Аптечная девушка

Аптечная девушка

Он пришел в аптеку уже в третий раз и опять на ночь глядя. Красноносый, чихающий, замотанный в шарф крупной вязки, но все равно ужасно красивый. Влажные от снега волосы словно самостоятельно уложились в стильную прическу, и Джу забыла, как дышать, пока он не смахнул налипшую на лоб челку кивком.

- Что-нибудь от насморка, пожалуйста, - сообщил простуженный голос, а Джу едва смогла сконцентрироваться, потому что в третий раз – это все равно что долгожданная доза, на которую успел подсесть организм: крышесносно, до ослабших коленок и радужных кругов на увлажнившихся ресницах.

Он точно художник, подумала она, разглядывая длинные пальцы, которые подтягивали шарф еще выше. На них виднелись пятнышки краски, словно он всего минуту назад вышел из студии и вот-вот вернется обратно. Такой должен рисовать море. Зимнее, дымчато-серое, словно шерстяные волны на его плечах.

- Девушка, с вами все в порядке?

Нет. Конечно же, нет. Джу тоже требовалось лекарство – для ясности сознания, потому что художники, да еще и маринисты – это запрещенный прием. Еще после прошлого короткого разговора через стеклянную перегородку она сходила в библиотеку и внимательно изучила парочку альбомов с работами известных родоначальников жанра – голландцев. Джу старательно зазубрила и некоторые названия их картин, чтобы при случае выразить свой интерес к живописи, но как назло не могла припомнить ни одной. «Мне тоже нравится море, пригласи меня на свидание», - вертелось в пустой голове, поднимая воздушную бурю. И ни одного имени, которое бы подтвердило – они действительно на одной волне.

- Лекарство, которое вы посоветовали мне в прошлый раз, не помогло, - за хрипом послышался упрек, но Джу никак не могла совладать с волнением и разлепить, наконец, пересохшие губы. «Пригласи меня на свидание, мне тоже нравится море» - кто-нибудь, переключите эту дурацкую песню. Она заела.

- Знаете, ингаляции минеральной водой и соль в носках тоже не дали никакого эффекта. Вы уверены, что разбираетесь в том, как лечить насморк?

Пора было хоть что-то ответить, и Джу вдохнула поглубже, собирая все какие имелись крохи смелости, но вдруг художник громко чихнул, окончательно утонув в вязаном море, и решимость снова разбросало на атомы.

- Видимо, все-таки придется сходить к врачу, - разочарованно посетовал он, когда снова вынырнул, и, сунув руки в карманы пальто, развернулся к выходу.

Он больше не придет – догадалась Джу, и эта неожиданная догадка спустила механизм, отвечающий за сумасшедшие поступки.

- Стойте! – рванула она следом, сметая по пути запечатанные коробки и стульчик, на который разрешалось присесть только после полуночи. – Я знаю!.. Море!.. Насморк!..

Не будь художник уже одной ногой на улице, она вряд ли бы позволила себе беззастенчиво повиснуть на кашемировом локте, но он почти ушел из ее нехитрой жизни навсегда, и ради единственного шанса все исправить Джу рискнула. Вдобавок еще и на ботинок наступила, чтобы наверняка.

- Что вы делаете? – Распухший нос от удивления перестал шмыгать, а Джу уже тянула шарф еще ниже, чтобы увидеть, наконец, что рот, произносивший строгие слова, был так же невыразимо прекрасен, как и все остальное.

- Я знаю самое верное лекарство, - не узнала она собственный севший голос. – Оно излечит вас раз и навсегда.

- Какое же?

Джу зажмурилась покрепче и, приподнявшись на носочках, прижалась губами к губам, таким же прохладным и соленым, как море, которое она видела только на репродукциях. Оно согрелось от ее дыхания, захлестнуло валом, запенившись у ног, и, Джу готова была поклясться – зашелестело, отступая обратно в свое песчаное лоно.

Он ушел, и колокольчик над дверью не звякал до самого утра.

Пришлось взять выходной, потому что упав в кровать после смены, к следующей Джу встать не смогла.

- Заболела, - констатировала она, продираясь сквозь першение в горле, и шумно высморкалась в бумажный платок. – Ничего особенного, просто нужно денек полежать.

И еще поплакать – от печали, у которой не было цвета. Только деньком все не ограничилось: Джу пила литрами травяной чай, парила ноги в ванночке и перевела все луковицы в доме, пытаясь прогнать сопли, а они все лились вперемешку со слезами. И использованными платками уже через сутки можно было устилать полы в соседних съемных комнатушках.

К собственному огорчению теперь Джу могла, даже не задумываясь, перебирать в памяти голландские имена, словно те были оглаженными морским прибоем голышами: Ван Дист, Мейер, Беерстратен. Они выстраивались в алфавитном порядке, потом менялись местами. Правда, толку в этой игре было меньше, чем в стыде, навеки раскрасившем уши и нос. Джу страдала, но лекарства ей не выписал бы даже самый талантливый врач.

Через пару дней в дверь постучали. А когда Джу выскребла себя из кровати, но не из одеяла, и приоткрыла щелочку, чтобы заглянуть в глазок, мир в очередной раз качнулся, словно море, пребывавшее все это время в штиле, вдруг ожило. По ту сторону маленького стеклышка виднелась знакомая фигура в кашемировом пальто. Фигура, место существования которой Джу определяла как сны, но уж никак не свое жилище.

- В аптеке сказали, что вы заболели. - Выздоровевший, голос художника оказался мягким, шелковистым, как переливающаяся на солнце водная гладь. – Ваша начальница была настолько любезна, что дала мне адрес. А я не мог не зайти, чтобы не поблагодарить вас. И извиниться, ведь это я вас заразил…

Джу чихнула, и снова перепутала слоги: Ван Мейер, Дистраттен, Беер… И это к лучшему, потому что Джин, как он представился, понятия не имел ни о маринистике, ни о живописи в целом. Он работал в офисе с восьми до шести пять раз в неделю, а пальцы испачкал в чернилах, когда пытался самостоятельно справиться с принтером. В конце концов, он оказался замечательным человеком, и Джу ни разу не пожалела о том, что подхватила насморк.

А море… К морю они съездили всего через пару недель. Чтобы отпраздновать начало чего-то большего, чем просто счастливое выздоровление.