Судьи Оцифрованного мира

Пролог. Умирающий мир

Он не мог уже больше терпеть этого. Просто не мог. Не мог сносить как шиноби и как гражданин одной из некогда самых могущественных скрытых деревень того, как медленно, но верно умирает его мир, окутанный тысячей мельчайших, невидимых глазу проводов, которые, словно нити ткани бытия, теперь опутывали все вокруг благодаря Великой Грибнице.

Ушел в небытие не просто мир шиноби, сдавшийся и проломившийся, как гнилой старый череп павшего в древней битве под копытом коня, несущего воина битвы нынешней. Ушел в прошлое мир, в котором сила приобреталась со старанием и стремлением, успех зависел от твоего искусства, неважно, ниндзюцу, тайдзюцу или кендзюцу. Теперь от него не осталось даже руин. Потому что их просто не было.

Внеземной клан Ооцуцуки и их прихвостни, Металлический Цех Марса, под руководством никому неведомых Бессмертных прочно обосновались в этом мире, обещавшим некогда быть таким уютным и безопасным под сенью Альянса шиноби. Но вот незадача – даже союз самых могущественных ниндзя не смог справится с новой, идеальной угрозой.

Металлическим машинам не нужны были сон, еда и питье, а также отправление других естественных надобностей. У них не было нужды также ни в обучении, ни росте и развитии. Даже воспроизводство их шло неестественным путем штамповки на Материнском заводе, находившемся где-то в глубине Марса и, по слухам, снабжаемым энергией чистой чакры, высасываемой из тел некогда похищенных великих ниндзя.

Возможно, что кореш Наруто и Хината первыми стали жертвой этой энергетической установки, которая из крошечного всплоха живой чакры могла сразу воспроизвести миллионы киловатт энергии! Следом за ними были похищены Киллер Би и Пятый Казекаге Гаара. Саске-сама каким-то чудом сумел избежать печальной участи, впрочем, как и всегда. Не сидится же ему на месте, да еще и Боруто, как назло, в последний раз увязался с ним якобы на поиски новой силы!

После побега Ады и Каваки в иное измерение Узумаки был сам не свой. Те слова, что бросил ему Каваки, проклиная Коноху… Они резанули его по самому сердцу.

- А ты, сучка, все же когда-нибудь ослепнешь! – сказал Каваки тогда Сараде, в чьё гендзюцу был безукоризненно пойман, впрочем, как и всегда. У Сарады все техники, связанные с шаринганом, получались почти безупречно, хотя и не с первого раза.

Боруто честно хотел тогда нанести ему смертельный удар. Но он хотел сделать это не для того, чтобы убить, а в надежде, что уродливая сущность, всецело завладевшая Каваки, отринет его и сгинет, наконец, в такое родное небытие. Момошики, видно, крепко запротестовал тогда, наложив подобное на себя, но лишь только неизвестно кем открывшийся прямо перед Каваки и Адой портал помешал его бывшим ученикам закончить начатое. Мицуки не участвовал во всем этом: был тяжело ранен, прикрывая Боруто. Отдать жизнь за свое солнце... как это страшно непохоже на Орочимару, носителем чьих, по его скромному мнению, уникальных генов он являлся.

И именно в тот момент Конохомару и понял, что он все-таки отпустил это. Отпустил свой страх и свои переживания за своих бывших учеников. Надо же! Он-то думал, что они точно никогда не будут бывшими, что он – не дед Сарутоби и не сможет вот так просто взять и практически забыть когда, когда…

Конохомару часто и тяжело задышал. Он пришел сюда, в глубину леса, окружающего Коноху, чтобы смыть с себя ежегодную скверну. В буквальном смысле соскрести ногтями накопившую за год грязь – очень жаль, что нельзя разверзнуть грудь кунаем, вынуть сердце и соскрести с него еще и тяжесть позора! Или вскрыть череп и вырезать часть мозга, которая вечно будет помнить тот день, когда их всех – всю Коноху – заставили разом отказаться от Воли Огня и присягнуть на верность Бессмертным, которых Ооцуцуки называли «истинными хозяевами этого мира, нуждающимися в вечной дани и прославлении».

Конохомару ступал неслышно. Во мраке ночного леса он казался призраком, ожившим из глубины начала истории шиноби. Дед бы точно не понял его. Он пожертвовал жизнью, сражаясь с напавшим на деревню Орочимару. А что они все?.. Что же они?

Медленно сняв с себя юката, которое он обычно одевал только в такие дни, Конохомару остался лишь в одной набедренной повязке. Он проведет обряд не сколько и не столько для собственного очищения, сколько в память деда. И всех дедов и прадедов, так или иначе сражавшихся за Коноху и Страну Огня до самого конца их жизни.

Потому что завтра должен был наступить день, в иное время ставший бы для него особым.

Подойдя к водопаду, превратившемуся от постоянного высасывания природной чакры в небольшой плещущийся ручеек с мутно-желтой водой от попадающей туда Жизненной жидкости Машин, по-простому именуемой бензином и в изобилии извлекаемой из недр Страны Земли, Конохомару, едва преодолев в себе брезгливость, прошел сквозь потоки мутной воды и направился туда, где к огромному удивлению природы, еще бился живой жилкой светлый чистый родник, будто бы души всех павших шиноби Конохи собрались и объединили свои силы в этой чистой воде!

Конохомару улыбнулся, протянул руку и легонько тронул пальцем бьющую вверх прямо из скалы воду. Не водопад, конечно, но, присев на корточки, можно и кое-как обмыться настоящей, чистой водой. Он нашел этот родник еще пару месяцев назад, но просто не мог даже взять воды в чайник из такой редкости и красоты. Однако завтра он должен быть полностью очищен, с соблюдением всех норм, обрядов и церемоний. Потому что завтра…

Внезапно Конохомару показалось, что он видит рядом свою собственную тень. Он вздрогнул, по привычке сжал руку, думая о том, что несмотря на строжайший запрет для шиноби использовать здесь чакру, кто-то все-таки решился его нарушить. Но кто? Кто отважился? Неужели Мицуки или Сарада?!