Какая любов...

Какая любов...

Василиса задумчиво стояла в дверях и внимательным взглядом осматривала лабораторию. Так она и думала. Кто-то здесь был. Она вздохнула и решительно вошла в помещение, ни на секунду, не задерживаясь у стола, быстрым шагом прошла к огромному сейфу в дальнем углу.

Так и есть. Открывали.

Она вставила ключ в замок. Один щелчок. М-да, конспиратор, блин… Мог бы уже и выучить, что сейф запирается на три оборота.

Задумчиво закрыв сейф Василиса вернулась к столу и присела в кресло, думать, что делать дальше…

В палате за столом сидел Иван-царевич и его ближник — боярский сын Степан. Судя по остаткам трапезы и пустым штофам, сидели они не зря и не первый час.

— Ну что, Стёпа, — Иван посмотрел в окно, — на посошок?

— На посошок пили уже, — буркнул тот, держась за голову.

— На ход ноги?

— Царевич, мы уже по пятому кругу идём, — Степан с трудом сфокусировался на хозяине, — и что-то мне того, не очень.

— Точно! — просиял царевич. — Вспомнил.

Он с трудом встал, тяжело прошёлся к шкафчику возле печки и покопавшись в нём торжественно вытащил на божий свет склянку мутного стекла.

— Вот! — торжественно сообщил царевич. — Ща поправимся.

Он дотянулся до графина с водой, налил в обнаруженные возле него стаканы по глотку и выдернув пробку из склянки, капнул в каждый по капле.

— Пей, — щедро разрешил он товарищу и сам лихо опрокинул получившееся, сизо-перламутровое зелье прямо себе в рот.

Степан тяжело вздохнул, покосился на Ивана и, не решившись перечить, с опаской пригубил получившееся снадобье.

— До дна, — приказал Иван. Щёки его порозовели, глаза прояснились, а движения стали чёткими и быстрыми. — Не боись, Васька моя делала.

Ближник кивнул и выпил. Через миг он вздохнул и совершенно трезвым голосом изрёк:

— Вот же чаровница, супруга твоя, царевич.

— Не то слово, — гордо приосанился тот, — она у меня…

Распахнувшаяся дверь помешала ему закончить мысль. В палату влетел стройный юноша в богатом платье и выдохнул:

— Отец! Матушка пропала!

— Что значит пропала? — изумился царевич, забыв выругать сына за неправильное обращение.

— То и значит! — тут на глаза сыну попалась склянка, которую царевич попытался спрятать. — Ты опять рылся в её сейфе? Ну, папаня! Ну всё, и моё терпение лопнуло!..

Сын развернулся и хлопнул дверью так, что по раскрашенной фресками штукатурке пошли лёгкие трещины. Возмущённый «папаня» кинулся за наглецом, намереваясь устроить ему взбучку, но отворив дверь застыл в ужасе. На полу сидела крупная ярко-зелёная лягушка, с золотой коронкой на голове. А рядом нервно перебирал перепончатыми лапками крупный лягушонок.

— Василисушка? Сынок? — не веря глазам прошептал царевич и шлёпнулся на пол.

— Ква, — подтвердила лягушка.

— Милая, да ты что? Я же пошутил! Я же не всё зелье взял, только на поправку здоровья! Вот, забирай, больше ни в жисть не полезу!

Он размашисто перекрестился. Большой выпученный глаз лягушки медленно спрятался внутрь головы, потом также медленно «всплыл» обратно. «Это она подмигивает так, — подумалось Ивану. — Ну раз подмигивает, может и уляжется всё…». Лягушка ещё раз моргнула, теперь двумя глазами, и на мордочке её нарисовалось задумчиво-недоверчивое выражение.

— Любимая… я это… поклянусь… чем хочешь поклянусь! Ну не пугай меня пожалуйста, Христом Богом молю!..

Лягушка посмотрела на царевича, развернулась к лягушонку, и они усмехнувшись (по крайней мере так показалось Ивану), важно запрыгали к дверям. Царевич рыбкой прыгнул вслед за родственниками и, проехав на животе по скользкому полу, схватил обоих в охапку и убежал в василисину лабораторию.

Степан, убедившись, что господин ушёл, мелко перекрестился и тихонечко, чтоб никто не видел, покинул покои. «Вот ведь, царевич-то со своей любовью совсем сбрендил… — думал он, — лягушка лягушке рознь, конечно, и сын тоже лягушка… зелёная… Всё. к Ивану больше ни ногой, пусть сам до зелёных чертей упивается… а я что?.. я человек простой…»

Ворвавшись в обычно запертую лабораторию, Иван торопливо посадил жену и сына в большую стеклянную миску, а сам закружил вокруг уговаривая простить его. В качестве извинения он даже сдал им ключи и раствор одолень-травы, с помощью которых проникал сюда по любому поводу. Лягушки равнодушно прикрывали глаза не желая слушать.

Минут через пять Иван решительно повернул к себе странное тёмное зеркало, стоявшее на столе и ткнул пальцем в зелёный завиток. В глубине зеркала заклубился туман и сонный голос произнёс: «Коммутатор»

— Мне бы с Кощея, — решительно произнёс царевич.

— Соединяю, — туман рассеялся, и Иван увидел знакомую мастерскую, и своего тестя, который вновь что-то плавил в меленькой печи.

— Минуту, Васёна, — не оборачиваясь сказал он.

Иван сидел молча, ожидая, когда тот повернётся. Наконец тесть прикрыл тигель, аккуратно перенёс его на отдельный столик и подошёл к столу. Глянув в зеркальце, он вопросительно поднял брови. Иван смутился, а тесть сурово спросил:

— Что с Васькой?

Горько всхлипнув собеседник повернул зеркало к миске. Пару минут посмотрев на дремлющих лягушек Кощей коротко спросил:

— Допрыгался?

— Я же извинился! И как мне их обратно вернуть?

— Прости, зятёк, — развёл руками тесть, — коли она сама на себя шкурку накинула, то остаётся только одно, отнести на болото.

Зеркало потемнело и больше не отвечало, как Иван не старался.

Кощей повернулся к дочери с внуком и усмехнувшись поинтересовался:

— И не жалко?

— Задолбал! — коротко ответила Василиса, застёгивая халат.

— А тебе? — он повернулся к внуку.

— Мне учиться надо, а не соколиной охотой его ублажать…

— И вообще, — добавила мать, — раз он так и не понял, что передним не лягушка, а жаба, то о какой любви тут может идти речь?