• Литнет
• Литературные блоги
• Роман ужасов "Огнев лог" Глава 7. "Мертвецкая"

Роман ужасов "Огнев лог" Глава 7. "Мертвецкая"

Глава 7.

Мертвецкая

Сергей очнулся от холода. Размеренными тактами метронома пульсировала в затылке боль. С минуту Корсаков бессмысленно таращился в окружающую непроглядную тьму. Память и сознание медленно возвращались. Кто-то заботливый туго набил его пересохший рот перевязочной марлей.

«Профессионалы грёбанные!» - мелькнуло в больной голове Сергея.

Доктор пошевелился, бесчувственные, затёкшие руки оказались крепко связанными за спиной. Ноги, слава халтурщикам, были свободны. Стараясь не обращать внимания на болезненные толчки в черепе, Сергей напрягся, извернулся всем туловищем, и уселся на холодном, совершенно ледяном полу.

«До боли родной запах! - потянул носом Корсаков. - Вот чёрт, формалин! Уж, не в морг ли меня запихнули?»

Пленника била крупная дрожь. Зубы, подобно солдатам- барабанщикам у эшафота, выстукивали мелкую фатальную дробь. Сергей зябко передёрнул плечами, кожа под тонкой сатиновой тканью медицинского халата онемела от холода.

«Интересно, – меланхолично размышлял Корсаков. – Какие планы у санитаров-уголовничков? Сразу прибьют или, поиздевавшись над Шагане, ректально оприходуют и мою медицинскую задницу? Ну что же, в любом раскладе можно найти положительные моменты. Хотя бы согреюсь перед летальным исходом! Людям удовольствие доставлю! Послужу ягодичной мышцей на благо народа!»

Чем дольше размышлял на эти скорбные темы Сергей, тем меньше равнодушия в нём оставалось. Как человек, не обделённый фантазией, доктор в красках, звуках и запахах представлял себе предстоящие, скорее всего последние испытания.

Корсаков громко, матерно замычал и, подскакивая на пятой точке, принялся активно перемещаться по холодному полу. Он надеялся, что действительно находиться в морге, а потому сможет в этой кромешной тьме наткнуться на стену, шкаф с инструментами, секционный стол,[1] или каталку. Наконец, о счастье, его ноги уткнулись в нечто. Сергей скинул кроссовки и ступнями в носках принялся ощупывать находку.

«Так, колесо! А вот, на расстоянии в пару метров, ещё одно. Судя по всему это больничная каталка», – понял доктор.

Он завалился на бок и полез в промежуток между колёсами. Там Сергей встал на колени, нащупал спиной дно каталки, и принялся медленно выпрямляться. Железяка оказалась страшно тяжёлой, наверняка чем-то гружёной. Корсаков, превозмогая рвущую боль в спине напрягся, и чёртова тележка наконец накренилась. Что-то тяжёлое грузно ухнуло на пол. Увлекаемый силой инерции, Сергей последовал за падающей каталкой. Приземлился он удачно, на что-то сравнительно мягкое. В воздухе разлился так и не ставший привычным за годы обучения на медфаке запах анатомички, убийственная смешанная вонь формалина, спирта, сырой резины и тухлой человеческой плоти.

Теперь необходимо было найти что-то острое, режущее, чтобы освободить руки.

Сергей скатился с трупа. То, что он свалил с тележки кадавра и с полминуты возлежал на нём, изображая некрофила, Корсаков не сомневался. Доктор даже догадывался, кого именно потревожил на смертном одре. Пять дней назад скончался один из больных, старожил Огнева лога с шизоидным синдромом. Сергей сам осматривал тело и оформлял акт о смерти. Фамилия старика была Гулько. Дед Гулька, как прозвали его в лечебнице. Теперь, с обычной канителью казённого погребения, его тело не меньше недели пробудет в морге клиники.

«Чёрт возьми, – пронеслось в голове у Корсакова. – А ведь у деда имелась примета, его замечательная по безобразию улыбка».

Сергей вспомнил, насколько ему стало не по себе, когда обнажив, в отвратительной ухмылке свои жёлто-чёрные, редкие, кривые, острые осколки зубных руин дед Гулька при первой с ним встрече каким-то детским, тоненьким «буратинистым» голосом пропищал свою «фирменную» тираду:

«Дохтора наши добрые! Дохтора хорошие! Полечите, полечите нас бедных!»

Не раздумывая долго, доктор повернулся на пятой точке и принялся шарить по трупу ступнями в носках.

«Ага, вот оно личико, вот они острые зубки! Хороший дедушка!»

