Роман

Роман

— Елизавета Павловна, вы пишете романы? Я просто не могу поверить, — вздыхал медовым голоском и гнусовато сопел Чугайнов, пока изучал электронные страницы текста на матовом толстенном столе, схватывая натасканным профессиональным взглядом отдельные куски и восторгаясь. — Прекрасно! Изумительно! Но… Но зачем вам? Это! В наше-то время. Когда письменное ремесло умирает. Когда практически все тексты пишутся машинами. У вас же есть дела поважней, скорее всего. У вас ведь столько дел!

Белокурая Елизавета Соловей в бирюзовом платье-футляре и массивном колье с крупными тёмными камнями, свежая, привлекательная, словно только что вышедшая из волны некой Бухты Совершенных Очертаний, смотрела на него чарующим взглядом. Пристальным, но в то же время любопытствующим. С другой стороны длиннющего стола переговорной комнаты. С противоположного берега. Высокое лицо её было вытянуто в правильной плоскости, в отличие от сплющенной тыквы Чугайнова. Тонкая переносица смотрелась лёгкой линией на умном ироничном лице. И этот взгляд. С прохладцей, но цепкий, постоянно сканирующий малейшую мимику собеседника. Лишь чуть вздёрнутая верхняя губка выдавала в ней повышенную чувственность, которую не скроешь маской норм приличия.

— А отчего б и не писать, дорогой мой Миша? Когда пишу — мир слушает меня и внутренний мой голос. Размышляет, — Елизавета сделал паузу и нешуточно изобразила глубокие размышления вселенной. — А после, может быть, воплощает мои мысли в жизнь. Жизнь имитирует искусство. Что может быть важнее текстов? Хочу вписать я пару строчек в мировую книгу жизни. Я словно говорю в эти минуты с заоблачными жителями иных миров. С богами. А остальное всё— пыль и суета. Дела? Я ими лично почти не занимаюсь.

— Но я думал ваш бизнес: все эти встречи, переговоры-договоры. Какой огромный у вас офис. Целая башня! — он указал рукой на окно, где открывалась перехватывающая дух панорама мегаполиса с высоты тридцать какого-то там этажа. Правда вид был и немного мрачноват — из-за обильных снегопадов и непогоды, зимней световой недостачи.

— Ох, верно ты смеёшься. Да у меня ведь сотня замов. И даже если захочу конной прогулкой насладиться на заре — уж рядом вскочит соответствующий зам., конюший.

— Но вы ведь с экранов целый день не сходите. Выступаете всё. Ваши шоу. Я же вижу краем глаза другой раз. Когда вы успеваете?

— Ой, это ж анимированная голова, говорящая любые фразы, — тепло и почти по-дружески рассмеялась Елизавета. — Правда, хороша чертовка? На самом деле, я снимаюсь не чаще раза в месяц. А иногда и реже.

— Хм, значит и тут имитация… Не отличить! Какие технологии пошли, а! Никогда бы не подумал… Но… Как мне публиковать ваш роман?

— Частями. Небольшими. Страниц по семь еженедельно. Маленькими главами. Большие — разбивая на фрагменты. Ты ведь довольно опытный и плодовитый автор. Сколько там тебя читают? Тысяч сто? Я сделаю, что будешь ты раз в тридцать популярней. Направим на тебя весь свет прожекторов рекламных. Маркетинг, PR подключим. Снимем парочку программ. Поверь мне, это не вопрос. Ведь люди верят только славе. Умы их моментально поражают быстрые успешные стартапы. Успеху все внимать готовы, как голосу пророка.

— Я совсем потерялся от вашего напора, — Чугайнов действительно вспотел, достал платок и протёр толстый пористый нос и выпирающий вперёд лоб умника, подмышки тоже стали сырыми. — Но как быть с моим участием в написании? Я как-никак писатель, лингвист, а не литературный негр. Хотя бы редактура. Хотя бы что-то. Пару вензелей от меня.

— Не требуется вовсе. Роман готов, вплоть до последней запятой. Вопрос лишь в том, чтоб не от моего имени его публиковать. Не спрашивай зачем и почему. Так надо, Миша… И… ты ведь саб? — последнее слово прозвучало с её сочных карминовых губ звонко, подобно удару маленького хлыста.

Чугайнов тут совсем застеснялся, опустил глаза. Но всё же старательно и вежливо утвердительно кивнул, точно помолился своему маленькому невидимому идолу.

