Жестокие игры. Рич Парамаунт

Глава 1.

Здравствуйте, уважаемые читатели ♥️

Мой новый роман родился на эмоциональном подъёме, история интересная и необычная.

Воробьиные души привыкли калечить

Те, кто средь звёзд сытых рос,

Но иногда появляется гордая птица

Достойная лишь алых роз!

Ваша Анна Штогрина ♥️

Глава 1.

Эвелина Звонская.

Чтоб отправить меня к состоятельному деду на Юг и устроить в самый лучший университет страны, маме пришлось заложить ранчо. Мои сестренки — двойняшки Сали и Джема — были младше меня на пять лет. Им уже исполнилось тринадцать. Ради нашего светлого будущего их пришлось перевести из платной школы на домашнее обучение.
В общем, в восемнадцать лет на меня возложили надежду все мои родственники. Я никогда не забуду волнующие слова матери на перроне:
— Эви, детка, ты обязана понравиться мистеру Герольду Штрайману. Он — самый богатый и влиятельный владелец золотых и серебряных шахт. Его состояние насчитывает миллионы долларов. Теперь, после смерти твоего отца, его сына, у нас есть шанс, что он примет нас в семью. А главное, оставит нам наследство! Обучение в университете Рич Парамаунт — самый актуальный предлог. Не подведи, Эвелина! Учись на отлично и уговори Герольда оплатить второй год университета. Нам просто негде больше взять деньги!
И вот я отправилась за сотни миль с полным рюкзаком наставлений и сводом правил хорошего поведения. Мама натаскивала меня последний год, как принцессу. Учила кушать десятком вилок, культурно благодарить, чуть в реверанс не присаживаться, даже пробовала показать, как играть на старом пианино, что жалобно молило не трогать его.
Обучению я поддавалась с трудом. Безудержный мальчишеский нрав и свободолюбие брали верх над снобизмом, который мне пытались навязать. А еще мой дерзкий язык никак не хотел держаться за зубами. При малейшей несправедливости рвался в бой. И тогда все благородные эпитеты, которым меня учила мама, улетучивались из словарного запаса. Прорывался наружу уличный жаргон бедного района.
Уже на вокзале города Ю. я поняла, что с дедом, в котором прогрессировали фашистские корни, мне будет не сладко.
Прождав несколько часов возле колеи, я устало уселась на свой чемодан. Тяжелая длинная коса раздражала. Мне очень хотелось постричься в восемнадцать. Но матушка не позволила. Сказала, что раз я борзая и дерзкая девчонка, то пусть хоть ангельская внешность компенсирует плохое впечатление от общения со мной. Выразительные бирюзовые глаза и медовые волосы ниже пояса мама считала сокровищем, за которое мне все простят.
Живот заурчал от голода так громко, что мне стало стыдно перед бомжами, что расположились на картонке рядом. Один из них, косматый бородач, оторвал краюху хлеба и протянул мне.
— Спасибо, мистер, — ответила я культурно, как мама учила.
— Чё?! — уставился на меня великодушный бродяга. Я вздохнула поглубже и пояснила:
— Говорю, спасибо за хлеб. Есть хочу — подыхаю. Мой противный дед даже не встретил меня. А самое веселое, что я не знаю, где он живет. Мама сказала, что отослала ему письмо по интернету. И он обещал меня забрать с вокзала. И вот что мне теперь делать? Без денег, черт знает где?!
— А дед кто? — откашлявшись, хрипит бездомный.
— Герольд Штрайман, — выдаю имя бессердечного родственника.
Мужик начинает сиять, как начищенный таз. Ловко, как для своих лет, подскакивает на ноги.
— Пошли, проведу тебя. Здесь недалеко. Может, бабла подкинет твоему спасителю.
Иду по городу следом за вонючим бомжом. Смешная картина и одновременно драматическая. Пропускаю мимо ушей рассказ мужика про то, куда он потратит деньжищи, которые ему дед выплатит в благодарность. Очень сомневаюсь, что ему вообще что-то дадут. Разве что палками отдубасят. Если б деду было до меня дело, он бы приехал за мной сам на вокзал.
Неожиданно нам пересекает дорогу шумная толпа мажорной молодежи. Несколько парней и девушек в одинаковой темно-синей форме. Вероятно, студенты. На миг зависаю. Любуюсь девчонками: одна краше другой. И смеются они, как соловьи. Сверкают белоснежными улыбками.
— Смотри, куда прешь, прокаженный, — грубо толкает один парень моего спасителя.
— Эй, он тебя даже не коснулся, — не удерживаюсь и вступаюсь за мужчину, который молчит и пятится назад. Будто эта богатенькая золотая молодежь сама прокаженная.
— Ты что сказала, чучело? — теперь я цель насмешек и агрессии.
 

