужчиной в рыцарских доспехах и с черной бородой; он вынимал из ножен меч и с жестокой ухмылкой пристально глядел на нас, как будто намекал о том, что мы будем следующими кто близко познакомится с его острым клинком.

— Какой ужас, — прошептала Келли. — У меня от этой картины мурашки бегут по коже.

— Да, — оценивающе высказался я, — капитан синяя борода отдыхает. Этому чуваку не следует никогда улыбаться, если конечно он хочет заиметь себе хотя бы парочку друзей.

Келли рассмеялась.

— Так о чем ты хотел со мной поговорить, Арти? — она повернулась ко мне лицом.

— Погоди, погоди, дай насладиться картиной.

— Ну хватит, — со смехом взмолилась она. — Мне вовсе не в кайф стоять тут пока он смотрит на нас.

— Ладно, — согласился я и глубоко вздохнул. Боже, сейчас начинается самое трудное. — Я давно хотел тебе кое-что сказать… вернее кое в чем признаться... Мы же с тобой встречаемся, да?

— Что?!

— Я пошутил.

— Нет, стой, Арти, ты сказал «мы встречаемся»? — изумленно вытаращилась на меня Келли. Она была на взводе, поэтому следовало действовать аккуратно, однако я как назло уже не мог остановиться:

— Ну, я так думал, что мы встречаемся. Сейчас уже не уверен…

— Не уверен!? Ты кому-нибудь об этом рассказывал?

— Нет, нет, — поспешно заверил ее.

Келли негодующе встряхнула длинными волосами и, поджав губы, сердито замолчала; холодные глаза сверлили одну точку (интересно, о чем ее мысли?). Потом тихо произнесла:

— С чего ты вообще взял, что мы встречаемся?

— Мне лучше не объяснять. В твоих глазах я только несчастный, безумно в тебя влюбленный придурок, а с моими объяснениями к этому добавится еще и сумасшествие.

— Как будто сейчас все в порядке, — нервно усмехнулась она, обняв себя за плечи.

— Но почему ты не хочешь быть со мною? — вырвалось случайно.

— А почему я должна быть с тобой?

— Я особенный!

— И что в тебе особенного?

— Я искренний в отличие от тех лицемеров, что крутятся вокруг тебя каждый день. Они хотят от тебя только одного!

— А ты хочешь от меня чего-то иного?

— По правде говоря, я не знаю, чего от тебя хочу. Но могу с уверенностью заявить, что я хочу быть с тобой вместе. Хочу быть рядом, Келли! — с жаром произнес я.

Она страдальчески застонала, одаривая меня долгим внимательным взглядом.

— Пойми же, ты не подходишь мне Арти. Мне нравятся сильные парни, которые всегда как пожар страсти; которые дышат мужеством и отдают запахом непредсказуемой первобытной свободы. Они увлекательные и дерзкие. Но ты ведь не такой, — ее жалостливый тон в ответ на молящие глаза мгновенно сменился ледяным ровным голосом: — Я не испытываю к тебе абсолютно никаких чувств…

Наступила оглушающая тишина. Прямо как после контузии. Ее губы еще шевелились, но я уже не слышал, что она говорит. После тех слов я забыл как дышать и чуть было реально не задохнулся. Я представил, как с потолка свисает веревка с петлей и я просовываю голову в эту грубую толстую петлю. Пол исчезает под моими ногами, а Келли смотрит, как я проваливаюсь вниз и болтаюсь на веревке, задыхаясь, призывая ее имя. Но она поворачивается спиной и уходит. Она действительно ушла… Так умерла моя надежда…

Я согнулся, упершись руками в колени. Пытался восстановить дыхание. Реальность поплыла перед глазами. Мне срочно требовалось выйти на воздух. Кожа горела, словно по ней распространялось жестокое пламя, и я истекал потом. Почему здесь так жарко? Я сейчас сгорю нахрен.

Из последних сил я двигался по мрачному коридору, как в тумане, опираясь руками на стены, чтобы не упасть. Голоса и любые другие посторонние шумы звучали словно из фантастического мира. Воздух в миллиметре от стен плавился, и как будто едва дымился. Длинный коридор не кончался и я уже отчаялся выбраться отсюда, пока — чудо! — не набрел на какую-то узкую дверь. Открыл ее. Лестница вела вниз в колышущийся темный омут. Возможно там спасительная прохлада. Я спускался, крепко держась мокрыми пальцами за сухие шершавые перила, покрытые густой паутиной. Попробовал стряхнуть ее, клочки взмыли в воздух и попали мне на лицо. Липкая нитеобразная субстанция проникла в нос, заволокла глаза, отчего я запнулся ногой и полетел со ступеней вниз — в кромешную бездонную темноту, которая не брезгуя приняла меня в свои кладбищенские объятия.

