Верь мне, Есения

Глава 9

К моему глубокому удивлению, сначала в комнату проталкиваются два огромных и, судя по виду, весьма тяжелых чемодана, и уж вслед за ними задом наперед в дверной проем втискивается согнувшаяся в три погибели и что-то волокущая по полу девушка.

– Спасибо, Ирнест, – пыхтит она, прощаясь с кем-то невидимым мне.

Я напряженно сажусь на кровати и тихо прошу у Вселенной, чтобы соседка оказалась нормальной, а то комментарий комендантши о приличиях невольно настораживает. Вдруг мне в сожительницы досталась тоже какая-то снобка, которая терпеть не может жителей нагорья, к коим с недавнего времени отношусь и я?

– Привет, – тихо здороваюсь, стараясь не напугать вошедшую, но та все равно вздрагивает от неожиданности, резко оборачивается и, запутавшись во взметнувшейся вокруг ног пышной юбке, падает на свои баулы. Ноги, обутые в щеголеватые лакированные туфельки взметаются вверх, а голова, наоборот, оказывается внизу, еще и прикрытая кружевом кипенно-белых подъюбников, открывая взору икры, обтянутые полупрозрачными тонкими чулками.

–  Да чтоб тебя ведьма покрасила! – восклицает она, барахтаясь на своих чемоданах. – Ты кто такая?

– Соседка твоя, – вскакиваю я со своего места и кидаюсь к девушке, чтобы помочь ей подняться.

Нога соседки в последний раз яростно взбрыкивает, и из вороха кружев, скрывающих все, что выше коленей, показывается белая кругленькая ладошка. Хватаюсь за нее обеими руками и тяну на себя. Бог ты мой, что ж она тяжелая-то такая!

А пока соседка принимает вертикальное положение, а я зарабатываю грыжу, загадочный Ирнест, застывший напротив двери, оказывается, во всю любуется полуобнаженными ножками девушки. И уведомляет он нас о своей преступной деятельности легким покашливанием, лишь, когда соседка уже крепко стоит на ногах.

– Это лучшая из всех благодарностей, которую мне приходилось видеть! – восхищенно присвистывает парень.

– Ты еще тут? – вспыхивает соседка, узрев своего недавнего помощника. Ее лицо и шею заливает краска стыда. 

– Уже ухожу, – Ирнест поднимает руки ладонями вверх и, довольно насвистывая, удаляется.

– Грубый мужлан, – с обидой восклицает девушка, все еще продолжая пылать. А затем накидывается на меня с обвинениями. – Это ты во всем виновата! – яростно шипит она. – Никогда тебе не прощу! Какой позор! Теперь все общежитие будет болтать обо мне. Это же Ирнест!

– Господи, ну что такого? – искренне не понимаю я ни ее гнева, ни огорчения. – Ну, упала. И что? Знаешь, сколько раз я падала, и надо мной все смеялись.

– Даже не сомневаюсь в этом, – цедит сквозь зубы соседка, меряя меня презрительным взглядом. А затем, отвернувшись, принимается перетаскивать свои баулы вглубь комнаты и разбирать вещи, заполняя шкаф нарядами и милыми сердце вещицами.

Ну и ладно, Не больно-то и хотелось дружить. Посмотри, какая цаца! Упала и часть ноги показала парню, позор-позорище! Видела бы она, в чем у нас летом на пляжах щеголяют! А так, нога в чулке, пф!

Молча залезаю под одеяло и отворачиваюсь к стене. Завтра меня ждет первый день в академии, не проспать бы. Хорошо, что я додумалась все-таки разведать расписание первокурсников и знаю, что первая лекция общая у всего потока, как и вторая и только третья пара – семинар, для которого весь курс разбивается на отдельные группы. Меня же зачислили в группу под счастливым числом девятнадцать, объединив в ней всех «опоздунов», поступивших в академию позже других.

В кровати настолько приятно и уютно, что совсем не хочется просыпаться. Мне снится мама, ее ласковые руки, теплые нежные объятья, ее любовь. И папа тоже снится. Он подкидывает меня высоко-высоко, до самого неба, и на какую-то долю мгновения мне кажется, что я умею летать, даже руки расправляю, словно крылья и весело хохочу, поднимая голову вверх. На глазах вскипают слезы, но там, во сне я смеюсь так весело, как не смеялась ни разу за весь последний год.

Сон резко прерывается, когда мне на живот прыгает огромный пушистый кот. Он, основательно потоптавшись по моему телу и пару раз запустив в меня когти, кусает за пальцы на правой руке. Изумленно распахиваю глаза  и сажусь на постели. Откуда здесь кот? Или это часть моего сна? Настолько реалистичного, что не удивлюсь его правдивости. Может, без манипуляций психолога мои воспоминания понемногу возвращаются? Теперь-то я понимаю, что Юрий Федорович делал все, чтобы я забыла родителей и свою жизнь, а не наоборот, как он мне твердил все то время, которое за мной наблюдал.

Мельком кидаю взгляд на ярко-красный маленький будильник на тумбочке возле кровати моей соседки, и понимаю, что пары начнутся через полчаса, а мы еще в постелях, обе, между прочим. И если я уже поднялась, разбуженная котом-призраком, то моя соседка мирно почивает, сладко посапывая носом в подушку. Что же делать?

С одной стороны кто я ей такая, чтобы будить, но с другой – как-то нечестно получается. Проспать первый день и опоздать на лекцию намного неудобнее, как по мне, чем упасть перед мальчиком, показав часть ноги.

Осторожно подхожу к спящей красавице, до последнего надеясь, что она, все же проснется сама, но чуда не случается. Девушка лишь переворачивается на другой бок, что-то пробормотав во сне.

– Ей! Е-е-ей! Соседка, – зову я, легонько встряхнув ее за плечо. Вчера мы, будучи взаимно недовольные друг другом, так и не познакомились, и теперь я не знаю, как к ней обращаться. – Как там тебя, проснись!

– Ну, мамочка, ну еще немножко… – слегка всхрапнув, отмахивается от меня новообретенная доця.

– Какая я тебе мамочка, – фыркаю сквозь смех. – Я Есения. Твоя соседка…

– Какая еще Есения! – приоткрывает один глаз девушка. – Ты что здесь забыла?

– Живу я тут, – складываю руки на груди. – К слову сказать, это и моя комната.

– Твоя? – второй глаз тоже открывается и теперь смотрит на меня с не меньшим изумлением, чем первый.

– Нет… Ну, ты можешь валяться и дальше, рассуждая, чья это комната, – безразлично пожимаю плечами и отворачиваюсь к своей тумбочке, извлекая из нее зубную щетку и пасту. – Но я иду на пару. До звонка осталось двадцать пять минут, а первая лекция у нас по основам артефакторики и, говорят, лектор жуть какой злобный.