• Литнет
• Литературные блоги
• Когда часы двенадцать бьют 

Когда часы двенадцать бьют 

Новогодний снег падал медленно. Крупные хлопья отсверкивали в неверном свете луны, сыпались неторопливо, словно перья из выпотрошенной перины. Оптический прицел намертво залепило. Значит палить придется навскидку. Что у нас там? 

Сонно шепчутся сосны в темном лесу. Потрескивают от сырости провода, мигают огни на трассе, торопятся фуры, гонит в ночь черный байкер – не спеши дружок, будешь целее. Стучат колеса запоздалого поезда, в вагонах ни одного трезвого, кроме машиниста и малых детей. Грохочут пробки, вылетая из бутылок шампанского, притворно визжат девчонки, кто-то уже целуется в тамбуре, обещая… а зря, в новогоднюю ночь с желаниями лучше бы не шутить. В ПГТ тоже пьют и закусывают – жирный студень с золотыми кружками морковки, неизменный оливье и вершина провинциального шика, самодельный «наполеон». Молодежь во дворах пускает петарды и перекидывается снежками, старшее поколение переваривает ужин перед телевизорами, ожидая курантов… Тише, Машенька, не плачь, недосмотрели. Будет тебе и свисток, и белка, но в следующем году. А кто это у нас позвякивает? 

Задорные голоса бубенцов еле слышатся – снег глушит мелодию. Высоко-высоко за облаками мчатся сани, запряженные северными оленями, доверху нагруженные подарками. Правит санями важный старик в красной шубе, пощелкивает кнутом, попивает кока-колу из баночки, дурень доверчивый. А вот мы его из винта шлепнем! 

Грохнуло так, что заложило уши. Сани закувыркались в воздухе, подарки вспыхнули, перепуганные олени порскнули кто куда – ничего, добегут до канадской границы. Черный дымящийся след прочертил небо. Ещё одна зарубка на приклад, граница на замке, Санта-Клаусы не пройдут. No pasaran! И никаких происков заокеанской военщины. 

Перезарядка complete – вот привязалось словечко. Чертовски хочется курить, но кто их, вражин, знает? Вдруг в санях ковбой Мальборо в красной шапочке, как пальнет на огонь – и фиаско. А вот коньячку хлебнуть сам Мороз-Воевода не запретит. Да и откуда ему узнать-то, для солидных господ нынче старается. А нам кордоны держать… стой, паршивец! 
Новый Санта давил на жалость – обтерханная шубейка, детские саночки с жалким мешочком, черная как смоль физиономия, обрамленная белой как снег бородой. 

- No, please! I'm too young to die! 

- Не дождетесь! 

Хрусть и пополам, только дым клубами. Нас, отморозков, такими штучками не возьмешь. Небось лето красное сидел на Бродвее с кепочкой, взывал к прохожим: Monsieur, je ne mange pas six jours! Нет чтоб топором помахать в ельнике, деготь поварить, да хучь бутылки пособирать на помойках. Бездельник он бездельник и есть, и товар у него фабричный, made in Chто? Малая Арнаутская значится? Хрен редьки не товще. 

Старомодная кнопочная бандура завела «влесуродиласье…» 

- Слушаю, товарищ воевода! Да, на посту! Да, за версту! Да, всех… ну и шуточки у тебя, братуха! Не мерзнешь там? Некогда значит? Тушили елку, значит, расчищали сугробы, мирили труппу большого театра. Большого или Большого? Какая разница? Прав, как всегда. Я шестерых завалил, до полуночи, глядишь, счет округлю. Собачья работа, говоришь? Стрелять – не перестрелять? А другой страны, братуха, у нас с тобой нет. Лады, бывай. С наступающим! 

Еще один глоток коньяка, чтоб теплей стало… Смешно – Морозу и тепло вдруг. Только вот без тепла в нашей работе нельзя, отморозишь душу и станешь ледяным статуем народ на улицах потешать. Говорят, в ту войну много померзло наших. Вот за них я и выпью третью, не чокаясь с обледенелым поручнем вышки. 

- Эй мужик, подсоби по-братски! 

Тоже мне, нашел родственника. 

- Хватит шуметь, дядя. Чего надо-то? 

- Машину подтолкнуть – мотор заглох, прикурить негде. А у меня там жена. 