В подвале горела только одна лампа. Тусклый бледно-зеленый свет распространялся от центра комнаты, и застывал непреодолимым барьером, который не смел показывать темные стены и углы затхлого помещения. Здесь стоял отвратительный спертый воздух оттеняемый лекарственными препаратами, придавая этому зловещему месту облик хирургической операционной. Только с виду она не была такой.

Скрежеща зубами от боли в разбитом колене, я поднялся на ноги. Глаза привыкли к темноте и теперь моему взору предстала вся картина целиком: все стены были в выгравированных зашифрованных посланиях в виде геометрических фигур, замысловатых символах, оккультных и мистических знаках — все стены и потолок были изрисованы незнакомыми мне сигилами, от которых стыла в жилах кровь. Что это за хрень? Зачем Моргану это все хранить у себя дома? Его семья сектанты или члены сатанинской организации? Впрочем ответ мне не понадобился, вопросы отпали, когда я увидел все сам и застыл в немом ужасе.

В центре подвала, в идеально круглой черной пентаграмме лежали абсолютно голые тела Моргана и его родителей — мистера и миссис Спир. Я тяжело сглотнул и невольно посмотрел на потолок, запечатленный дьявольским символом, задаваясь в этот момент всего одним единственным вопросом, от которого возможно зависели наши жизни. Если Морган здесь... кто же тогда хозяйничает наверху?

ВТОРАЯ ЧАСТЬ

ГЛАВА №8

В младшей школе у нас спрашивали: кем мы хотим стать в будущем? Кто-то вскидывал руку и с восторгом отвечал, что хочет стать пожарником, героически вытаскивать людей из пожара, кто-то говорил, что первоклассным питчером в бейсболе, или же полицейским. Когда очередь дошла до меня, я сказал, что хочу стать философом. Согласитесь какой чудила? Насколько странно для первоклашки мечтать о подобном, ведь я даже толком не представлял, что значит это слово – мне оно просто нравилось. Папа однажды сказал, что философ — это тот кто стремится к пониманию вещей. Меня тогда весь класс засмеял, учительница смутилась, и мне почему-то стало вдруг стыдно. Никогда не забуду того поганого момента... Почему я вспомнил об этом сейчас? Наверное, потому что мне страшно, а память отсылает к ярким моментам, которые раздражают сознание больше; к тем событиям, о которых я мечтал забыть, как страшный сон, и никогда не вспоминать. Но они возвращаются. Возвращаются как призраки, мертвецы и я чувствую, что окружен ими — они хотят моей смерти. В их числе можно увидеть Моргана, который с безумием в голосе призывает меня бежать, рвать ноги из этого особняка, жертвой которого он стал.

Как долго я пребывал в оцепенении в подвале, пока соображал, в какое же дерьмо мы все угодили? В моей голове просто не укладывалась мысль о двух Морганах: как это один здесь — другой там? Кто из них настоящий? И что это вообще за чертовщина?

Выбравшись в коридор, я услышал чей-то сдавленный плач. Направился в ту сторону и между двух дверей, по-видимому ведущих в спальни, столкнулся с Мелиндой.

— Мел, в чем дело?

— Он…, — она сильно дрожала; тушь была размазана по всему ее лицу; глотая слезы и всхлипывая, Мелинда причитала: — Он… он…

— О ком ты говоришь?

— П-п-патрик, — выдавила она с трудом и громко зарыдала. Я обнял ее, стараясь успокоить, хотя и сам был бы не прочь, чтобы кто-нибудь заверил меня в том, что все будет хорошо; это очередной прикол, Арти… к рассвету вы все будете трупами, смешно? Я быстро отогнал эту мысль.

— Что случилось? Ты так дрожишь.

Она лишь указала рукой на дверь в конце коридора, а затем закрыла лицо ладонями и отвернулась к стене, сотрясаясь в беззвучном плаче.