Корсаков подвинулся к изголовью мертвеца, пристроился к нему спиной и, изворачиваясь по-змеиному, принялся перетирать верёвки. Запястья пронзила острая боль.

«Ага, значит я попал в цель! – обрадовался Сергей – Опасно, но с другой стороны, хорошо, что есть чувствительность. Только бы не повредить сухожилия, обеззаразить и остановить кровотечение будет куда проще».

Корсаков, кажется, целую вечность елозил связанными запястьями по лицу покойника. И снова, как от удара электричеством, вспышка острой боли в сведённых за спиной руках.

«О, какое облегчение! Свободен, наконец-то свободен!»

Доктор с трудом, помогая себе жгуче-пульсирующими руками, поднялся на ноги. Колени тряслись от слабости и напряжения. Сергей пошарил на стенах, нашёл клавишу выключателя. Над головой защёлкали, загудели деловитыми шмелями длинные белесые трубки люминесцентных ламп. Помещение наполнилось голубоватым неживым светом.

Сергей пошевелил пальцами рук, сжал кулаки, сухожилия, слава богу, в порядке. Истерзанные о мёртвые зубы деда Гулька обшлага докторского халаты в чёрных и бурых пятнах, искромсанные, обильно кровоточащие запястья горят огнём. Морг, а это, разумеется, была именно прозекторская, был устроен, как множество других знакомых Корсакову покойницких. В стеклянном незапертом шкафчике он нашёл так необходимые ему сейчас антисептики и перевязочный материал.

«Вот бы ещё обезболивающее принять, цены бы этой мертвецкой не было», – вздохнул Сергей, заканчивая перевязку. – «Хотя, медик я или лох беспомощный! Какой прозектор без спирта! Куда, будь я трупорезом, пришло мне в голову спрятать заначку?»

Корсаков обвёл глазами помещение морга и решительно направился к двум, одна над другой, секциям холодильника для трупов. Он открыл нижнюю секцию, внутри оказалось бледно-синее мёртвое тело. Проверил верхний этаж, и здесь покойник.

«Вот странно! Последние смерти в клинике были с месяц назад. Почему же тела всё ещё здесь? Понятно теперь, отчего деду Гульке место в холодильнике не нашлось!»

Сергей пошарил рукой по углам нижней секции.

«Ага, вот она добыча! Полиэтиленовая, в четверть литра бутылочка чистого спирта, анальгетик и антисептик в одном флаконе. Да здравствует медицинское братство и его шаблонные интернациональные привычки!»

Морщась от боли, Сергей подобрал с пола оброненный кем-то разовый пластиковый стакан, сполоснул его под краном в старой чугунной ванне для помывки тел и на треть наполнил спиртом из найденного в холодильнике «мерзавчика».

Ну, как учили! Не пьянства ради, а Панацеи для! – почти торжественно, вслух произнёс Корсаков.

Доктор, не спеша «провентилировался», набирая и опустошая от воздуха лёгкие, задержался на половине вздоха, и залпом опрокинул в себя содержимое стакана. После этого, выждав пару секунд, он медленно, четырежды вдохнул и выдохнул через нос.

Сергей сел на край ванны и прикрыл глаза. Корсаков явственно ощущал, как медленно, но верно проясняется голова, в тело возвращаются силы. Вспомнилась давняя лекция по фармацевтике на медфаке и многозначительно-торжественный голос профессора Ерофеева:

«Главное - это правильная дозировка, коллеги! Лекарство от яда отделяют сущие миллиграммы и миллилитры».

От состояния близкого к эйфории доктора пробудил шум в коридоре, за дверью морга. Приближались мужские голоса, слышался перезвон связки ключей. Корсаков лихорадочно заметался по мертвецкой. Не осознавая толком что делает, он поднял опрокинутую каталку, взвалил на неё нетяжёлое тело своего освободителя деда Гулька, выключил свет и, взгромоздившись поверх покойника, укрылся несвежей простынёй с размытым штампом клиники Огнев лог.

***

С резким, царапающим слух и нервы скрипом отворилась дверь морга.

– Кадаврик, свет включи! Где тут грёбанный выключатель? Стрёмно мне, в темноте-то по покойницкой шариться – послышался знакомый, с одышкой голос.

«Батон!» – догадался Корсаков.

– Кому Кадаврик, а кому Алексей Михайлович! – проворчал в ответ на просьбу Батона его напарник, но свет в морге всё-таки включил.

– А где? Ох! – одышливо заблажил, с ходу ударился в панику Батон. – Убёг, как есть убёг доктор!