Баба на сносях, приспичило – срать да родить нельзя погодить. Самое время спешить, да вот тремя километрами дальше дорога заледенела, а резина ни к черту. «Жигуленок» поведет юзом, папаша будущий кувырнется в кювет, а мамашу через ветровое стекло выбросит. Вот тебе, батенька, и Новый год, а подарочек – жизнь твоя развеселая. 

- Шел бы ты, дядя, назад в поселок, и бабу свою волок. Неохота спускаться, знаешь ли, на посту я. 

- Ты че, русского не понимаешь? Жена родит. 

- Не довезешь её в ночь, даже если запустишь машину. Вертайся взад, пока не замерзли оба. 

Ишь как бранится, аж пена на бороденку брызжет. Травмат говоришь? Пробуйте! Поглядим-ка мы с Катюшенькой на тебя одним глазом. Пошел, страус! Пошел! Пошел!!! И машинка у него, у болезного, пффф и поехала прямиком в ПГТ нах хауз. До утра папой станет. И все у них будет хорошо… Стоять, чудило! 

Есть многое на свете, друг Горацио, что доводилось видеть мудрецам, но саней маскировочной окраски отродясь не встречал. И Санта попался ершистый, опытный – петлю заложил, на одном полозе прокатился. А вот кукиш тебе, соси колу! Мы тебя с дальней дистанции чпок – и в дамки. 

Громыхнул выстрел – подумают, фейерверк. Горящие сани развалились прямо в воздухе, освободив оленей. Подбитый Санта-Клаус камнем упал в сугроб – и выскочил из снега как наскипидаренный. Разбуженный медведь выбрался следом – Топтыгин был очень зол. Беги, Санта, беги! 

Нас, отморозков, по счастью так легко не убьешь. 

А тебя, пьянь гидролизная, куда понесло? Полночь без малого на дворе, а ты с топором в лес поперся? Ужели жена погнала или дочка расплакалась? Ан нет. Дед, понимаешь ли в детство впал, у папаши елочку просит, хоть самую маленькую. Врачиха дура сказала, помрет дед скоро. А он тебя, шелупонь подзаборную, вырастил, в школу водил, драться учил и работу мужицкую делать. Ну, ну… Тише, Ванечка, не плачь, вот тебе елочка-краса, зеленая да разлапистая. А в подарок… пить ты у меня бросишь на целый год, зарок возьмешь. Дальше – сам разберешься. Осторожней, ужо тебе, елку-то не поломай, падать он по сугробам намылился. Марш домой! 

«Влесуродиласье…» Здрасте-страсти! Братуха, ты нынче уху ел? Какую уху? А на рыбьем меху! Оборзел? Никак нет, товарищ Воевода, обознался! Враг не пройдет, победа будет за нами. Семерых сбил влет, граница на замке, никаких контактов с противником. Коньячок? На посту? Только за ваше здоровье! С наступающим, товарищ Воевода. 

Восьмой Санта оказался хитрее прочих – запустил сани верхом, а сам ломанулся подземным ходом через старые шахты. Но на каждого хитрого Санту найдется своя пехотная мина. Бабах – и лишь клочки по закоулочкам. 

Девятый Санта явился сражаться всерьез. Грозный, белобородый, встал у границы, стукнул о землю посохом и закрутил бешеную метель. Свирепо завыл ветер, в глубине леса отозвались волки, в ПГТ на разные голоса заблажили сигнализации. Воевать хотим, значится? Ты не пройдешь! Ой, мороз-мороз, не морозь меня! 

Ледяная стена вознеслась выше сосен, косматые белые духи схлестнулись с чужестранной морозной нечистью – ату их! В соседних деревнях дрожали стекла, собаки прятались в будки и старухи крестились на красный угол – Карачун идет! Карачун! Но будить старика не понадобилось. Поскользнувшись на речном льду, Санта с грохотом грохнулся, подарки раскатились по льду. А что за Санта без мешка с подарками? Ишь побрел восвояси детинушка, буйну голову наклоня. 

Десятого Санты не появилось. Ветер утих, небо засверкало колючими звездами, заискрились припорошенные деревья, замолчало зверье. Время пересыпало снежинки в часах, посмеиваясь тихонько над хмельной суетой. Дымили печи, скрипели калитки, топтались в хлевах сонные кони, безмятежно жевали жвачку коровы, прокричал заполошно петух. Бутылки шампанского исходили веселыми пузырьками, желания уже написали на клочках бумажонок и даже успели сжечь дотла. Басовитый, сердитый ор раздался в теплой баньке – одним человеком на свете стало больше. Девять, восемь, шесть, пять… Телефон залился соловьем. Сне-гу-роч-ка! 