Я тихо толкнул дверь уборной, которая слишком легко поддалась — с каким-то приглашающим жестом, — и осторожно ступил внутрь. В ноздри ударил спертый воздух. Чем здесь так воняет и откуда мухи? Они словно вороны слетелись, чтобы отхватить свой лакомый кусок. Но мухи волновали меня не больше секунды. Когда взгляд сконцентрировался на одном объекте, и я застыл, парализованный открывшимся сюрпризом. У дальней стены привалившись к раковине сидел Патрик. Майка на его кровавом теле была разорвана и напоминала тряпку, джинсы приспущены, живот разрезан от паха до шеи. Над головой на стене кровью было написано «вот это реально прикол». Кажется, меня в этот момент стошнило. Потому что я увидел кишки, выброшенные на пол фонтаном крови, — ну или что-то похожее на них, вульгарно торчавшее из зияющего отверстия в ране, словно кто-то намерено оставил их таким образом. А потом, туманно представляя что делаю, я подошел ближе. И меня снова вырвало, ибо теперь я обнаружил, что у Патрика отсутствуют глаза. Снизу вверх на меня глядели пустые черные глазницы с засохшими на белых щеках струями крови.

— Т-твою мать!

Я вышел из ступора и только сообразил, что уже лежу напротив Патрика, привалившись к противоположной стене, буквально вдавливаясь спиной в ее плотное каменистое основание, словно собирался подвинуть его или пробить. А Патрик сидел бездыханный, держа в руках свой игрушечный нож, которым еще час тому назад он пугал нас. Все что ниже головы — было ужасающе раскурочено, а с открытыми черными провалами вместо глаз он выглядел как гребаная кукла. Мухи кружились над ним и бесцеремонно садились на его кишки. Жирные твари не переставали жужжать и суетливо летать над мертвым телом, будто хотели что-то с ним сделать. Одна из них совершила пируэт в воздухе и села мне прямо на нос, уставившись своими большими зелеными глазами. Желудок скрутило от омерзения.

Мне потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя, встать на ноги и покинуть вонючую уборную. Мелинда к тому времени немного успокоилась, но слезы продолжали течь из ее глаз.

— Нам надо к ребятам, — сказал я пустым голосом.

— А к-к-как же он…

— Мы вернемся…

— К-к-как же…

— Нужно сообщить им.

Она кивнула. Наш диалог напоминал разговор двух маленьких детишек, которые еще не научились нормально говорить. Мы прижались друг к другу как можно теснее, словно вместе были неуязвимы и были способны противостоять неведомому злу, так внезапно материализовавшемуся для нас в образе большого и страшного дома — с его одинокими холодными коридорами, враждебными темными стенами, нависающими как монстр из чулана. Эти подземные катакомбы без сомнений таили в себе нечто безжалостное, что нельзя было представить, увидеть или явно почувствовать, чтобы найти ему объяснение. Но то что определенно подстерегало нас на каждом шагу. И кто мог гарантировать нам точно, что мы не попадем в его лапы и не станем его очередной забитой до смерти жертвой?

ГЛАВА №9

В это время в гостиной вовсю развернулась игра в «правду или действие». Колин Лири — курчавый светловолосый парень в очках — видимо предпочел «действие» «правде»; он стоял перед камином, собираясь провести страстный французский поцелуй с фарфоровой статуэткой рыбки, которую взял с каминной полки.

— Мелинда, Арти — что это вы там вдвоем делали? — пошутил Споук, но вмиг переменился, когда увидел выражения наших лиц. — Ребята, что с вами?

Смех в комнате куда-то улетучился, веселое настроение пропало. Колин замер на месте, не доведя своих губ до рыбьего лица.

— Патрик… — растерянно вымолвил я и замолк, не в силах закончить свою речь, словно понимал что тем самым узакониваю реальность, в которой творится непостижимый кошмар. Но я должен был это сделать. — Патрик мертв.

— Ты шутишь? Вы снова пытаетесь нас разыграть, — настаивал Споук. — Хочешь сделать из меня идиота?

— Нет! Он правда мертв! — закричал я и испугался собственного голоса, который в растянутой тишине сделался вдруг незнакомым; это был не мой голос. — Кто-то убил его!

— Это правда, — подтвердила Мелинда. — Патрик умер. — Она была готова разрыдаться вновь и Пенелопа поспешила заключить ее в свои утешающие объятия, предоставляя место у камина, чтобы та могла согреться.

Теперь в гостиной воцарилось траурное молчание. Только огонь тихо потрескивал и отбрасывал на пол и стены длинные таинственные тени, выглядящие как враждебные шпионы.

— Не может быть, — произнес Фуллер, — этого не может быть. — повторил он в загробной тишине. — Я разговаривал с ним буквально час назад.

— Подождите, — прервал его Ллойд, — ты сказал «убит». То есть ты хочешь сказать, что кто-то убил Патрика? Кто-то из нас убийца?

Поведение Моргана вызывало подозрения. Он молчал, сидя на коленях на полу вместе со всеми. Но что за тварь скрывалась под его личиной и имела ли она вообще хоть какие-то чувства? Предстояло это выяснить.