Высокий крепкий парень в синем пиджаке смотрит на меня, как на таракана. Брезгливо и с ненавистью. Но я ведь ничего им не сделала!
— Кто тебе разрешил открыть свой грязный рот, чучело? — повторяет заводила всей компании с яростью.
— Самсон, смотри, как эта нищенка вылупилась на тебя, — подключается к травле белобрысая гиена. И уже эта девушка не кажется мне симпатичной. Она мне становится противной не меньше, чем я ей.
— Пропустите нас. Мы вас не трогали, — говорю четко. Страха пока нет, но неприятное предчувствие начинает тянуть под ложечкой.
— Ты чего такая борзая, чучело? Я тебе сказал закрыть свой рот. И открывать только по команде, — продолжает издеваться и оскорблять меня этот гад в пиджаке.
— Ты мне не отец, чтоб я слушала твои приказы. Пойдем, — я оборачиваюсь к бородатому бездомному. А он уже отступил на десяток шагов назад. В конечном итоге я наблюдаю, как мой герой сдувается от страха и бежит прочь, сверкая пятками.
Ох, черт. Если здоровый мужик так испугался толпы этих богатых беспредельщиков, то пора и мне включать мозги и перестать нарываться. Но убежать не позволяет гордость и тяжелый чемодан. Перспектива остаться без всех своих вещей на улице, без денег и крова над головой меня пугает больше, чем студенты.
— Кажется, твой дружок бросил тебя, чучело! — смеется длинный парень очень ядовито и цинично.
— У него просто возникли срочные дела. Пропустите меня, пожалуйста, и идите дальше по своим делам. Не тратьте время на меня, — говорю максимально вежливо в ситуации, когда на уме только уличный жаргон.
— Самсон, эта уродина опять говорит, когда ее не спрашивают, — подначивает блондинка.
Их дружки начинают, как шавки, поддакивать и сыпать обидными предложениями расправы надо мной. И самое невинное — дать мне пощечину. Остальные совсем омерзительные. Меня обступают в круг и начинают толкать и бить по плечам.
— Прекратите, вы ведь люди, а не звери, — уворачиваюсь и обнимаю себя руками, пытаюсь защититься.
— А что тут у нас за чемодан? — заявляет картавая брюнетка.
— Не трогайте. Это мои личные вещи, — пока я договариваю фразу, сволочи расстегивают мой чемодан.
Я кидаюсь вперед, надеясь успеть его закрыть. Но меня грубо оттягивают назад за косу. Этот ублюдок Самсон швыряет меня на пол. Я расшибаю колени до крови. Бедро саднит и тянет от удара. Стискиваю зуды до скрежета, чтоб не начать кричать на этих беспредельщиков. Понимаю, что они только и ждут, когда я начну протестовать и спорить.
— Ох, вы только посмотрите. Трусишки с Марвелом. Маечка с Анджелиной Джоли. Чучело любит Голливуд.
Насмешки сыпятся на меня, как булыжники. Я вскакиваю и вырываю свое белье из рук заносчивых стерв. Они шипят на меня, как дикие кошки. Грозятся прибить меня за дерзость. Пытаюсь сложить все вещи обратно в чемодан. Как вдруг в мою голову прилетает сильный удар. Меня оглушает, дезориентирует. Подонок отвесил мне пощечину. Перед глазами все плывет. Мажоры подступают ближе и нависают надо мной. Самсон хватает меня за волосы и выворачивает голову.
— Ты сильно наглая, чучело. Сейчас отсосешь всем по кругу, чтоб знала, когда надо открывать рот.
Не раздумывая, я плюю в его мерзкую рожу. Черные глаза ублюдка становятся для меня бездной. Он в гневе и бешенстве стирает мою слюну с лица. Зловеще шипит:
— Ты подписала себе смертный приговор, мразь!
Вжикает ширинка. Я щурюсь, понимая, что сейчас произойдет что-то ужасное. Бьюсь в сильных руках, как птица в капкане. Меня держат еще двое ублюдков, не дают подняться с колен. Девки мерзко ржут и отпускают колкие оскорбления. Я их заочно всех ненавижу. Разбалованные, пресыщенные от вседозволенности богачи!
— Чучело, открывай рот! И только попробуй пустить в ход зубы, я тебе их все повыбиваю.
Самсон шарит в ширинке. Хочет достать свой член. Я не плачу, не прошу меня помиловать. Во мне бурлит ярость. Убить бы их всех. Измотанная неравной борьбой, я пытаюсь увернуться. Мою голову удерживают в одном положении. Я стискиваю зубы до боли. Не позволю над собой надругаться.