Верная, искренняя подруга – сколько лет, неизменно и радостно, самой первой поздравлять с Новым годом. Что б ни случилось, какие бы кошки ни пробегали, какие бы бури не разбрасывали в разные стороны, даже если год кряду не сказали друг другу ни слова. Милая, милая… Будь же, наконец, счастлива! 

Звон курантов разнесся над тихим лесом, над веселым поселком городского типа, над гаражами и складами, придорожным кафе и заснеженной автозаправкой. Время хихикнуло и перевернуло часы. Все. Шабаш, Катюша! 

Обихоженная стальная подруга уснула в маленьком бункере – авось еще с полвека не понадобится. На свист из леса выбежал оседланный белый конь. Разъезжать полагалось в санях, и носить белоснежную шубу, отделанную серебром, но Мороз Иваныч посох клал на положенное и неположенное. И солдатский ватник его более чем устраивал. Ну, волчья сыть, травяной мешок – полетели домой? 

Можно было б метнуться на Полюс – испокон веку там отмечали шабаш отморозки всех мастей и затей. Несвятые святые, эльфы, феи, козлоногие хулиганы, своенравные джинны, суетливые обезьяны в золотых шапочках и разговорчивые полешки с носами-сучками – кого только ни бывало в Зимнем дворце. Но душа не лежит к веселью. Устал – голь перекатная, темь беспросветная, жисть гремучая, жестяная. Народ разъезжается кто куда, денег в поселке нет, дела нет. Цветы топчут, деревья рубят – что хужей, чем старая яблоня, брошенная у дороги, ветки в зеленых яблоках недозрелых в пыли валяются. Грешен был, сделал чудо, заживил узловатый ствол. И заплатил сполна. Я-то что – отморозок отморозок и есть. А вокруг стыль постылая. Читателя, советчика, врача… Доктор, небось, уже мчится сквозь снежную равнину, чтобы Мороз пьяненький лужицей на полпути не растекся. 

Белый конь фыркнул и встал как вкопанный. Грозный Санта-Клаус, облаченный в роскошную камуфляжную шубу перегородил дорогу, поигрывая тяжелым посохом. В Америке-то полночь давно пробило, времени ему, красноносому, не занимать. Ужели реванша просит? 

- Russian bear! Barbarian! Bastard! Как же ловко ты меня вышиб, Моррроз! Мир? 

- Паны дерутся, у холопов чубы трещат. Рад, что ты не в обиде, братец Клаус. Мир! 

Лапища у заокеанского брата была та ещё, Мороз Иваныч покраснел от натуги, но сдюжил. И крепко обнял Санту, похлопал по могучей спине. Следовало бы выпить с ним, да и с каждым, кто нынче покувыркался в снегу по милости Катюши, тоже. Ежли б наоборот сложилось, Санта бы тоже стрелял в новогоднюю ночь – говорят, их базуки валят без промаха. А потом бы сидел у костра с запроливным другом, чокался бы стаканами, поглядывал на разрумянившуюся Снегурочку. Бывай, братишка, с праздником! Сайонара. 

…Утро Нового года оказалось туманным и сонным - пришла нежданная оттепель. Мороз Иваныч брел по улице ПГТ, зябко кутаясь в ватник. Его ждала холостяцкая однокомнатная квартира, ржавый молоковоз, тощий пес Шарик, триста шестьдесят четыре дня монотонной работы и никто... Кто? 

- Сторож? Да, пожалуй я сторож, приятель. 

Рыжий худой пацаненок, младший сын продавщицы из булочной, смотрел на угрюмого мужика и застенчиво улыбался. 

- С новым годом тебя! 

- С новым годом, и тебе не хворать. 

- А я уже не хвораю - попросил у Деда Мороза выздороветь и выздоровел, совсем. Видишь какие у меня мускулы? И на новый год мне подарили настоящий велосипед! А тебе? Ничего? Так нечестно! Возьми пожалуйста! 

Мороз Иваныч принял помятый мандарин и ухмыльнулся в бороду. Жив, курилка, и будет жить. Когда-то он тоже сделал подарок незнакомому красноносому дядьке. И нечего тут разводить сырость – отморозки не та…