— А свитч персональный или?.. Хотя… Конечно же, универсальный. Ведь ваша братия не любит постоянства. К чему вам долгие контракты, когда мир меняется ежеминутно. Ну. Не беда, Миша. Переделаем на персональный. Будешь обеспечен. А мне как раз необходим талантливый и исполнительный секретарь.

Она что-то понажимала пальчиками со своей стороны, как будто играя простенькую весёлую мелодию на пианино одной рукой, и на столе перед Чугайновым высветились цифры его предположительной годовой зарплаты. Сумма была гигантской. Чугайнов шумно сглотнул слюну.

Так сложилось, что в бизнес-элите на должность секретаря было заведено брать исключительно мужчин. Говорят, традиция сформировалась ещё в прошлом веке в верхних эшелонах партийной номенклатуры, когда красным пуританам нельзя было бросить и тени намёка на сексуальные отношения со своей секретаршей, которые в большинстве были женщинами. Таким образом, самые топовые секретари были поголовно мужчинами, даже похожими по психотипу. И вроде бы всё изменилось с тех пор, страна переиначилась до неузнаваемости, мир в целом сильно феминизировался, вот только и современные женщины-руководители брали в секретари опять же только мужчин и почти тот же типаж. Наверное, такое положение дел и называется модой. А секретарь, меж тем — очень важная должность. Тот, кто хранит секреты. У больших людей — большие секреты. И может быть мужчины хранили их лучше?

— Я даже не знаю, как вас благодарить, Елизавета Павловна, вы предлагаете мне совершенно баснословные условия. Вы просто фантастическая!.. Э-э-э… фантастический работодатель… Мои контракты со спонсорами, гораздо более скромными, по сравнению с вашим уникальным оффером, как раз скоро заканчиваются… И я как раз думал, где…

— Знаешь, Миша, знаешь. Как благодарить. Не нужно лести. Ты докажи мне верность. Смелее. Покажи pledge allegiance, покажи мне преданность свою, — Соловей как-то подозрительно откинулась назад, став в такой позе ещё прекрасней, точнее, желанней.

Чугайнов почувствовал, как его стручок быстро набухает. “Слова всегда врут. Но мой дружок — никогда. Мне действительно нужна эта работа... И эта хозяйка. Такой леди не грех и подчиняться”, — подумалось в голове поразительно ясно, без сомнений.

— Разрешите быть полезным… — промямлил он неуверенно подымаясь из-за стола.

— Давай-давай, поближе. Не теряйся. Помни: ты не работаешь, ты служишь,— она достала необходимые вещицы из сумки на столе.

Чёрный кожаный ошейник. Шёлковый голубой поводок.

Чугайнов медленно и услужливо подошёл к её креслу, опустился, лицом в колени Елизаветы. Здесь, рядом с ней вкусно и фруктово пахло парфюмом. Соловей аккуратно застегнула ошейник на его коротенькой шее. Намотала ленточку поводка на одну руку, другой направила его голову вниз. Чугайнов принялся быстро и старательно вылизывать носок чёрного сапога на высоком каблуке. Сладенький сапожок, пряничный! Поводок совсем натянулся, шею сдавило. Раскрасневшийся лицом Чугайнов почувствовал, что кислорода в голове становится всё меньше. Осознанные мысли таяли. Оставалась только солнечная радость и страсть. Он начал поскуливать.

Соловей взирала на его поползновения с полным, привычным спокойствием. Потом поднялась с кресла, перекинула длинную ногу через поводок, так что тот оказался между ног, повернулась, задрала сзади край платья, обнажив литые загорелые подкаченные бёдра. И сильно потянула привязь на себя. Чугайнов уткнулся лицом в чуть прикрытую минималистичным тонг-бельём круглейшую подтянутую попу. Драгоценную и милейшую попоньку. И стал её как мог благодарно целовать, слёзы счастья выступили у него на глазах. Елизавета же плавными, очень медленными движениями заводила тазом. Будто мечтательно пританцовывая. Помечая эту не самую привлекательную, сказать честно, но зато сообразительную умненькую голову, как свою новую собственность.

— А. Миша. Не сказала главного, — вдруг вспомнила Елизавета, совсем тепло, по-дружески улыбаясь, только не Мише, а кому-то далеко отсюда. — Роман мой называется ”Невроз”. Было две версии названия. “Масса”, но оказалось, что оно уж занято случайным выскочкой недавно. И “Невроз”. Пришлось остановиться на последнем.

Чугайнов не ответил. Только угукнул снизу в знак понимания, занятый делом.