– Куда убёг! Здесь он где… – попытался, было возразить «Алексей Михайлович Кадаврик», но… на принявшего «дозу» чистого медицинского спирта Корсакова уже нашло вдохновение.

Сергей припомнил «буратинистые» интонации, смирно лежащего под ним деда Гулька, и чуть приподнявшись на каталке, тоненько пропищал из-под простыни:

«Дохтора наши добрые! Дохтора хорошие!»

– Ва, ва, ва!!! – раненым гиппопотамом взревел Батон и, сметая всё на своём пути, ломанулся прочь из морга.

Корсаков не медлил, спрыгнув с каталки, он перешагнул через распростёртого на кафельном полу сбитого с ног бессознательного, субтильного Кадаврика. Доктор подхватил валяющуюся здесь же связку ключей, и выскочил в коридор. Батона уже и след простыл, страх придал толстяку нечеловеческое ускорение. Сергей хотел было последовать его примеру, но передумав на полпути, вернулся и, повозившись немного с ключами, запер дверь морга. Ужасно болело всё тело, дико зудели и ныли под повязками, туго перебинтованные, истерзанные о зубы мёртвого деда Гулька запястья. Доктор остановился и принял внутрь ещё одну, добрую порцию спирта. Опьянения он почти не чувствовал, зато боль заметно утихла.

«Что с Шагане?! – вдруг сжалось сердце у Корсакова. – В заботах о собственной шкуре совсем забыл о несчастном ребёнке! С другой стороны, что-то здесь не так, – шагая по коридору, продолжал размышлять он. – Не может быть, чтобы несколько бывалых, тёртых мужиков устраивали целый заговор с целью изнасилования полумёртвой девочки? Столько возни и всё ради такого сомнительного удовольствия »

До Сергея донеслись приглушенные звуки чьих-то голосов. Он остановился в гулком полумраке кирпичного коридора. Так и есть, за правой, изборождённой глубокими трещинами стеной кто-то разговаривал. Корсаков приложил ухо к холодной шершавой кладке и напряжённо прислушался.

– Где ходят ваши идиоты? – спросил баритон с гортанным восточным акцентом. – Пора заканчивать на сегодня. Как видите, ваш эксперимент с электрошоком ничего не дал. Она продолжает молчать, словно египетская мумия.

– Я вас уверяю, – отвечал гортанному баритону другой, смутно-знакомый мужской голос. – Я уверяю вас, в следующий раз она обязательно заговорит. Я уже заказал за границей необходимые для этого самые эффективные новейшие препараты. Как только они прибудут, я немедленно сообщу вам. Сегодня мы по вашему настоянию действовали спонтанно, а я, между тем, предупреждал, что спешить, смерти подобно. Пациентка могла не выдержать и скончаться от шока. Да ещё, к несчастью, этот молодой новый доктор вмешался.

– Вы совершенно уверены, что его не следует ликвидировать? – перебил собеседника баритон.

– Конечно, я уверен! – был ответ. – Плодить трупы с сопутствующими этому проблемами большого ума не надо. Мы же медики, сделаем юноше нужную инъекцию, обольём халат спиртом, и на завтра он ничего не вспомнит. Разве что будет твёрдо убеждён, что в очередной раз надрался. Причём на дежурстве и до полного изумления.

– В таком случае, будем заканчивать, – подвёл итог разговору гортанный. – Проводите меня. Берегите нашу мумию, как собственную дочь! Как только прибудет ваше заморское снадобье, немедленно сообщите. Время не ждёт!

Голоса смолкли, раздался отдалённый скрип и стук закрываемой тяжёлой, похоже, металлической двери.

– Ну и дела! – потрясённый Корсаков уселся на корточки у стены. – Что за подземные тайны мадридского двора! Что в этом Огневом логе, чёрт его побери, происходит?

Сергей в этой мутной ситуации поступил с чисто русской последовательностью. Он, как во сне, вытащил из кармана халата пластиковый «мерзавчик» и прикончил остаток спирта.

Доктор поднялся и на неверных ногах побрёл к выходу из подвала. Чистый медицинский алкоголь всё-таки достал мозг Корсакова. Он, похоже, споткнулся о порог и, пролетев пару метров, шваркнулся своей многострадальной головой о ведущие наверх ступеньки. Перед тем, как отключиться он увидел склонившееся над ним костлявое лицо Хабара. Правый глаз «расписного» заметно дёргался.

«Нервный тик», – мысленно констатировал доктор. - Не бережёшь себя, брателло! – вслух, едва ворочая распухшим от спиртового ожога языком, посочувствовал он санитару.

[1] секционный стол (мед.) – стол для вскрытия трупов