Принц Марионеток, поэма

Глава 24

Встревожилась этим решением Тави.

«За дерзость король нас двоих обезглавит,

Не помнит меня он и жизни той прежней...»

«А в сердце моем есть на это надежда!

Но только со мной не должна ты идти.

Тебя я от казни способен спасти.»
 

Всплеснула руками она: «Ты не смеешь!

И дома меня удержать не сумеешь.

Ведь я подтвердить могу – все, что ты скажешь.»

«Останешься дома!» – «Ты что, меня свяжешь?»

«Опомнись, о сыне ты думать должна,

Ты все-таки мать, а не просто жена!»
 

И Тави, глаза опустив, покраснела:

«Об этом и думать я раньше не смела –

Мы правда тебе с сыном дороги стали?

Ведь мы тебя прежним, другим совсем, знали.

Ты лишь о себе только думал всегда,

Тебя не касалась чужая беда.
 

А тут ведь судьба твоя может решиться...»

Кольнули вдруг больно слова эти принца,

И, грустно вздохнув, он шагнул к ней тихонько,

Впервые взял за руку Тави легонько

И нежно в глаза ей затем заглянул:

«Поверь, я б весь город вверх дном повернул,
 

Случилось бы если несчастье вдруг с вами...

Вы словно семья для меня уже стали.

Я думал, Сириль проклинать буду вечно,

Теперь благодарен я ей бесконечно

За то, что судьба меня с вами свела,

С тобою, мой ангел, знакомство дала.
 

Я думал, что все потерял... Оказалось,

Что счастье мое рядом с вами скрывалось,

И я не могу за добро и заботу

Вдруг злом отплатить... Пусть со мной сводит счеты

Амиль, если хочет – но я все равно

Скажу все, приняв, что судьбою дано.»
 

И дружески обнял ее на прощанье,

Но Тави сказала ему «до свиданья».

Собрался немедленно принц наш в дорогу.

Но только едва он спустился с порога,

Как яркое солнце пред ним ожило

И вмиг очертанья Сириль обрело.
 

Смущенно принц замер... «Ну, что ж вы стоите,

Колдунью в объятья схватить не спешите?» –

С усмешкою фея тут принцу сказала.

Сама между тем, словно солнце, сияла,

И как никогда, соблазняла красой,

Роскошным нарядом и пышной косой,
 

И грудь ее от ожерелья светилась,

А кожа под светом таким золотилась.

Глаза Джулиэн поднял робко на фею:

«Простите, но вас обнимать я не смею...

Я милостью буду великой считать,

К руке если вы разрешите припасть.»