— Это сделал Морган, — твердо сказал я и пристально воззрился на него.

Многие издали изумленный возглас, но Морган оставался неподвижен. В его глазах блеснула тревога.

— Это не мог быть Морган, — возразил Дух, — все это время он был здесь, он не мог убить Патрика.

— У меня есть доказательство того что это сделал он! — заявил я, стараясь сохранять спокойствие и говорить увереннее; но как тут быть спокойным когда творится такая чертовщина? Как аккуратно сообщить им о том, что я видел? Кажется, знаю. Я глубоко вздохнул, собираясь с мыслями: — В подвале дома лежат трупы родителей Моргана, там же я нашел и его труп.

И снова в гостиной образовалась чертова тишина.

— Ты что несешь? — вклинился Ласкес. — Вы что не видите, этот козел просто обдолбался и теперь пытается уверить нас в реальность своих глюков.

— Это правда! — закричал я. — Можешь пойти и сам все проверить, если не веришь мне!

— Что же это, Морган демон, да? — засмеялся Лесли. — Вот теперь все по взрослому.

Но его смех нарушил чей-то протяжный больной стон, который разнесся по всей гостиной. Все замолчали, прислушиваясь к ужасающим хрипам, как если бы где-то ломались чьи-то кости. Огонь в камине тревожно забился, словно попавший в капкан кровожадных охотников олененок. Пламя как будто рвалось наружу и с кем-то неистово сражалось, опаляя стенки очага. Оно то затухало, погружая гостиную в кромешный мрак, то вспыхивало вновь, озаряя потолок и ранее нетронутые углы комнаты зловещим ярко-оранжевым светом.

— Что происходит? — в растерянности пробормотал Споук, высказывая общее недоумение. Но никто ему не ответил, сосредоточившись на том противном звуке, напоминавшем хриплые стенания умирающего старика. За ними послышались тяжелые шаги, идущие из коридора один конец которого вел к лестнице и в прихожею, а другой — в уборную.

На пороге гостиной показался низкий сутулый силуэт. При очередной вспышке пламени мы смогли разглядеть его и ужаснуться — это был Патрик! Мертвец с распоротым животом, за которым по полу влачились остатки его кровавых разорванных кишков. Рваные полоски кожи от ходьбы совсем разошлись в стороны и обнажали все внутренности и кости, позволяя нам на миг почувствовать себя студентами мединститута в минуты анатомического изучения вскрытого трупа. Мы могли видеть как в открытой ране за перегородкой из ребер копошились сотни мерзких трупных опарышей, которые, казалось, синхронно двигались в едином ритме и пожирали его внутренности живьем. Ползали по его всклокоченным, спутанным волосам и выскальзывали из его пустых, не выражавших ничего, глазниц.

— Твою мать, сука! — вырвалось у кого-то из нашей компании при виде этой живой полусгнившей плоти.

— Какого…

Губы Патрика лениво расплылись в широкой ухмылке и с нижней губы обильно засочилась пенистая слюна.

— Вот это прикол, — хрипло пробулькал он и направился к нам, вяло шевеля ногами, будто ****ый зомби.

Мы в панике сбились в кучу, позади был только камин. Дух взял в руку кочергу, крепко сжимая ее и вытягивая вперед, чтобы остановить поход мертвеца. Но тут произошло то, что наверное останется в моей памяти на всю жизнь и вряд ли что-то другое сумеет ее вытеснить.

Патрик подался вперед и с глухим хрустом просто развалился на куски... сначала отвалилась левая рука, голова, будто более не принадлежа телу, плавно соскользнула с плеч. Белая масса опарышей вывалилась из живота наружу и активно поползла прочь из гостиной, словно спасаясь от кого-то бегством. Теперь это была вонючая куча мяса, из которой, как древко, торчала нога, с задранной подошвой к потолку, игравшей роль флага. Но и это было не все.

Из этой смердящей массы вытекла густая мутная слизь бурого цвета — его кровь. Эта зловонная липкая жижа соединялась сама с собою словно живая субстанция; пузырилась и бурлила, поднималась в воздух и образовывала форму человеческого тела, сплошь сотканного из одной протухшей крови, как будто нечистый воздух творил некий дьявольский ритуал, создавая жуткое чудовище по образу и подобию напоминавшему человека — недоделанного человеческого уродца. Облекая его в мышцы и вдыхая в него жизнь. Оно стонало. От той горки из одежды и мяса осталась только груда костей.

Кровавое создание взмыло в воздух, пролетело под потолком и скрылось за темным проемом гостиной, там где еще пару с лишним минут нам довелось увидеть стайку ползучих могильных червей.