— Самсон, это перебор. Мы возле универа. Давай оттащим эту дуру за гаражи. И там ее по очереди отдерем, — голос мальчишеский, а предложение матерого преступника.
— Нет. Здесь и сейчас.
Подонок завелся от гнева. Решил поквитаться со мной немедленно.
— Ну что, уродина, открывай рот...
Я не успеваю вдохнуть, как Самсон резко валится на меня сверху. Затем его вздергивают вверх и откидывают на метр от меня на асфальт.
В просвете между богатыми сволочами я вижу своего спасителя. Он высокий и крепкий. Выглядит старше многих парней, как взрослый мужик. Его лицо холодное, непроницаемое. Он тоже в синем костюме с эмблемой университета, но на нем форма сидит иначе. Мускулистое тело прослеживается под плотной тканью. И глаза у моего спасителя ледяные — серые с серебром, словно прозрачные. Я их с трудом различаю за очками-авиаторами с голубыми тонированными стеклами. Удивительно, как они не слетели, пока он откинул ублюдка!
— Рэйнер, ты чего?! Это чучело напросилось. Она плюнула в лицо Самсону, — начинает кокетливо ныть блондинка.
Я же смотрю на этого Рэйнера в упор, не могу отвести взгляда. Красивый до боли в глазах. Идеально правильные черты лица, совсем мужские. Тонкие надменные губы на волевом подбородке, короткостриженые светлые волосы. И сжатые кулаки, на вид очень опасные. Как оружие.
Рэйнер весь похож на холодное оружие. У него тело атлета с бугристыми мускулами. При этом он не похож на тупого качка из спортзала. Скорее на хищника из дикой природы. И его стальной взгляд давит и порабощает даже через защитные стекла очков. Удерживает меня на месте без движения крепче, чем до его появления руки ублюдков. Меня вообще больше не держат. Только глаза Рэйнера гипнотизируют. Безотчетно начинаю задерживать дыхание. Что со мной происходит, не понимаю. Только от взгляда на этого крутого незнакомца становится жарко.
— Ты кто такая? — и голос его тихий, без надрыва и истерии. Спокойный, уверенный, бархатный. Хочется зажмуриться и попросить его прочитать мне целую книгу, «Войну и мир» — не меньше.
— Эвелина, — оттряхиваю с себя оцепенение.
Эва! Соберись. Встаю на ноги и поправляю подол сарафана. Застегиваю чемодан. Но краем глаза кошусь на своего спасителя. Справившись с вещами, оборачиваюсь к нему. Самсон встал с асфальта тоже. И все смотрят на меня с такой густой ненавистью, что ее ножом резать можно. Только Рэйнер — холодно и равнодушно.
— Спасибо тебе, — обращаюсь только к нему, будто мы вдвоем. — Спасибо, я обязательно отплачу тебе чем-то хорошим.
Его губы кривятся в насмешке, а в зрачках удивление.
— Проваливай отсюда, Эвелина. А то я придумаю тебе оплату еще хуже, — говорит презрительно и отворачивается. Наш зрительный контакт теряется. Я вижу его треугольную спину и крепкие длинные ноги. Короткие волосы на затылке отливают серебром, как и глаза. Кажется, что этот парень весь выкован из стали.
— Спасибо, Рэйнер, — все равно добавляю из упрямства. Не хочу, чтоб последние его слова оставили горечь во рту.
Он замирает, оборачивается. Подходит ко мне. Надвигается всем своим мощным телом. Я чувствую себя мелкой перед ним, едва достигаю плеча. Вытягиваю спину и шею, чтоб казаться выше.
— Ты совсем дура, — говорит утвердительно. Медленно. От его голоса мурашки по коже. Нервно дергаю плечом, пытаясь их согнать. — Проваливай, я сказал. И не смей попадаться мне на глаза. Иначе тебе не поздоровится.
Хочу еще что-то сказать, но закусываю нижнюю губу. Этот непроизвольный жест привлекает взгляд мужчины. Он смотрит долго и задумчиво. Затем резко разворачивается и уходит.
Сбрасываю морок. В этом городе все чокнутые! Поскорее забираю чемодан и бегу прочь. Ведь этот загадочный Рэйнер ушел, а толпа разъяренной молодежи осталась. Защитить меня больше некому. Потому, чтоб не провоцировать, я бегу прочь.
— Ты труп, чучело, — слышу шипение Самсона в спину.
Мало ему всыпал Рэйнер. И кстати, почему он вообще за меня заступился?!